Какая разница, кто сильнее, кто умнее, кто красивее, кто богаче? Ведь в конечном итоге имеет значение только то, счастливый ты человек или нет. Ошо, мистик.
Неужели для человека так важно богатство? А если душа оскудеет, наполнившись желчью и пустотой, может ли ей богатство помочь, сделав счастливым? А вот я вам историю расскажу совершенно правдивую и извилистую, как сама жизнь. Читайте, пожалуйста.
Царило благодатное, равноправное время. В одной многодетной семье с четырьмя сыновьями родилась долгожданная дочь. Её назвали Людмила, чтоб для всех милой была. И правда, чуть девочка подросла, на неё стали засматриваться на улицах, называя куколкой и милашкой. В семнадцать лет Людмилина миловидность преобразовалась в величественную красоту.
Тонкая, грациозная, как балерина. Шелковые волосы, разделённые на пробор, открывали гладкий лоб. Чёрные брови вразлёт, ни тонкие, ни слишком густые. Карие глаза, выразительные, как маслины, смотрели значительно. Их взгляду хотелось покориться навек. Слегка оттопыренная верхняя губка выдавала в Людмиле самолюбивую личность.
Пожалуй, для родного рабочего посёлка она была чересчур хороша. Закончив школу, Людмила решила, что здесь ей нечего делать, и уехала в город Ульяновск. Была задумка стать фармацевтом, но за красивые глаза не принимали. Завалив первый же экзамен, Люда села на скамью в сквере и заплакала. Мимо проезжал принц на белом коне. Шутка! В советское время всех принцев-буржуев извели.
А вот симпатичных парней-комсомольцев и передовиков разных сфер производства предостаточно было. И вот один из них, проезжая мимо на велосипеде, притормозил возле девушки. Назвавшись Геннадием, он спросил, отчего такая красавица хрустальные слёзы роняет. Людмила рассказала про неудачу на экзамене и что теперь ей негде остановиться — она ведь на поступление и общежитие рассчитывала.
Геннадий с проживанием всё устроил благодаря лжи, впоследствии превратившейся в правду. «Тётя Вера ко мне, невеста приехала. У себя поселить — неудобно, на квартире — дороговато. Помогите с комнатой в семейной общаге», — обратился Геннадий к матери друга, занимавшей серьёзную, если не сказать блатную, должность коменданта рабочего общежития.
Проявив понимание и «не заметив» четвертную, упавшую в карман, тётя Вера в один час проблему решила. Людмила устроилась приёмщицей в ателье — жизнь налаживалась! А год спустя вруны поженились, и Геннадий переехал в комнату Люды. Сюда принесли новорожденную дочку Марину. Жили дружно, общежитские неудобства их не пугали.
Маринке исполнилось шесть лет. Геннадию вручили ордер на однокомнатную квартиру. Следовало возмутиться и отказаться — для семьи из трёх человек это было несправедливо. Но он не сумел. Утешал себя и жену, что в отдельной квартире ждать расширения легче, чем в общежитии с общими кухней и душевой. Но восемь лет миновало, а семья так и жила в однокомнатной.
Бахнули девяностые, многими воспринятые как беда. Геннадий всё также ходил на завод, вставал за токарный станок, но с зарплатой непонятное происходило. Деньги не просто непривычно задерживали, их не выплачивали месяцами. При закипании терпения рабочим, как кость, кидали копейки, и снова касса наглухо закрывалась. Ликвидировали ателье, в котором Людмила работала.
Просить помощи у родителей или братьев она не могла - родной посёлок стал не рабочим, а безработным. У Геннадия была только мать и держалась она возле семьи младшей дочки. Боясь материальной ответственности, в продавцы Людмила идти не хотела. Увидела на столбе объявление: «Требуется помощница по хозяйству». Господи, неужели кто-то уже нуждается в слугах?!
Но позвонила, соврав про наличие опыта. Пригласили лично. Частное владение из советских времён, располагалось в линии первых элитных коттеджей. Где-то сзади город шумит, а окна выходят на лес. Экологичное место. «Вот вы какая!» — сказал наниматель. Людмила получила работу. Уборка по графику, Прачечная, химчистка, закупка продуктов на рынке, приготовление еды.
Обедал хозяин вне дома, а ужин предпочитал домашний. Звали его Леонид Константинович. Подтянутый мужчина старше пятидесяти, похоронив жену, жил один. Сын, женатый, вроде бы устроенный, бывал у отца, когда тот приглашал. Такого, чтоб вдруг прибежал внук — достаточно взрослый, никогда не бывало.
Дом сохранял приятный стиль советского времени и в нём Леонид Константинович как сыр в масле катался. Кухонный гарнитур из карельской берёзы, стенка из ГДР, цветной телевизор, два холодильника. Паласы, ковры. Сервизы, хрусталь. На подобное добро честные люди годами копили и покупали по спискам, а то и по блату.
«Умеют же люди жить! Не то что мы с Геной. Начинали нищими дураками, таковыми жили, и теперь всё хуже», — думала грустно Людмила.
Забыв, что все годы, себя счастливой считала, она сгорала от зависти к достатку Леонида Константиновича — прошлому и настоящему. Он себя с ней просто держал, хвалил готовку. Платил без обмана и говорил часто: «Вы что лишнее из еды — забирайте своим, Людочка. Я люблю свежеприготовленное — приучен покойной женой». А Людмиле это на руку было.
Вообще, где-то через год полегче жить стало, и даже долг по коммуналке уменьшать начали. У Геннадия с зарплатой наладилось, правда, за ростом цен не поспевала она. Дочь Маринка в выпускной класс перешла. Ей бы от учебников не отрываться, а она улыбалась мечтательно и на косметику денег у отца выпросила. Людмила сердилась. Геннадий заступался за дочь:
«Себя вспомни! Восемнадцати не было, когда прикатила в Ульяновск и незнакомому парню — мне — доверилась».
Жена отвечала странно: «Дура была. Красивая дура. Если б постаралась, могла стать женой начальника цеха, а не токаря. Потому и Марине советую: «Закончишь школу — ищи богатого мужа. А она лыбу давит. Хорошенькая глупышка».
Людмила на новых чувствах ловила себя: возвращаясь из дома Леонида Константиновича, начинала скучать по нему. Не по хозяину, а по дому. Это стало особенно остро после того, как Леонид Константинович спросил у неё: не стоит ли заказать новые шторы или мебель поставить иначе? Шторы «оставила», а диван с креслами поменяла местами и торшер посоветовала купить в виде шара.
И даже вместе в магазин съездили. На автомобиле Леонида Константиновича. Теперь протирала, убирала, будто своё. Любила ходить босиком по свежевымытым полам, мягкому паласу, пить кофе — чашка непременно из тонкого чешского сервиза. А в родной квартире всего одна комната да кухня с носовой платок. Здесь спали, ели, смотрели телевизор, Маринка учила уроки.
Одна перспектива — дочь встретит кавалера с квартирой и съедет. А пока Людмила жила с обманным ощущением, что у неё два дома - богатый и наоборот. Между ней и хозяином пошли свободные разговоры за совместным чаем или кофе. Однажды Леонид Константинович признался, что женился «с умом». Рассказывал:
«Не краснейте, Людочка, я гинеколог. Сейчас совладелец медцентра, в котором о женском здоровье заботятся, а прежде много где поработал - в роддоме, в женской консультации, в отделении гинекологии. Когда только начинал, был у меня наставник в зрелых годах. Он многому научил и в том числе, не стесняться принимать благодарность. При условии, что ты профессионал, разумеется.
Его супруга, тоже гинеколог, грешила в абортарии и к концу смены с платно-блатной палаты стольник в кармане имела. За что? Не придиралась к прописке, к анализам. Обезболивающий укол ставила - счастье в котором отказывали остальным. Врач с лёгкой рукой - ни одного осложнения. У супругов повсюду был блат и проживали они вот в этом, просторном доме у леса.
Им хотелось дочь выдать замуж. Аннушка в девушках засиделась — некрасива и не очень умна. На зубного техника учиться пристроили — не потянула. Библиотечный закончила и выдавала книги, которые сама не читала. А я думал-подумал, да женился. Достаток — та почва, на которой, если не любовь, то симпатия прорастает. Мудра пословица про стерпится - слюбится».
Циничное откровение звучало неприятно, но и любопытство щекотало. Людмила уточнила: «И как вам жилось без любви, Леонид Константинович?»
Он плечами пожал:
"Природа хитрым образом устроила мужика - оказавшись в постели с женщиной, если здоров, своё дело сделает и не без удовольствия. Сын родился. Мелькнула мысль: "Жаль, что на мамку похож," но я отогнал. Мой сын, моя кровь. Жигуля с тестем взяли по спискам. А стенку - иностранку нам по звонку привезли. И всё так - как манна небесная. За деньги, конечно, к взаимной выгоде.
И я старался, имея пример. И стимул. Какой? Жить хорошо, с комфортом! Правда, в сорок лет увлёкся одной акушерочкой. Красивая, молодая - так и манит. Разведённая, жила с матерью и бабкой, сыну три года. Тесть это дело просёк и в кабинет ко мне заявился. А я уж заведующим ЖК был, но и смотрел сложные случаи, консультировал. Потому, в кабинете за ширмой смотровое кресло имел.
Вот тесть - здоровый мужик, меня на него и загнал. У самого, что-то блеснуло в руках. Вжик - и ширинку мне распорол. Сказал, что в другой раз без "хозяйства" оставит. Развестись позволял, но уйти - "с голым задом." Включив разум и пострадав, я любовь к акушерочке, как пыль стряхнул. И годы спустя, когда тестя не стало, я даже всплакнул - мудрый был мужик.
За ним тёща ушла. Дом и всё остальное стало полноценно моим. И жены, конечно, но она ни во что не вникала. У меня мама - вдова оставалась, но в девяностом похоронил я её. И она, и батя были люди простые, но славные. А уже приватизация началась — их добро ко мне перешло. Квартиру, дачу, гараж — продал с умом и деньги в надёжный рост пустил. Грустноватая прибыль, но что поделаешь. Два года назад похоронил жену и даже жалко было - привык. Т хозяйка она была превосходная."
Леонид Константинович так ровно и аргументированно раскладывал, что неприятный осадок таял.
Исподволь, Людмила его со своим мужем сравнивала: Леонид практичный и деловой. Женился без любви, поскольку таковую не встретил. Та акушерка не в счёт — всегда лучше воспитывать своего сына, а не чужого. Ах, отчего мой Гена не такой, а рохля! Не добился нормальной квартиры, участка под дачу — а ведь другие успели урвать. Презирал и не участвовал в розыгрыше дефицита на работе. Заработать старался и сверхурочные часы брал. Наряжал нас с Маришкой, на море свозил. Меблировку, какая нам подходила, купили. Питались хорошо. Как жаль, что до уровня Леонида Константиновича нам никогда не допрыгнуть"
В начале мая - у Маринки экзамены на носу, едва Людмила вернулась домой, муж сообщил: «Нашу дочу опять стошнило».
«Что значит — опять?» — удивилась жена.
Ну да, ты же ничего не замечаешь вокруг. Иногда мне кажется, ты там хозяйка, а здесь — помощница, — съязвил Геннадий.
Людмила поморщилась: «Давай по сути. Я так понимаю, Марина опять съела что-то не то и ей плохо. Быть может, ей не подходит еда в школьной столовой?"
«Девочек в положении тоже часто тошнит. А ещё они плачут ночью в подушку. Ты бы с ней поговорила, как мать».
«Что?! Какое ещё положение?»
«Люда, я думаю, наша дочка беременна от своего парня. Я их видел — шли в обнимку, смеялись. Это сын нашей дворничихи — Паша. Он постарше и в училище учится. То есть относительно самостоятельный».
Людмила побагровела: «Самостоятельный?! Его мать поддаёт для «сугреву». Живут в служебной квартире — тоже однокомнатной. Я убью нашу гадину малолетнюю!»
Но когда заявилась Марина, скандал принял другой оборот. Дочь, подтвердив, что ждёт ребёнка от Паши и у них всё серьёзно, обвинила мать в измене отцу. Она запальчиво крикнула: "Я видела, как твой наниматель тебя целовал, когда вы садились в машину!"
Геннадий не принял объяснения жены насчёт покупки торшера и поцелуя как благодарности за помощь. Он, видите ли, давно подозревал, что достаток Леонида Константиновича затуманил Людмиле голову.
«Ты предала нашу любовь, мою верность. Но запомни: тряпками и хоромами счастливой не будешь. Нам с дочкой некуда уйти — уходи ты. А мы тут без тебя, пригласив Пашу, разберёмся», — отчеканил Геннадий.
Без вины виноватая, но, действительно, запутавшаяся, Людмила вдруг ужасно устала. Даже не от теперешней ситуации, а от той, что их всех ожидает. Понятно, что эта дурёха родит. Женится Паша или нет, но дочь и её ребёнок будут находиться здесь, в этой квартире, где некуда ступить. Балкона у них нет, и повсюду будут сушиться пелёнки. Запах убежавшей кашки, круглосуточное «уа».
Острая нехватка пространства, денег... прекрасного дома Леонида Константиновича - конкретно ей. В конце-концов она сломается и уйдёт. А хозяин дома примет - Людмила это чувствует. Так почему не теперь? Да она к нему равнодушна, но разве нельзя полюбить мужчину через его достаток? Вокруг столько подобных историй! Собрав совсем немного вещей, документы, Людмила ушла.
Дверь за ней закрылась со стоном. Впрочем, она была старой и в ней просто что-то разладилось.
... Прошло пятнадцать лет. Прозвучит дико, но после развода Людмила не видела ни Геннадия, ни дочку Марину. И никакие новости о них к ней не долетали. Она не ошиблась - Леонид Константинович желал с ней сойтись. Красивая женщина, прилично моложе, хозяйственная и не избалованная - именно такую задумывал найти, когда приглашал помощницу.
Выше этого статуса Людмила не поднялась. Леонид Константинович на ней не женился. Впрочем, содержал и работать вне дома женщине не пришлось. Живой, радостной жизни не получилось. Леонид занимался развитием мединского центра и там же принимал пациенток. Он был неплохим гинекологом и к нему всегда наблюдалась очередь.
После работы он хотел вкусного ужина, покоя и ласки помощницы, которую в жёны не брал. Иногда бывал его сын - некрасивый, хмурый. Отец и сын обедали вдвоём в кабинете Леонида Константиновича. Где-то имелся внук, но его Людмила ни разу не видела. Ужасным ударом для неё стали несколько тетрадных листков, найденных в справочнике по гинекологии - на пятый год проживания с хозяином дома.
С первых строк она поняла, что это писала Анна - первая жена Леонида Константиновича. Не то, чтоб дневник. Наверное, просто подкатило к горлу, а излить некому было - бумага спасла. Анна писала нервным почерком, явно, в разные дни:
«Ко мне подобралась та же гадость, от которой умерла моя мама. Намеренно отказавшись от борьбы, она тихо угасла. Ей было много лет, в райских кущах её ожидал дорогой муж. Они были любящей парой. А мне безумно хочется жить. Чистить картошку на обед, ходить по саду босиком, растить овощи, цветы. Видеться с сыном и внуком. Оказывается, это такое объёмное счастье!»
«Я решила лететь в Москву. Мне дали адрес клиники, ФИО и номер телефона врача. Не вылечит, но, может, продлит жизнь? Дополнительный год — уже удача!»
«ОН сказал, что мучить себя поездкой бессмысленно. И в Москве нет волшебников. Год — это мой максимум. Мной занимается лучший онколог города, и ОН у него консультировался насчёт меня. Как всегда, распоряжается моей жизнью. Не понимаю, как мои родители, любящие друг друга и меня, могли вместо настоящей любви подсунуть мне суррогат в виде НЕГО?»
«До сих пор живу памятью о последнем свидании с Валерой. У него заканчивалась ночная смена, и я, сбежав из дома, ждала его троллейбус на остановке. В салоне на поручнях трепыхались разноцветные воздушные шары — и когда он только успел? Мы ехали по ночному городу — совершенно пустому — и болтали о разных пустяках.
Иногда он останавливался, и мы целовались. А потом нас тормознула милиция — отец поднял всех на уши. Валеру увезли как преступника. Папа приказал мне от него отказаться, если не хочу для парня плохого. Я не хотела. А несколько лет спустя папа привёл к нам в дом этого бонвивана. И мы много лет терпели друг друга. Единственное оправдание моего брака — сын. Но и он был отцом не любим».
«Я передумала жить даже год. Завела календарь и теперь в нетерпении зачёркиваю дни. Сын обещал не хоронить меня рядом с родителями — я им не простила Валеру. И ЭТОГО, когда-нибудь , обещал не хоронить рядом. Я сыну верю. Мне стало спокойнее. Деньги, выгодные знакомства — барахло, бесполезное для души, если рядом нет любимого человека. У моего сына любовь и достаток. Его отец думает иначе, потому что сам никогда не любил».
Прочтя записки покойной Анны, Людмила впала в истерику. Её схватило за горло ощущение, что она повторила глупость покойной — потеряла то, что было дороже всего. Узнав причину, Леонид порвал листки, почти не читая. Сделал Людмиле укол. Засыпая, она услышала: «Она уходила в чистоте и без боли. Я редко заглядывал к ней, но всё контролировал. Моей вины нет».
А на пятнадцатый год, уже передав сыну свой бизнес, он умер в возрасте, где-то под семьдесят. Его похоронили отдельно от Анны, как она и желала. А потом открылся сюрприз - тесть с тёщей завещали свои доли дома дочери, а она - сыну. То есть, Леониду Константиновичу было не суждено распоряжаться наследством. Благородный сын позволил отцу проживать в доме до смерти.
Людмила Фёдоровна осталась ни с чем. Вот только тогда она отправилась в квартиру, которая её позабыла. Там жила какая-то девушка. Она сказала, что квартиру купила. В сделке участвовали мужчина, его дочь и зять. Кажется, они брали трёхкомнатную - в ипотеку, чтоб жить всем вместе. Ах, да ещё возле них крутилась девчушка. "Чем - то на вас похожа," - добавила девушка.
Людмила Фёдоровна не стала искать тех, кого до сих пор любила, но потеряла по глупости. Она уехала в посёлок, где родилась. На её удачу, он всё ещё существовал. Она чувствовала себя нищей, но не потому, что потеряла просторный дом.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. В канун Светлой Пасхи желаю всем беречь и лелеять главное — Любовь. Бог есть любовь, и мы есть, пока любим.