Россия и русский народ на протяжении уже очень долгого времени являлись в представлении европейцев и в принципе людей западной культуры «Другим» - незнакомой и не до конца понятной сущностью, вызывающей целый спектр эмоций: от любопытства до страха. Однако в какой-то момент мы в их восприятии перекочевали из разряда «других» - странных, но все-таки скорее вызывающих здоровый интерес людей, - в разряд «чужих» на цивилизационном уровне. Во времена кризисов, в переломные эпохи, в периоды серьезных конфликтов такое отношение лишь усиливается, и мы вновь из каждого утюга слышим давно знакомые мантры о том, что Запад– воплощение всего позитивного, а Россия – империя зла и такое отношение не меняется, как бы ни изменялась сама Россия. Для западного человека она всегда остается страной варварской, деспотичной и экспансионистской.
Однако, если до второй четверти XIX в. отношение к России было все же скорее двойственным, то все изменилось с выходом скандальной книги Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году», собравшей воедино целый репертуар негативных стереотипов и суждений о России, сохранившихся практически в неизменном виде и по сей день, и окончательно сформировавшей демонический образ нашей страны. В сегодняшней статье мы пройдемся по самым интересным моментам этой книги, рассмотрим реакцию на нее в России и в мире и попробуем понять, насколько ее влияние сильно сегодня.
Почему эта книга важна сегодня?
Начать нелегкий и не самый приятный путь изучения работы маркиза де Кюстина я предложу вам с конца, если говорить конкретнее, то мы посмотрим на судьбу книги в XX в., когда почти через сто лет с кончины императора Николая Первого и чуть больше 30 лет с момента Октябрьской революции, «Россия в 1839 году» обрела новую жизнь.
С 1947 по 1949 гг. в американском посольстве в Москве трудилась Филлис Пени Коллер. В один прекрасный день дама заглянула в букинистический магазин и ее взгляд упал на неполное русское издание книги «Россия в 1839 году» маркиза Астольфа де Кюстина. Книга была куплена и вскорости прочитана от корки до корки. Сказать, что она произвела на дипработницу ошеломляющее впечатление – ничего не сказать. Филлис Коллер была настолько захвачена прочитанным, что инициировала англоязычную публикацию этой книги в 1951 году и лично стала ее переводчицей. Книга вышла с заголовком «Journey for our Time», что можно перевести, как «Путешествие, поучительное для нашего времени». Предисловие к книге написал посол США в СССР Уолтер Беделл Смит, заявивший от лица сотрудников посольства, что письма маркиза являются важным вкладом в попытки разгадать тайны, которые окутывают Россию и русских. Более того, посол указал, что он мог бы переписать многие страницы дословно, изменив лишь пару имен и дат столетней давности на современные и направить их в качестве официальных донесений в Госдепартамент. По его словам, автор представил столь проницательные и вневременные политические наблюдения, что эту книгу с уверенностью можно назвать лучшим произведением когда-либо написанном о СССР (!). То есть, немного развивая его мысль, мы видим, что книга де Кюстина представила читателю образ «Вечной России», неизменной как во времена Ивана Грозного, так и в годы правления Николая Первого, Сталина, Брежнева, Горбачева, Ельцина и Путина.
Учитывая обстоятельства развязывавшейся в тот момент Холодной войны, «лучшая книга о СССР» ожидаемо обрела бешеную популярность на Западе. Автор «доктрины сдерживания» и исследователь творчества де Кюстина Дж. Кеннан писал, что книга на момент своего написания и выхода была «ужасающе, даже позорно недостоверной». Однако, продолжая свою мысль, он также утверждал, что «Россия в 1939 году» стала своего рода пророчеством, описывающей главным образом то, какой Россия стала сто лет спустя с момента вояжа де Кюстина в Россию. Как бы в подтверждение слов Кеннана, на обложке издания 1987 г. были помещены такие слова известного американского политика польского происхождения Збигнева Бжезинского:
«Ни один советолог еще ничего не добавил к прозрениям Кюстина о том, что касается русского характера и византийской природы русской политической системы»
А в переиздании уже 1989 года в предисловии, написанном историком Даниэлем Бурстином, и вовсе говорится, что маркиз хоть и был в России всего около 3 месяцев, но он «угадал тысячелетие позади и столетие впереди своего времени». То есть, по выражению историка Н.П. Таньшиной, книга де Кюстина стала для американской и в целом западной публики эдаким добротным набором инструментов русофобии, который ждет своего часа и снова может быть применен и использован, поскольку мифы и стереотипы восприятия меняются очень медленно. Сегодняшние события лишь в очередной раз подтверждают эти слова, поскольку, как мы увидим дальше, большинство из того, что написал маркиз о России, и сегодня кочует из издания в издание из одной статьи о «злобном экспансионизме страны рабов» в другую. На основании всего вышеперечисленного, предлагаю перейти, собственно, к рассмотрению личности маркиза де Кюстина и его самого известного детища.
Кто вы, маркиз?
Итак, увидев какое влияние книга имеет сегодня, давайте перенесемся обратно в век девятнадцатый и посмотрим кто же такой ее автор – маркиз Астольф де Кюстин. Наш герой родился в 1790 г. в Нидервиллере во Франции. Его отец и дед были гильотинированы в годы Французской революции. Мальчик рос под чутким надзором матери, писательницы и светской дамы, Дельфины де Сабран. По мнению ряда исследований, именно она зародила в сыне интерес к путешествиям, исследованию мира и литературе. Астольф де Кюстин пробовал себя в качестве писателя, однако первые его работы, романтические по духу и стилистике пьеса «Беатриче Ченчи» (1829), романы «Алоис» (1829), «Свет, каков он есть» и другие получили крайне невысокую оценку критиков и не привлекли большого внимания современников, а Г. Гейне и вовсе назвал Кюстина «полу-литератором», что впрочем не мешало последнему крутиться в литературных кругах и иметь дружеские отношения с Бальзаком, пользоваться уважением Стендаля, Бодлера и других известных французских писателей.
Личная жизнь маркиза также имеет определенный интерес для нашего небольшого исследования. В 1821 году де Кюстин женился, в браке у него родился сын, однако семейное счастье было недолгим – уже в 1823 г. умирает его жена, а вскоре и их общий сын. Горе от утраты привело к тому, что маркиз стал искать утешения в вере и, по свидетельствам современников, с того момента стал истовым католиком, что в дальнейшем было заметно и в его работах. Впрочем, искренняя религиозность не помешала де Кюстину пасть жертвой греха содомии – сохранилось множество свидетельств о его нетрадиционной сексуальной ориентации, а после скандала, произошедшего в 1824 г., когда свидание, которое маркиз назначил молодому солдату в парижском пригороде, оказалось подставой, об этом узнало все парижское общество. После этого репутация Кюстина пошатнулась, его принимали далеко не везде, а где принимали – часто подвергали издевательствам и насмешкам. Единственными, кто не отвернулся от оскандалившегося маркиза, стали беглые поляки, в огромном количестве населившие крупные города Франции после подавления Россией Польского восстания 1830-1831 гг. Там у Кюстина завязалось множество знакомств и, предположительно, именно поляки в дальнейшем сильно повлияли на формирование у маркиза образа России задолго до его злополучной поездки.
Скандальный маркиз не стал большим литератором, однако свое значительное место в европейской литературе все же занял. В первую очередь, его успех связан с изданными им путевыми заметками по итогам путешествий в Швейцарию, Англию, Шотландию и Калабрию в 1811-1822 гг. Особенную известность к Кюстину принесли его заметки о путешествии в Испанию в 1833 г. Следующей точкой назначения для Кюстина стала Российская империя. По какой причине? Думается, что на то было три аргумента:
1. Политико-философские взгляды де Кюстина – очевидно, что сын и внук гильотинированных революционерами людей, Астольф де Кюстин не будет питать особых симпатий к революции и либерализму. Так и вышло: де Кюстин был известным легитимистом, то есть сторонником восстановления «старого порядка», а именно – династии Бурбонов. Что же касается России, то в европейском консервативном обществе в то время царил т.н. «русский мираж», когда Россия представлялась с одной стороны неизведанной «страной чудес», а с другой в ней виделась панацея от революционного безумия. Наша страна представлялась чем-то вроде тихой гавани здоровых консервативных идей, что отчасти соответствовало реальности. По этой причине (во всяком случае на словах), де Кюстин и хотел воочию взглянуть на Россию и найти в ней лекарство от революционного безумия;
2. Успех де Токвиля – примерно в те же годы, что и де Кюстин, Алексис де Токвиль совершил свою поездку в Соединенные Штаты Америки, результатом которой стал трактат «Демократия в Америке», пользовавшийся большим успехом в Европе. По-видимому, Кюстин планировал повторить успех книги своего соотечественника, особенно учитывая, что тот упоминал, что будущее западного мира будет зависеть от двух стран – России и США, пусть и находящихся на разных полюсах в политическом смысле. Скорее всего, де Кюстин планировал оседлать волну популярности «Демократии в Америке» и написать свою работу подобного плана, только теперь уже о России
3. Любовь и Польша – как я уже упоминал, поляки стали теми, кто принял оскандалившегося маркиза в свое общество и сильно повлиял на его восприятие России. Однако были у Кюстина в польском обществе и люди, ставшие ему больше, чем просто друзьями. Таким человеком был Игнатий Гуровский, интимный друг де Кюстина, вовлеченный в Польское восстание. Многие исследователи считают, что одной из причин поездки маркиза в Россию была попытка похлопотать за своего друга при дворе и именно неудача в этом начинании стала причиной того желчного ядовито-язвительного тона изложения материала в книге «Россия в 1839 году».
Так или иначе, ожидания от визита известного писателя-путешественника в Россию были велики. В личном общении с маркизом императрица Александра Федоровна говорила, что ее личным пожеланием стало бы, чтобы он тут многое увидел и все хорошо осмотрел. Впрочем, видимо хорошо понимая природу воззрений европейцев на Россию, в той же беседе императрица также сказала, что: «если Вы составите себе хорошее мнение о России, Вы, наверное, выскажете его, но это будет бесполезно, Вам не поверят, ибо нас плохо знают и не хотят знать лучшего». Несмотря на это она надеялась, что маркиз составит себе о России «мнение, которое способно было бы опровергнуть суждения людей злых и неумных». Хотя, как покажет практика, прав оказажется безымянный собеседник де Кюстина, который на прощание бросил маркизу такую фразу: «могу себе представить, как вы с нами рассчитаетесь, когда вернетесь домой». Как бы понимая, какую картину России он в итоге нарисует, в своей работе де Кюстин несколько раз указывает почему же мы должны ему доверять. Во-первых, его оценке самодержавного правления нужно доверять потому, что он приехал сюда искать рецепт лекарства против бедствий, угрожающих Франции. Во-вторых, он называет себя человеком, склонным к восхищению. Следовательно он заслуживает большего доверия, когда не восхищается.
Итак, рассмотрев фигуру автора, предлагаю перейти непосредственно к содержанию его работы и начнем мы с того, как Кюстин увидел русский народ.
«Эти люди потеряны для первобытного состояния, но и непригодны для цивилизации»
Перед тем как начать разговор о том, какой образ русских нарисовал в своей работе де Кюстин, следует заметить, что все его путешествие продлилось около 3 месяцев – ничтожный по тому времени срок. Более того, маркиз не знал русского языка и не общался практически ни с кем, кроме высших кругов аристократии, многие из его собеседников были настроены открыто враждебно по отношению к политическому строю в своей стране, а к большой части населения страны испытывали снисходительность, если не презрение. Соответственно, большая часть его суждений о русском народе – это не плод его личных наблюдений (хотя это тоже присутствует), но скорее анекдотические сведения, почерпнутые из весьма необъективных источников, и уже устоявшаяся русофобская традиция описания России и русского народа в Европе.
Итак, суждения о русском народе мы можем разделить на две неравномерных части. Начнем с хорошего. В первую очередь, маркиз отмечает природную грацию и естественное чутье русских людей. Благодаря этому все, к чему русские прикасаются, приобретает поневоле живописный вид. Русские люди также чрезвычайно ловки и искусны: «Русский крестьянин не знает помех и препятствий, но не для удовлетворения своих желаний, несчастный слепец, а для выполнения полученного приказания. Вооруженный топором, он превращается в волшебника». По мнению де Кюстина русские – это «первые актеры в мире, их искусство тем выше, что они не нуждаются в театральных подмостках». Вряд ли это можно счесть на 100% комплиментом, однако на безрыбье и рак – рыба. Также, де Кюстин отмечает природную красоту русских мужчин, отдельно замечая, что русские крестьянки ему совершенно не приглянулись (возможно дело здесь в сексуальной ориентации автора). Наконец, маркиз отметил, что «те из них, кто мыслит, превращаются в своей беседе снова в своих предков греков, одаренных наследственной тонкостью и остротой ума». На этом положительные черты русских заканчиваются.
Как вы понимаете из заголовка этого раздела, русский народ в описании маркиза де Кюстина не вызывает особых теплых чувств у читателя. Чем же он Кюстину не угодил? Красной нитью через весь опус маркиза проходит мысль, что Россия – это страна, где все пьяны от рабства, вне зависимости от места в социальной иерархии. По его словам, «за границей уже и не удивляются любви русского народа к своему рабству». Русские – это нация немых автоматов, лишь ожидающих взмаха палочки чародея, под которым, по-видимому, понимался император. Русские в представлении де Кюстина легкомысленны и плоски, у них отсутствует гордость и великодушие, их доброта и кроткость – лишь плоды привычки подчиняться, у них отсутствуют большие люди и независимые характеры (напомню, что этот человек приехал в Россию спустя лишь недолгое время после смерти Пушкина, жив Гоголь, вовсю разгорается спор западников и славянофилов и т.д.), они склонны к покорности, не умеют восставать против угнетения, а лишь только стонать и вздыхать, у них отсутствуют сердце и чувства. Словом:
«Россия – это страна необузданных страстей и рабских характеров»
Главной причиной такого неутешительного состояния русского народа по де Кюстину является тот «факт», что «нравы русских, вопреки всем претензиям этого полу-варварского племени, еще очень жестоки и надолго останутся жестокими, ведь немногим больше ста лет тому назад они были настоящими татарами и под внешним лоском внешней элегантности, большинство этих выскочек цивилизации сохранило медвежью шкуру». То есть, мы можем сделать вывод о том, что маркиз разделяет бытовавшее в то время в определенных кругах мнение, что русские – это не славяне, а лишь потомки татар, «присвоившие» себе славянское имя и язык (ничего не напоминает?) В то же самое время, русские в глазах Кюстина – это «византийцы времен упадка, обученные современной стратегии пруссаками 17-го века и французами нынешнего столетия». По указанным выше причинам, Кюстин делает вывод, что русские не столько пытаются быть цивилизованными, сколько стараются казаться таковыми в глазах просвещенных европейцев. Именно притязание на то, чтобы казаться такими же, что и западные европейцы, и встречает яростное осуждение де Кюстина. По причине того, что русские «еще совершенно не культурны, это лишало бы их надежды стать таковыми, если бы они не были поглощены желанием по-обезьяньи подражать другим нациям». Поэтому «русский народ теперь ни к чему более не способен, кроме покорения мира». Предвосхищая же претензию читателя о том, что нельзя делать выводы о 60-миллионном народе по крошечной выборке увиденных им характеров и анекдотическим сведениям, полученным из разных источников, Кюстин в духе эссенциализма, присущего ориенталистам начала XIX в., указывает, что:
«Портрет одного русского характеризует всю нацию, подобно тому, как один солдат дает представление о целом батальоне»
Русские города и Сибирь
Кратко рассмотрев то, как Кюстин описал русский народ, давайте теперь перейдем к описанию городов и весей, посещенных де Кюстином. Всего за свою короткую поездку он посетил Санкт-Петербург, Москву, Нижний Новгород, Ярославль, Сергиев Посад (и Троице-Сергиеву лавру) и ряд других мест. Предлагаю кратко рассмотреть то, какое впечатление произвели некоторые из этих локаций на нашего путешественника.
Санкт-Петербург в представлении де Кюстина – это «город дворцов со своими огромными пустыми пространствами и мощеными площадями очень похож на поле, перерезанное дощатыми заборами». Население города конечно же Кюстину не понравилось: «Калмыцкая орда, расположившаяся в кибитках у подножия античных храмов, греческий город, импровизированный для татар в качестве театральной декорации, великолепной, но безвкусной, за которой скрывается самая подлинная и страшная драма – вот что бросается в глаза при первом взгляде на Петербург». Кроткий нрав и спокойствие питерцев 1830-ых гг. представляются автору «самыми страшными симптомами зла, поражающего страну при самодержавии». В своих рассуждениях Кюстин не раз сравнивал тогдашнюю столицу России с Венецией:
«Петербург менее прекрасен, но вызывает большее удивление. Оба колосса возникли благодаря страху, но в то время, как Венеция обязана своим происхождением страху в чистом виде, […] Петербург был воздвигнут под влиянием страха, одетого в ризы благочестия, ибо русское правительство смогло превратить послушание в догмат»
Особое же впечатление на Кюстина произвела Петропавловская крепость – «замогильная цитадель», где «мертвые мне казались более свободными, чем живые»
Москва в изображении маркиза – это грузная, неудачная копия Европы, при виде которой «вы поневоле спрашиваете себя: куда девалась Азия, чье видение еще недавно маячило перед глазами?» Особое впечатление в Москве на француза произвел, разумеется, Кремль. Вот что он писал о визите туда:
«Я никогда не забуду дрожи ужаса, которая охватила меня при взгляде на колыбель современной русской империи […] Это не дворец, а целый город и этот город – есть грань между Европой и Азией. При преемниках Чингисхана Азия в последний раз ринулась на Европу. Уходя, она ударила о землю пятой и отсюда возник Кремль»
Кремль, по его мнению — это жилище призраков, аналогов или прообразов которого нет нигде на свете (о том, что Московский Кремль построен по образцу Замка Сфорца в Милане, а также о том, что кремлей в России великое множество, автор либо не знал, либо умолчал). Кремль являет собой идею России, воплощенную в камне, и идея эта – война, питающаяся вечным страхом.
В Нижнем Новгороде маркиз не стал обращать особого внимания на тамошний кремль, поэтому мы так и не узнаем являет ли он в себе какую-то господствующую во всей России идею. Главной достопримечательностью города для Кюстина стала нижегородская ярмарка – крупнейшее в России ежегодное торговое мероприятие, куда стекались торговцы практически со всего Земного шара. Отмечая, что скопление народа в дни ярмарки просто невероятное, маркиз тем не менее замечает, что оно проходит без особого беспорядка. Комплимент? Отнюдь. Беспорядок в России – «вещь неизвестная. Здесь беспорядок был бы прогрессом, потому что он – сын свободы». Особое впечатление на него произвела секция, где демонстрировались и продавались продукты из металла:
«Перед вами целое царство металла, составляющего одно из главнейших богатств империи. Это богатство пугает. Сколько каторжников нужно иметь, чтобы извлечь из земли такие сокровища? Если преступников не хватает – их делают, во всяком случае, делают людей страдальцами»
Совершенно отдельное место в описании Кюстином России занимает Сибирь. Хотя нет, скорее: СИБИРЬ. Это место представляется Кюстину и другим авторам того времени, даже не географической единицей, не частью Земного шара, а скорее чем-то метафизическим, ледяным адом, в котором обречены вечно обитать души «невинно преследуемых русским царизмом» людей: «Сибирь! Она преследует меня повсюду и леденит, как птицу взгляд василиска». Замечу лишь то, что до Сибири Кюстин так и не доехал, однако это не помешало ему всем о ней рассказать. Талант!
Николай Первый и русское самодержавие
Внимательный и догадливый читатель наверняка уже понял, что ничего особенно хорошего о фигуре русского императора и политическом устройстве России человек, ехавший сюда якобы за панацеей от европейского либерализма и революции, не написал. Итак, начнем с самой фигуры русского царя. По мнению Кюстина: «царь в России может быть любимым, если он не очень щадит жизни подданных». Любовь русских к своему царю напомнила де Кюстину «любовь стада к своему пастуху, который его кормит, чтобы послать затем на убой. Эти инстинкты проявляются порой в диких, чудовищных формах. Рабское, восторженное поклонение, безмерный фимиам, становящийся наконец невтерпеж божественному идолу, весь этот культ поклонения своему монарху, прерывается страшными, кровавыми антрактами».
В 1839 году императором Российской Империи был Николай Первый. Царь оказал де Кюстину теплый прием, француз был допущен на несколько мероприятий, где присутствовала царская семья, побывал на экскурсии в доме Петра Великого, имел честь несколько раз лично общаться с самим императором и императрицей. Все это, однако, не помешало де Кюстину нарисовать поистине демонический портрет русского императора. Государь «по своему рождению скорее немец, чем русский, и потому красивые черты его лица, правильность профиля, его военная выправка более напоминают о Германии, нежели характеризуют Россию. Его немецкая натура должна была долго мешать ему стать тем, чем он является теперь – истинно русским». Как мы могли убедиться ранее, быть истинно русским по Кюстину – это быть полу-варваром в медвежьей шкуре. Кроме того, император похоже обладал какими-то суперспособностями: «Николай Первый, по-видимому, умеет подчинять души людей, а не только возвышаться по росту. От него исходит какое-то таинственное влияние. В Петергофе, как и на параде, как и на войне, как во все моменты его жизни, вы видите в нем человека, который царствует. Такое позирование своей царственностью было бы настоящей комедией, если бы от этого постоянного театрального представления, не зависело бы существование 60 миллионов людей, которые живы лишь потому, что этот человек […] милостиво разрешает им дышать». Все же, император Николай по Кюстину – это человек с характером и волей…
«…иначе он не мог бы стать тюремщиком одной трети Земного шара, но ему совершенно чуждо великодушие»
Очевидным образом, по мнению де Кюстина, фигура вроде Николая Первого никак не могла возникнуть в обществе со сколь-нибудь удобоваримым политическим устройством. И правда, русская форма правления в представлении маркиза сочетает в себе все недостатки демократии и деспотизма, не имея ни одного из достоинств того и другого режима. Впрочем, он не стремится и выгораживать русский народ в этой ситуации. Кюстин пишет, что «здесь налицо обоюдное влияние (народа на царя и царя на народ – прим. Автора). Нигде, кроме России не мог бы возникнуть подобный строй. Да и русский народ не стал бы таким, какой он есть, живи он при ином государственном строе». Все это порождает особую атмосферу в стране, где:
«можно двигаться, можно дышать не иначе, как с царского разрешения и приказания. Оттого здесь все так мрачно, подавлено и мертвое молчание убивает всякую жизнь. Кажется, что тень смерти нависла над всей этой частью земного шара»
Выводы де Кюстина
Какие же выводы из своего по выражению Дж. Кеннана «ужасающе, даже позорно недостоверного» повествования сделал Астольф де Кюстин?
1. Россия – страна непонятная, отсталая и дикая. По его мнению, эта страна – не более чем сообщество завоевателей, сила которого не в мышлении, а в умении сражаться, то есть в хитрости и жестокости;
2. Не приобщившись к подлинной, то есть западной цивилизации, русские аккумулировали в себе самые отвратительные качества других народов. Кюстин считал, что у русских не было средневековья, рыцарства, уважения к своему слову. Добавив к этому отсутствие католицизма, он получил людей, которые и «доныне остаются византийскими греками» - в то время на западе это считалось почти что оскорблением;
3. Русский человек не способен к созиданию чего-то нового и самобытного. Здесь комментарии излишни, идем дальше.
4. Русских нельзя назвать нацией, это просто сборище рабов под скипетром деспотичной власти и покровом тотальной лжи, лицемерия и армейской муштры. При этом, подданные, они же рабы, поклоняются самодержцу как языческому тотему. По Кюстину власть в России априори не может быть иной, кроме как деспотичной и лживой;
5. Россия – это апофеоз смерти: «матерям здесь следовало бы оплакивать рождение детей более, чем их смерть»;
6. Если внутри страны – тотальная смерть, то за пределами – стремление к постоянной экспансии: «Россия видит в Европе свою добычу, которая рано или поздно ей достанется вследствие наших раздоров»;
7. Способность лишь к имитации русских и погубит: «будущность […] от них самих не зависит; у них нет своих идей и судьба этого народа подражателей будет решаться там, где у народов есть свои идеи».
Завершает свой опус маркиз де Кюстин в духе гуманистов XVI в. назиданием:
«Когда ваши дети вздумают роптать на Францию, прошу вас – воспользуйтесь моим рецептом и скажите им: поезжайте в Россию, это путешествие полезно для любого европейца […] Всегда полезно знать, что существует государство, в котором немыслимо счастье, ибо по самой своей природе человек не может быть счастлив без свободы.»
Подводя некоторый итог рассмотрению работы де Кюстина, мы можем сделать вывод, что ничего нового он о России не открыл. Он всего-навсего предложил читателю полный набор негативных стереотипов о России, формировавшихся с начала XVI в. Несмотря на это, работу де Кюстина вполне обоснованно называют «истинным шедевром русофобской мысли».
Реакция на книгу в России и Европе
Первое издание книги «Россия в 1839 году» вышло в начале 1843 году, 4 года спустя с момента возвращения маркиза обратно на родину. Работа тут же разошлась. Второе издание появилось в ноябре того же года и снова весь тираж в 3000 экземпляров был раскуплен. Книга была переведена на несколько европейских языков, выпускались краткие брошюры. Всего за первые 3 года с момента выхода книги было продано несколько сотен тысяч экземпляров. Во время Крымской войны вышло еще два издания работы. До смерти Астольфа де Кюстина в 1857 году было выпущено еще несколько изданий «России в 1839 году», каждое из которых дополнялось новыми фактами и деталями.
Несмотря на успех книги, в момент выхода реакция на нее была скорее неоднозначной. На родине автора, во Франции, политическая метаморфоза, превратившая уверенного легитимиста, католика и монархиста де Кюстина в сторонника конституционно-демократического строя, вызвала множество подозрений. По выражению историка Н.П. Таньшиной, французы оказались не готовы принять аристократа, известного в качестве романиста и драматурга, трэвел-блоггера своего времени, в качестве серьезного политического мыслителя и наблюдателя.
В Англии книга поначалу вызвала неподдельный интерес публики, к тому моменту уже очень сильно анти-русски заряженной, однако ажиотаж быстро спал. По мнению Дж. Кеннана, прагматичный английский читатель искал в подобных работах только факты и наблюдения, а политико-философские прозрения Кюстина его совершенно не интересовали. В Соединенных Штатах интерес к книге также быстро угас. Возможно, причиной тому стал тот факт, что примерно до последней четверти XIX в. американская общественность была настроена по отношению к России скорее положительно и подобные пасквили не привлекали к себе особенного внимания общественности.
Особый интерес книга получила в Германии, в которой к тому моменту, несмотря на все заслуги России в деле освобождении немецких государств от владычества Наполеона, в обществе царила оголтелая русофобия. Уже в 1843 г. немцы были возмущены вмешательством России в дела своих государств, а кроме того, у маркиза в Германии было достаточно много друзей, которые и помогли в продвижении его книги на немецком рынке. В целом, мы можем с уверенностью сказать, что книга все же пришлась европейскому читателю по вкусу и стала очередным шагом в подготовке общественного мнения к Крымской войне.
В России книга сильно разгневала двор, а главным недовольным работой оказался сам император Николай Первый, которому так крепко досталось от маркиза де Кюстина. Император лично ознакомился с работой и в личных разговорах не раз и не два говорил, что это он главный виновник того, что эта книга появилась, ведь это он впустил маркиза в страну и оказал ему столь теплый прием. Многие придворные говорили, что в книге конечно «много правды», однако осуждали столь неделикатный и оскорбительный тон публикации. Министр финансов граф Е.Ф. Канкрин писал:
«Я никогда еще не видел подобного нагромождения ложных сведений, подобной мешанины правды, полуправды и лжи […] … трудно понять, откуда у маркиза такая дикая ненависть к России»
Разумеется, книга была сразу же запрещена цензурой, что немедленно сделало ее самой читаемой книгой в русском обществе. В прессе на книгу был наложен обет молчания и лишь только философ Алексей Степанович Хомяков выступил против нее с публичным протестом на русском языке. Тем не менее, книга обсуждалась в письмах и личном общении многих видных русских поэтов и писателей.
За границей книга де Кюстина стала причиной начала т.н. «Журнальных войн» между Россией и европейскими странами. В ходе работы по антикюстиновской пропаганде было написано порядка 10 русских опровержений книги маркиза. В этом отметился уже упоминавшийся нами Алексей Хомяков, Ксаверий Лабенский (к слову, поляк по происхождению), агент Третьего отделения Яков Толстой, князь Петр Вяземский, поэт и дипломат Федор Тютчев и другие. Наибольший интерес, на мой взгляд, представляют собой ответы Тютчева, Вяземского и Лабенского. В анонимном письме Г. Кольбу, редактору немецкой «Всеобщей газеты» Тютчев писал:
«Книга господина де Кюстина является еще одним свидетельством умственного бесстыдства и духовного разложения — характерной черты нашей эпохи, особенно во Франции, — когда увлекаются обсуждением самых важных и высших вопросов, основываясь в большей степени на нервном раздражении, чем на доводах разума, позволяют себе судить о целом Мире менее серьезно, нежели прежде относились к разбору водевиля»
В записке от 12 апреля 1848 г. Тютчев писал, что Кюстин изучал Россию «сквозь шоры ненависти, удвоенной невежеством»
Дипломат и писатель Ксаверий Лабенский также высказывал похожие суждения о работе Кюстина. В своей книге «Ответ русского на книгу маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году» он отмечал:
«Зеленая и едкая желчь струится, помимо его собственной воли, с каждой страницы этой книги и окрашивает там каждый предмет в цвет ипохондрии»
Пожалуй, самым ярким опровержением кюстиновской книги могла бы стать статья князя Петра Андреевича Вяземского «Еще несколько слов о работе г-на Кюстина «Россия в 1839 году» по поводу статьи в «Le Journal des Debats» от 4 января 1844 года». В ней он с хирургической точностью препарирует как саму работу маркиза, так и истоки его воззрений на Россию. По словам князя, в своих выводах де Кюстин не заходит дальше описанного им трактирщика из Любека, утверждавшего, что Россия – плохая страна: «Это суждение, с религиозным рвением воспринятое Кюстином, переносится с кухни трактирщика в работу путешественника». Успех книги Вяземский связывает с тем, что маркиз просто-напросто воссоздал распространенный на Западе образ России и смог угодить царившим в тот момент в Европе настроениям. Более того, Петр Андреевич указывает, что, в сущности, ничего нового де Кюстин о России не узнал. Он лишь «открыл», что в России есть абсолютный монарх, крепостное право и царедворцы. Для того, чтобы написать об этом, вовсе и не нужно было ехать в Россию. Более того, Вяземский доказывает, что свой главный вывод о том, что «в России все от мала до велика пьяны от рабства» Кюстин сделал заранее и мог вернуться во Францию, как только ступил на русскую землю. К сожалению, Вяземский отказался от публикации своей статьи, справедливо решив, что французы ему все равно не поверят, так как они:
«разделяют веру своего прихода и убеждения своей газеты»
Можно с уверенностью сказать, что выводы Петра Андреевича Вяземского применимы не только к работе де Кюстина, но и в целом ко всей западной русофобской пропаганде что века девятнадцатого, что дня сегодняшнего.
Подписывайтесь на канал "Россия в контексте" и следите за нами в Телеграме - там еще больше интересных материалов.