Несмотря на невзгоды, среди всех возможных мук этого мира, Моя Дорогая, я была бы и буду готова посвятить Вам оду ударов своего сердца и струнами представить свои бедные вены. Каждая капля крови, упавшая во время игры, будет отдаваться ударом конга по залу. Залу, в котором только я и вся моя жизнь, мои смысл и утешение. Любовь к тебе. Любовь тебя.
Плавно проводя по имитированым струнам, я пригласил тебя играть. Мои ноги содрогнулись, стараясь вытянуть мое тело до твоих, теплом изливающихся, конечностей. Но твои глаза, сияющие серебром всех на белом свете звезд, посмотрят на меня, как на дурочку. Я виновато улыбнусь. Улыбнусь и снова предложу, подходя с другой стороны. Мои руки беспощадно ударили сильнее, стараясь вызвать более четкий, способный тронуть душу звук. Предплечья, полные розовые струн, набухнут и пустят меня по швам. Я продолжала смотреть на слишком сильно, слишком больно натянутые струны моих пустых, обесчестенных рук.
Что-то, что напоминало мне ранее краснейшую розу, издало измученный вздох. Это оказались твои губы. Словно две дольки смертоносного плода. Резко потупив взгляд, я просто не могла на тебя смотреть. Не может быть это правдой. Мое тело проскрипело, проронило стон и кости бедер моих треснули. Я ожидала наказания, смирилась с идущей ко мне в шею гибелью. Но стоило мне зажмуриться, лишь бы не осквернять тебя своим взглядом, как твои, словно перья колибри, подушечки пальцев, коснулись корешка одного из торчащих сосудов. И была готова я терпеть до последнего, пока мои груди наполнялись воздухом, отравляющим меня еще с первого твоего вдоха. Бледная рука подняла мне запястье, терпеливо и, что ни на есть, внимательно складывала мои мышцы в руку. Я была готова противиться, открыла рот, чтобы остановить тебе грязные прикосновения. Но вес пары прядей волос у моего плеча впрягли меня в землю. Нельзя было мне даже потрепать твое тело дыханием или силой сокращения моих век.
Мне было больно ощущать внутри себя твои пальцы, теперь измалеванные кровью. Сосуды нехотя впивались в сердце моего никчемного тела. "Я был бы рад сыграть другую мелодию, если ты хочешь," – я отчаянно приподняла уголки своих губ, с ожиданием всматриваясь в острые концы черных ресниц.
Ты с щелчком вправила последнюю струну в орган моих слов. Меня наполнило тяжелой тряской и я, сама того не заметив, ухватилась за твое плечо, держась за тебя как за край скалы из моих снов. Мне стоило убрать бардак самой, я же знала. Но нежнейший звук твоих связок просил меня прекратить, запрещал не надеяться и приказал наконец открыть глаза спрятанные у моих лопаток. Я томно, словно нехотя (на самом же деле с большим удовольствием), кивнула и завершила разговор небрежным узлом на начале своего запястья.
Наблюдая за, наверное самой жалкой на свете, картиной, меня подняли на ноги, удерживая в хоть каком-то равновесии, ветви твоих без конца приятных рук. Медленно и с опаской, я протянула свои ладони к спине, покрытой тончайшим бархатом шрамов. До самых нервных концов меня окатило леденящим теплом. Трепетали внутри меня различные жидкости и сплетались в беспорядок щели меж моих ребер. Чувствуя наконец вырывание пробоины ушных перепонок, я оглохла. Не слышала ни капли былой музыки, не слышала ничего, кроме сердцебиения, отдающегося в моем сознании пустым эхо.
Я хотела убрать от твоей хрупчайшей оболочки руки, прогнать это недоразумение. И снова почувствовать то, что ты у меня отняла.
Снова стать музыкантом,
а не любовником.
Снова стать усладой слуха,
а не человеком.
Мои пальцы перебирали кудри твоих, как материя космоса, черных волос. Не боялись их вырвать, но и не хотели.
И я задрожал,
До костей протрезвел,
Пока из-под шали
На розу смотрел.
Тепло дыхания на моей макушке расплавляла мой мозг, проливала на мое лицо нескончаемое количество соли.
Пока мои, онемевшие страхом руки,
Капли крови вносили назад,
Я видел красивые губы,
Твои, как холод, стальные глаза.
..."Сдаюсь, прошу не надо," – мои зубы, будто песком, проскрипели. Открыв новые воды, я пожалела, что могла и мысль пропустить об их исследовании.