Когда они встретились, в глазах О'Мэлли появился блеск.
- Я нашел это! - сказал он себе под нос, протягивая крошечный пузырек со зловещей красной этикеткой.
- Что нашел? - спросил Джонс, как будто не знал. Оба были студентами-медиками, оба отличались умозрительным и авантюрным складом ума; ирландец, однако, всегда был лидером в озорстве.
- Вещество! - был ответ. - Рецепт, который дал мне индус. Ты ночью свободен, не так ли? И я тоже. Попробуем. А?
Они посмотрели на маленькую бутылочку с кричащей этикеткой - ЯД. Джонс взял ее в руки, пощупал, вытащил пробку, понюхал.
- Фу! - воскликнул он, - ужасный запах. Не думаю, что смогу это проглотить!
- Ты не глотай, - нетерпеливо ответил О'Мэлли. – Вдыхай через нос - всего лишь каплю. Так вещество попадает в горло.
- Ирландское глотание, да? - неловко рассмеялся Джонс. - По-моему, это нечестно.
Он играл с бутылкой, пока другой не выхватил ее.
- Осторожно, парень! Послушай, там столько, что хватит, чтобы убить министра, кабинет министров или лошадь. Это настоящая штука, говорю тебе. Я сказал ему, что это для психологического эксперимента. Ты помнишь наш разговор той ночью...
- О, я хорошо помню. Но, по-моему, оно того не стоит. От этого нам будет только хуже. - Он сказал это почти со злостью. - Кроме того, в жизни и так хватает галлюцинаций, не нужно вызывать их у других...
О'Мэлли быстро поднял взгляд.
- Ничего подобного, - огрызнулся он. - Ты отказываешься. Ты поклялся, что попробуешь это со мной, если я получу это. Эффект...
- И что же это за эффект?
Ирландец пристально посмотрел на него. Он ответил очень тихо. Очевидно, он говорил то, во что действительно верил. В его голосе и манере поведения чувствовалась серьезность, почти торжественность.
- Открывает внутреннее зрение, - мрачно прошептал он. - Делает тебя чувствительным к мыслям и побуждениям. - Он сделал небольшую паузу, пристально глядя в глаза собеседника. - Например, - добавил он медленно, серьезно, - если кто-то о тебе думает, я это замечу. Понимаешь? Я увижу, как поток мыслей проникает в тебя и влияет на тебя, заставляя делать то-то и то-то. В воздухе полно свободных и блуждающих мыслей других умов. Я увижу, что эти мысли витают в твоем уме, как мухи, пытающиеся осесть. Понимаешь? Причина внезапной смены настроения у человека - вдохновение, мысль-помощник, искушение...!
- Вот черт!
- Ты боишься?
- Нет. Но это ядовитая доктрина - такие эксперименты стоят того, даже если... если...
Но О'Мэлли знал своего друга. Они вместе приняли положенную дозу, смеясь, ехидничая, надеясь. Затем они отправились ужинать.
- Мы должны есть очень мало, - объяснил ирландец. - Желудок должен быть сравнительно пустым. И совсем ничего не пить.
- Какая скука! - сказал Джонс, который всегда был голоден и обычно хотел пить. Между приемом дозы и ужином прошел положенный час. Они не почувствовали ничего, кроме того, что Джонс назвал "зверски неприятным внутренним жаром".
Напротив них за столиком в одиночестве сидел невысокий мужчина, одетый, по их меркам, слишком дорого и увешанный бриллиантовыми кольцами. На его лице была любопытная смесь утонченности и порочности, как у человека, чувствительного от природы, которого сбили с пути обстоятельства, снисходительность или какой-то особый соблазн. Он не замечал их несколько пристального внимания, потому что, в свою очередь, сам внимательно наблюдал за кем-то другим. Он ел и пил, но затягивал свой ужин. Этим "кем-то", за кем он наблюдал, была деревенская пара, приехавшая, вероятно, на праздник по случаю присутствия в городе иностранного потентата. Они были в недоумении от большого Лондона. Они несли ручные сумки. Время от времени старик поглаживал свой нагрудный карман. Он нервно оглядывался по сторонам. Окольцованный был добр к ним, одалживал им свою газету, передавал соль, давал им обрывки благосклонных, добрых и сочувственных разговоров. Он был очень нежен с ними.
- Чувствуешь что-нибудь? - спросил О'Мэлли в десятый раз, заметив любопытное, мимолетное выражение на лице своего спутника. - Я и сам ничего не чувствую! Кажется, этот химик надул меня, дал мне разбавленный препарат или что-то в этом роде...
Он остановился, поймав на себе взгляд собеседника. Они ужинали очень скупо, к отвращению официанта, который хотел занять их столик для более выгодных клиентов.
- Да, я что-то чувствую, - тихо ответил он. - Или, скорее, я что-то вижу. Это странно, но я действительно...
- Что? Выкладывай! Расскажи мне!
- Нечто вроде волнистой линии из золота, - спокойно ответил Джонс, - золотой и сияющей. А иногда она белая. Она порхает вокруг головы того парня - вон того, - он указал на человека с кольцами. - Почти как если бы она пыталась проникнуть в него...
- Вот черт! - сказал О'Мэлли, который до последнего не верил в успех собственных экспериментов. – Ты клянешься?
Лицо собеседника убедило его, и по его ирландскому позвоночнику пробежала дрожь.
- Тише, - сказал Джонс более низким тоном, - не кричи. Я и так вижу. Это похоже на маленький волнистый поток света. Он проходит по его голове и глазам. Боже, как это прекрасно - сейчас это похоже на цветок, на парящий цветок, а теперь - на полоску тонкого мягкого золота. Она его поймала! Клянусь Джорджем, я говорю тебе, она его...!
- Поймала? - повторил ирландец, искренне пораженный.
- Проникла в него, я хотел сказать. Она исчезла - исчезла прямо у него в голове. Смотрите!
О'Мэлли пристально вгляделся, но ничего не увидел.
- Мальчик мой! - воскликнул он, - это была настоящая штука. Она работает. Смотри. Мне кажется, ты увидел мысль - чужую мысль, блуждающую мысль. Она проникла в его разум. Она может повлиять на его действия, движения, решения. Боже правый! Вещество все-таки не было разбавлено. Ты увидел мыслеформу!
Он был невероятно возбужден. Джонс, однако, был слишком поглощен увиденным, чтобы почувствовать волнение. Независимо от того, был ли это наркотик или нет, он знал, что видит реальную вещь.
- Интересно, хороший он или плохой! - прошептал ирландец. – Интересно, какой у него ум! Кто он?
Он задавался многими вопросами. Он болтал без умолку, как умирающий граммофон. Но его собеседник просто сидел и смотрел в восторженном молчании.
- Что вы здесь делаете? - тихо произнес голос из-за стола позади них. Повернувшись, О'Мэлли узнал детектива в штатском, которого он случайно узнал по недавнему делу об отравлении.
- Ничего особенного, просто ужинаем, - ответил он. - А вы?
Детектив не скрывал своей цели.
- Слежу за толпой ради их собственной безопасности, - сказал он, - вот и все. В Лондоне сейчас полно добычи - все из деревни, с чемоданами в руках, с деньгами в нагрудных карманах, и добродушные люди, готовые помочь им, а заодно и себе.
Он рассмеялся, кивнув в сторону человека с кольцами.
- Все мошенники на работе, - многозначительно добавил он. - Вот один наш старый друг. Он меня не знает, но я знаю его достаточно хорошо. Обычно он прикидывается священнослужителем, а сегодня он охотится за той пожилой парой за соседним столиком, или меня зовут не Джо Лири! Не пяльтесь, а то он заметит.
Он повернул голову в другую сторону.
О'Мэлли, однако, был слишком увлечен надеждой на собственный экстрасенсорный опыт и наблюдением за "предполагаемыми феноменами" своего компаньона, чтобы испытывать большой интерес к охоте простого детектива за карманниками. Он снова повернулся к своему другу.
- Ну что там? - спросил он, стоя спиной к детективу, - видишь что-нибудь еще?
- Это просто замечательно, - тихо прошептал Джонс. – Полоска снова вышла. Я вижу, как золотая нить, вся сияющая и живая, проникает в разум и сердце человека, потом выходит наружу, потом снова входит. Он становится другим - клянусь, это так. Клянусь Джорджем, это похоже на благословенный химический эксперимент. Я не могу объяснить, как я это вижу, но он становится каким-то ярким внутри - золотым, как нить.
Джонс был взволнован, возбужден, тронут. Невозможно было усомниться в его искренности. Он описывал то, что действительно видел. О'Мэлли слушал с завистью и негодованием.
- К черту все это! - воскликнул он. - Я ничего не вижу. Я не принял достаточно! - И он достал из кармана маленький пузырек.
- Смотрите! Он изменился! - воскликнул Джонс, прервав движение так внезапно, что О'Мэлли выронил флакон, и он разбился вдребезги о железный край стойки для зонтов. - Его мысли изменились. Он собирается уходить. Золото распространилось по всему телу...!
- Боже мой! - добавил О'Мэлли, да так громко, что люди уставились на него, - она помогла ему, сделала его лучшим человеком, отвратила от зла. Это та благословенная блуждающая мысль! Следуй за ней, следуй за ней! Быстрее!
И в общей суматохе, вызванной оплатой счетов, уборкой битого стекла и прочим, "жулик" выскользнул в толпу и затерялся, детектив пробормотал что-то насчет "интересно, что заставило его оставить такой хороший след!", а ирландец заполнял паузы торопливыми, нервными фразами: - Следи за золотой линией! Мы проследим за ней! Мы проследим ее до самого источника. Не обращай внимания на чаевые! Быстрее, быстрее! Не упусти его!
Но Джонс уже вышел, влекомый силой своей очевидной убежденности. Они вышли на улицу. Не обращая внимания на сияние огней и мельтешение теней, шум транспорта и суету толпы, они следовали за тем, что Джонс назвал "волнистой золотой линией".
- Не теряй его! Ради всего святого, не теряй его! - кричал О'Мэлли, с трудом уворачиваясь от исчезающей фигуры. - Это настоящая сила мысли из другого разума. Следуй за ним! Мы отследим ее источник - какого-нибудь благородного мыслителя, какую-нибудь милостивую женщину, какой-нибудь возвышенный, золотой источник, во всяком случае!
Теперь он был полностью захвачен великолепием успеха эксперимента. Мысль, способная заставить преступника изменить свое решение, должна исходить из сияющего колодца редких и чистейших помыслов. Он вспомнил слова индуса: "Ты увидишь мысли в цвете - плохие, яркие и полосатые, хорошие, сладкие и сияющие, как линия золотого света, и если ты проследишь за ними, то сможешь проследить за мыслью, которая их послала".
- Это происходит так быстро! - отозвался Джонс, - я едва успеваю за ним. Линия в воздухе, прямо над головами толпы. Она оставляет за собой след, как метеор. Давай, давай!
- Возьми такси, - крикнул ирландец. - Он от нас сбежит!
Они смеялись и, задыхаясь, пробирались мимо людского потока, пересекая улицу.
- Заткнись! - ответил Джонс. - Не болтай так много. Я теряю дар речи, когда ты говоришь. Это у меня в голове. Я действительно это вижу, но твоя болтовня затуманивает все. Идем, идем!
И вот, наконец, они пришли в район убогих улочек, где движение было меньше, тени глубже, огни тусклее, улиц, которые не посещают приезжие императоры. Ни продавцы спичек, ни торговцы шнурками, ни "страшные тени, предлагающие игрушки", не преграждали им путь по краю тротуара, потому что здесь некому было покупать.
- Золото сменилось белым, - задыхаясь, прошептал Джонс. Теперь он сияет, черт возьми, он сияет, как кусочек ускользающего восхода. И к нему присоединились другие. Разве ты их не видишь? Они как сеть. Это лучи, лучи славы. О - Боже! - теперь я вижу, откуда они исходят! Это вон тот дом. Смотри, парень, смотри! Они струятся, как река света, из того высокого окна, из того маленького чердачного окошка, - он указал на мрачный дом, чернеющий на фоне неба. - Они выходят большим потоком, а потом расходятся во все стороны. Это просто чудесно!
О'Мэлли задыхался и пыхтел. Он ничего не сказал. Джонс, флегматичный, грузный Джонс, получил настоящее видение, в то время как тот, кто всегда представлял себе "видения", не получил ничего. Он последовал примеру. Джонс понял, что инстинкт вел его туда, куда вел. Он не стал вмешиваться.
И инстинкт привел его к двери. Они остановились, впервые замешкавшись.
- Лучше не входить, знаешь ли, - сказал О'Мэлли, нарушив только что принятое решение. Джонс посмотрел на него с легким недоумением.
- Я потерял его, - прошептал он, - потерял ниточку...
Такси с грохотом остановилось прямо перед ними, из него вышел человек, подошел к двери и встал рядом с ними. Это был мошенник.
Секунду или две трое мужчин смотрели друг на друга. Очевидно, что новоприбывший их не узнал. - Извините, джентльмены, - сказал он, проходя мимо и нажимая на звонок. Они увидели его кольца. Такси с грохотом умчалось по маленькой темной улочке, которая знала больше угольных тележек, чем моторов. - Вы заходите? - спросил мужчина, когда дверь открылась и он шагнул внутрь. О'Мэлли, обычно столь быстро соображающий, не нашел, что сказать, но у Джонса уже был готов вопрос. Ирландец так и не понял, как он задал его и получил ответ, не обидевшись. Инстинкт каким-то образом подсказывал ему и слова, и тон, и жесты. Он спросил, кто живет наверху, в передней мансардной комнате, и мужчина, тихо закрыв за ними дверь, ответил: "Мой отец".
Что же касается остального, то все, что они узнали в результате кропотливых расспросов, проведенных Джонсом, - это то, что старика, прикованного к постели уже дюжину лет, никто не видел, а единственными его посетителями были случайные гости из района и тому подобные люди. Но все они сходились во мнении, что он хорош собой. "Говорят, он лежит и молится день и ночь - честное слово, молится за весь мир". Это сказал им бакалейщик на углу.
Еще больше уникальной литературы в Телеграм интернет-магазине @MyBodhi_bot (комиксы, романы, детективы, фантастика, ужасы.)