Путешествие в древний город Ошель
Путешествие в древний город Ошель (Старое Алейкино)
Немного информации для размышления, как было принято в бункере у Адольфа Шикельгрубера. И не о древностях города Ошеля, как многие, возможно, подумали…а об уважаемом в городе человеке. Настоящий, между прочим, полковник. В отставке и давно на пенсии. Истинный.. коммунист, прослужил до пенсии в должности политрука. Занялся пчёлами и вскоре стал председателем пчеловодов всей Ульяновской области.
Не помню точно, где и когда мы познакомились с Петуховым Виктором Ивановичем, но до него областное общество возглавляли не менее уважаемые люди, и у всех почему-то были птичьи фамилии. Гусев, Лебедев, А Петухов и поныне на этом поприще с успехом трудится, организовывая медовые ярмарки, курсы пчеловодов и практику для учеников летом.
А 10 назад создал ещё и Центр развития пчеловодства в Ульяновске. Удивительная работоспособность для того, кому за 70…
Звонил мне раз в год и без лишних предисловий, по-военному отдавал приказы:
- Так, первое - и дальше просто перечислял, что ему было нужно.
Вот и в то жаркое лето, в начале июля, ему очень нужна была молодая роевая матка, которую ему обещал пчеловод из Алейкино.
- Заодно расспросите его о секретах.
На этот раз я путешествовала не одна, а с моей давней приятельницей, которой надоело хандрить в четырёх стенах. Для «библиотекарши», как она любила представляться случайным людям, это путешествие стало настоящим испытанием из-за некоторых особенностей её характера.
— «Не забудь шляпу захватить» — напомнила я по телефону вечно рассеянной Марие Ромашкиной, которая не так давно изобрела свой собственный способ «ухода от действительности» и лишних проблем. По словам психотерапевтов (кем она, собственно, и является по образованию), сейчас люди ищут любые способы для того, чтобы хоть на время забыть жестокую реальность. И я подозреваю, что больше всего эту реальность страшатся сами психотерапевты.
Так вот, как я уже упомянула, начитанная и образованная, очень тонко разбирающаяся в людях, интеллигентная Мария Петровна Ромашкина, тем не менее, боится всего на свете. И больше всего она страшится людей. А способ ухода от этого гнетущего состояния она придумала очень простой. При никудышном зрении она вдруг сняла очки. По её словам, так она видит мир размытым, как на полотнах импрессионистов. Таким он ей больше нравится. Видимо, потому, что таким образом ей легче переносить «тяготы общения».
В Алейкино она захотела поехать ещё потому, что где-то вычитала, что на месте этого села когда-то стоял древний город Ошель, а также в надежде, что здесь она сможет купить баночку мёда, экологически чистого и обладающего антидепрессивным действием.
Я проверила информацию о древних городах в Ундоровском районе и действительно, в кратком курсе лекций для студентов УлГУ упоминалось о курганных могильниках Тюрко-язычных племен скотоводов, которые с VII в. начали расселяться на Средней Волге. Несколько отдельных захоронений этого времени было открыто на территории Ульяновской области. В X в. волжские болгары переходят к оседлости. В это время появляются первые города, в том числе и такие, как Булгары в Татарстане и город Ошель в окрестностях Старого Алейкина. Эти города становятся многонациональными центрами производства, торговли и культуры Волжской Болгарии, в которых проживали булгары, славяне, угры и печенеги.
Уже само название Ундоровского района, к которму относится и Алейкино, говорит об истории этого места. Ундоры, если перевести с татарского – это 10 трав. Ун – десять, доры – травы. Об этом мне, кстати, поведал Юсуф, сосед Розы Муллиной, о которой я писала в первом путешествии в село Артюшкино.
— Чтобы попасть в Алейкино, нужно сначала доехать до Комаровского женского монастыря — коротко сообщил нам бывший военный Петухов.Куда дальше идти или ехать, ему некогда было объяснять. Вечно его донимали: то по телефону, то приезжавшие лично в офис любители пчёл и мёда.
Добравшись до Комаровки, мы решили спросить дорогу на Алейкино у местных. В палисаднике неподалёку молодожёны мирно собирали вишню, в ответ на наш вопрос лениво махнули рукой куда-то вправо, на посадку и велели идти прямо, никуда не сворачивая, до оврага, а там уж и Алейкино будет видно.
И мы тронулись в путь вдоль посадки, которая казалась нескончаемой. Нещадно палило солнце, редкие машины исчезали в прогал где-то далеко позади нас. Наконец она кончилась, но вместо оврага перед нами предстали бескрайние поля, причём во все стороны. По инерции мы продолжили путь, но вскоре Ромашкина забеспокоилась и достала очки. Нацепив их на нос, она внимательно стала оглядывать окрестности. После чего твёрдо заявила, что мы заблудились и что лучше всего, пока не поздно, вернуться к исходной точке. С неохотой я повернула обратно. Ведь пройдено было уже километров пять….
На окраине Комаровки стояло странное жилище, похожее на коровник, с маленьким и единственным окошечком в центре стены, обмазанной глиной. Может, коровник и был, но кто жил сейчас, было непонятно, потому что за покосившимся забором лаяла собачонка, а калитка закрывалась на крючок.
Я слегка подёргала её и вскоре передо мной предстала низкорослая женщина с приплюснутым носом и раскосыми глазами. Во всём её облике перемешались, видно, многочисленные народности, жившие когда-то в древней Булгарии, начиная от угров, печенегов и самих булгар.
Она нетвёрдо стояла на ногах, слегка пошатываясь и поэтому сразу же присела на низенькую лавочку у завалинки. Дорогу на Алейкино она знала. Молча сложив ладонь правой руки лодочкой, она стала наглядно ею показывать извилистый путь, который нам с Машей предстояло преодолеть.
— А нельзя — ли словами ещё объяснить? — умоляюще попросила я, извиняясь ещё раз за беспокойство. Вместо ответа она зачем-то спросила:
— А Вы одна?
— Вообще-то нет, с подругой.
— А где она?
— Недалеко тут, сейчас придёт.
Ромашкина, конечно же, испугалась и спряталась где-то в кустах.
Удовлетворив любопытство, монголка попыталась было объяснить дорогу на словах, но рукой у неё получалось понятнее. Ясно было одно: идти надо в сторону, противоположную той, что нам указывали раньше. Нужно было выйти на какую-то «лысую гору», (опять же вдоль посадки, только уже другой, извивающейся в точности по лекалу, изображённому в воздухе ладонью аборигенки), «а там уж и Алейкино будет видно». Эта последняя фраза нас насторожила….
— В крайнем случае, — обнадёжила нас хозяйка коровника, — спросите там у пастухов с коровами.
Когда мы, наконец, вскарабкались на ту самую лысую гору, то от увиденного сначала просто онемели. Перед нами предстала потрясающей красоты панорама. В необъятной по ширине, умопомрачительной по глубине низине ярким ковром расстилались заливные луга, холмы и поля, уходящие в бесконечность… Где-то далеко-далеко вдали, на горизонте, они сливались с небесами. Божественная красота! Наверное, художник Аркадий Пластов увидел нечто подобное, если ему пришли на ум такие слова, как: «Плащаница вселенной», «Бархат и парча земли», «Пылающее звонким золотом небо».
Захотелось разбежаться, взлететь и… парить над этой божественной красотой,
Но летать мы, увы, не умели, а идти предстояло ещё километров десять, если не больше. Ноги ныли от усталости. По телеграфным опорам вдоль виднеющейся внизу накатанной дороге и по натянутым на них проводам, я примерно догадывалась, где находится Алейкино, но села видно не было. Мария без очков ни столбов, ни дорог не видела. Ей казалось от страха, что вот мы сейчас шагнём и провалимся в бездну, в тартарары.
Обречённо мы стали осторожно спускаться с горы, Вообще-то, в том месте была не одна, а две рядом стоящие лысые горы, и когда мы были уже внизу, то увидели, как со второй съезжала полуторка (довоенного ещё времени) в нашу сторону. Но надежда, что нас могут подвезти, не оправдалась. За рулём, как мы заметили, сидел мальчик лет десяти. Громыхая и весело подпрыгивая, грузовик съехал вниз, не сбавляя скорости. Внизу он благополучно повернул направо и исчез в густых зарослях ивняка.
Мы взбодрились ещё раз, когда увидели несколько машин в сторонке от накатанной дороги, где валялись вязанки скошенного сена. Но никто не обратил на нас внимания. Ноги начинали подкашиваться, но нам ничего не оставалось, как плестись дальше. «Дорогу осилит идущий» - вспомнился чей-то афоризм, недавно вычитанный в умной книжке. Кто же автор? Но мысли путались, хотелось пить. Наконец, впереди за холмами, до которых ещё надо было хоть ползком, но добраться, показались очертания крыш. Неужели Алейкино!?
Перед подъёмом дорога раздвоилась. Направо тропинка поднималась круто в гору. По прямой идти было дольше, но по пологой дороге. Увидев наверху крутого подъёма стадо коров, я предложила идти прямо, а Ромашкина, услышав про коров, так перепугалась, что начала метаться и материться сразу на трёх иностранных языках, которые она тогда учила. Потом, (с испугу видно), разом прозрела и, отыскав в густой траве палку, стала ею угрожающе размахивать в сторону «бешеных» коров и быков, одновременно вприпрыжку убегая вперёд, то и дело оглядываясь и возмущаясь, что я так медленно иду. А идти быстрее я была просто не в состоянии. До смерти перепуганная бывшая доярка, к которой как магнитом притягивало когда-то именно бешеных быков, продолжала бежать, причитая, что у нас в России не разрешают иметь огнестрельное оружие… Хотя стадо давно уже исчезло за горой.
Вскоре мы вошли в село. Первым делом попросили воды у хозяина крайней избушки. Потом выяснилось, его звали Александром. Он знал пчеловода Салиха, к которому мы шли, вывел нас на дорогу и показал направление.
— Да вот Лёшка вас и проводит — на дороге стоял крепкий мужичок, с любопытством разглядывая двух дамочек в шляпах, неизвестно откуда взявшихся. Подойдя поближе, мы увидели загорелое и молодое лицо.
— Вы посидите только на лавочке, пока стадо пройдёт — предупредил нас Лёша.
Увидев тех же самых «бешеных» коров, мы с Ромашкиной прижались к забору ближайшей избы и замерли, боясь пошевелиться. Из ворот вышла старушка, поздоровалась с нами приветливо и на вопрос моей боязливой попутчицы «много - ли жителей в деревне?», ответила: «Да законных-то старух только четверо осталось, а остальные – дачники, да фермер ещё».
— Это его стадо всё – уточнила другая, помоложе, женщина, видимо, её дочь.
Стадо медленно, вразброд, проследовало к родным воротам и мы, облегчённо вздохнув, пошли к Салиху с нашим проводником. Но в дом Алексей заходить почему-то не стал, а ушёл обратно со словами:
- Идите, он, наверное, где-нибудь дрыхнет в сарае.
Как всегда, Ромашкина отстала и я одна зашла в старый бревенчатый домик на окраине села. Салих и правда лежал на кровати среди привычного мужского беспорядка, при котором хозяин, однако, может найти любую нужную ему вещь за одну секунду. Немолодой и давно небритый мужчина, не ждавший гостей, (тем более женского пола), вскочил с постели и почему-то сразу предложил выпить чаю. Разумеется, с мёдом. Тут я вспомнила про «библиотекаршу», спрятавшуюся в кустах за забором. Как же без неё чай пить?
Боязливо войдя в дом и оглядевшись, Мария льстиво начала сравнивать Салиха с героями рассказов Джека Лондона, особенно ей понравилась эта избушка:
— Ну, совсем как на золотых приисках!
Хозяину понравилось, что он похож на героя американского классика, он посадил нас за стол, а сам пошёл приводить себя в порядок.
После чаепития мы вышли из дома и я, наступив на край крыльца, тут же полетела вниз. Верхняя доска оказалась не прибитой….
— Джек Лондон отдыхает — подумала я, но не подала виду, что сильно ушибла ногу о какое-то сооружение рядом с крыльцом.
Кредо пчеловода Салихзяна Сафиновича Сабитова
— Когда-то в каждом селе и в каждом дворе были пчёлы — с сожалением начал рассказывать пчеловод Салихзян Сафинович, — Потом пошла химизация, опыление и массовая гибель пчёл. Но основная причина гибели пчёл, конечно же, варраатоз. Пчёл надо лечить. Обрабатывать бипином осенью и подкармливать весной сиропом хвойным вместе с медовой сытой.
О себе говорил коротко, только самое важное.
В 1964 году закончил Авиационный Казанский институт. Работал на Механическом заводе до самой пенсии. Начал простым инженером, а закончил начальником ответственного участка производства. Лет за пять до пенсии стал интересоваться пчёлами, для пробы взял пару семей и два года их держал у знакомых, учился, смотрел и только потом, когда всё понял, купил полностью пасеку и дом в Алейкино.
— После выхода на пенсию живу здесь круглогодично. Всё делаю сам, даже вощину. Когда-то на ВДНХ в Москве купил для этого «матривоск» (два толстых листа резины, с внутренней стороны которых выдавлены сотовые ячейки-матрицы — кор.)
Поилка на пасеке Салиха, как его здесь называют все местные, представляет из себя опрокинутый бачок, из которого на узкую длинную доску, с зигзагообразно вырезанной дорожкой по всей длине, капает подсолённая вода. Пчёлы охотно её пьют. Салих считает, что это необходимо делать для выращивания расплода и в целях гигиены, т.к. в этом случае они не ищут другого источника, не летают по туалетам и т.д. На его пасеке по этой причине туалета нет, и гостям, если приспичит, хозяин даёт лопату и выпроваживает куда-нибудь подальше от ульев. Гм…Я бы не рискнула, зная о подобном «минировании» окрестностей, гулять в подобных местах. Все свои секреты, как я поняла из дальнейшей беседы, Салих заимствовал
из журнала «Пчеловодство». Например, очень простой и в то же время оригинальный способ ловли роя. Длиннющий шест, на одном конце которого закрепляется крючок из загнутого гвоздя. На этот крючок подвешиваются четыре вместе связанных рамки и подставляют рядом с роем на дерево или в другое место. Дождавшись, когда весь рой сядет на рамки, остаётся спокойно пересадить его в новый улей, подставленный к тому, из которого рой вышел, на «поллёта». И тогда новая семья начинает его обживать и хорошо работать на медосборе.
По работе Салиху приходилось бывать в разных странах. Был он и в Венгрии, и в Польше, и в Египте, даже в Иране был, но такой красоты, такой природы, как здесь, у нас в России, нигде не встречал.
— Сколько земли у нас пустует! — философски замечает пчеловод — Почему мы, люди, так плохо живём? Здесь, в Алейкине, вся деревня спилась. Алексей, который вас сюда привёл, хороший, интересный мужик, работящий вроде, но пьёт, потому он и «гол как сокол». Я предложил ему работать у меня, помогать, но поставил условие: я ему буду платить каждый день минимально, как зарплату. Сделаю ему пасеку, но он не будет пить. Выдержал две недели, а потом пришёл и сказал, что больше не может. Поминки, похороны, ну и т.д., и всё с выпивкой.
Салих о чём-то задумался, наблюдая за работой пчёл, а немного погодя продолжил:
— Удивляться не перестаю, как всё устроено у пчёл идеально! Почему нам, людям, не перенять у них общественное устройство?
Мысль, конечно, занятная. Только в этом пчелином идеальном обществе существуют весьма суровые законы. Не хуже Древней Спарты, где непригодное потомство просто выкидывали в пропасть.
Пчеловод Салихзян Сафинович Сабитов
из Алейкино
Салих имеет твёрдое убеждение, что жить нужно по принципу: «не навреди». Своё жизненное кредо: «Слабого защити, а наглому дай в морду» он не один раз подтвержал на практике, так что в селе его уважают и побаиваются.
Почему люди назвали мужских особей пчёл трутнями? Потому что единственная роль их – оплодотворить новую роевую матку. Больше они не делают никакую работу в улье. Только мёд едят, и то не сами, а их кормят пчёлы-труженицы. Трутней пчёлы выводят весной, а по осени, за ненадобностью, просто выкидывают из улья. Не убивают, а берут за ноги, за руки и — в траву, чтобы зря мёд зимой не переводить. Ведь одна тысяча трутней съедает до 15 кг мёда за зиму! А те трутни, которым выпало «счастье» осеменить матку в полёте летом, после спаривания в улей уже не возвращаются, а погибают…Всё в семье пчёл устроено рационально, с единственной целью: выжить и воспроизвести новое потомство.
А как же быть с трутнями у людей? Тем более, что по новой Конституции в РФ «каждый имеет право на труд». Не обязанность, как при Советском Союзе, а право...на труд или на безделье. Небольшой, так сказать, нюанс, а к труду не обязывает. Раз в тюрьму за тунеядство не посадят, можно и дома полежать…
После интервью и необходимых снимков на фоне ульев мы поехали в дом пчеловода, где он жил с двумя петухами, курами и двумя собаками, а потом, как настоящий джентльмен, Салих довёз нас на своём стареньком уазике до остановки в Двориках, откуда уж с «ветерком» нас домчал в город на классной тачке разудалый молодец. На вопрос дрожащей от страха Ромашкиной, почему он посадил двух немолодых уже дам, ответил просто:
— Скучно одному –то ехать!