После неопределенного количества времени мне все же пришлось открыть глаза от звука, равнодушно, изображавшего мой пульс. Я поняла, что нахожусь в больнице. Руки зачем-то были прикованы медицинскими ремнями к бортам кровати. Как же хотелось не видеть всего этого и остаться без воспоминаний о нем…. О его смерти. Да и вообще, уж если не умереть, лучше было бы остаться вообще без памяти о том, что я сделала, без мысли и вечного упрека о том, что если бы не я, все было бы по-другому и все самые дорогие мне люди остались бы живы. Я подумала о родителях. Горячие слезы струей потекли по щекам. Я не была уверена, могла ли я вообще двигаться, все тело казалось ужасно тяжелым и каким-то чужим. Ограниченность палаты с ее белыми стенами лишь добавляли отчаяния и ужаса, словно на экране воспроизводя события из недавнего прошлого. Сжав до боли обмотанные ремнями руки, я хоть как-то пыталась это прекратить, возвращая себя этими ощущениями в реальность. Сложно заменить физической болью боль эмоциональную. По мне – это как подлить бензина в горящий костер. На одно надежда – так все быстрее сгорит.
Внезапно в палату вбежал Рейф. Поспешно закрыв за собой дверь, он на секунду замер на месте. Кинув на меня настороженный взглял, он подбежал к кровати и быстро начал расстегивать ремни, недовольно бормоча себе под нос:
- Идиоты, будто ты душевнобольная, сами бы себя приковали к своим столам, если больше ничего делать не умеют.
По двери уже барабанили во всю недоумевающие от наглости Рейфа медсестры.
- Немедленно откройте дверь! Мисс Венсил нужен покой и никаких посещений! – раздраженные высокие голоса продолжали что-то кричать, но ни мне, ни Рейфу не было до них никакого дела.
- …Ххээт…клиф – все, что мне удалось тогда произнести хриплым голосом. В горле все пересохло, не знаю точно, сколько я пролежала без сознания.
- Подожди немного - протянув мне стакан с водой, Рейф подождал, пока я сделаю глоток, а затем сразу же нетерпеливо спросил:
- Идти сможешь?
Поперхнувшись от первых же, попавших в рот капель воды, я быстро закивала головой. Аккуратно поддерживая меня за здоровую руку, Рейф резко открыл дверь навстречу негодующим докторам и медсестрам.
- Что вы делаете?! В ее состоянии нужно только лежать! Она же только пришла в себя, сначала необходимо провести осмотр и сделать анализы! – почти прокричал доктор в белом халате и небольших очках в черной оправе, съехавших ему почти на середину носа. Он стоял, как генерал во главе мини отряда из окружавших его медсестер в светло-голубой форме.
Остановившись, словно дикий зверь готовый к нападению, Рейф ощетинился и злобно прошипел:
- С дороги.
По испуганным лицам стало понятно, что одного его слова и вида было более чем достаточно, чтоб заткнуть всю эту причитающую толпу.
Не понимая, куда именно Рейф меня ведет, я все же не стала сопротивляться, потому, что знала – куда бы мы ни шли, это было гораздо лучше того места, где я находилась одна среди чужих людей. Вправленное плечо все еще ужасно болело, несмотря на лекарства, однако это ощущение было абсолютно ничем, по сравнению с той болью и воспоминаниями, от которых хотелось умереть.
Остановившись около одной из палат, Рейф отпустил меня и тихо сказал:
- Иди, он бы хотел, чтобы ты была рядом.
Не вдумываясь в смысл его слов, я послушалась и молча вошла в палату, с трудом удерживая равновесие, голова все еще кружилась, а слабость во всем теле делала каждый шаг мучительно медленным и трудным. За большой больничной занавеской раздавался редкий звук пульсометра, длинная тень от кровати, создаваемая единственной лампой, расплывалась на полу в непонятных очертаниях. Дрожащей рукой отодвигая занавеску, я на несколько секунд закрыла глаза, боясь того, что могу за ней увидеть. Жуткий страх сковал все тело, вернувшиеся ужас и отчаяние мерзко сжимали сердце и легкие, от чего дышать становилось вся тяжелее. После большого усилия я все же смогла это сделать. Я открыла глаза, и у меня снова перехватило дыхание – передо мной лежал Хэтклиф. Без сознания, со множеством бандажей и гипсов – но он все же был жив. Его грудная клетка почти не двигалась, будто он вовсе не дышал. Во рту торчала кислородная трубка, а к его венам через многочисленные катетеры было подведено множество капельниц с неизвестными мне лекарствами. Кожа белая с сероватым оттенком, словно как у гипсовой статуи. Снова потекли слезы, но я не могла издать ни звука и боялась даже прикоснуться к нему. Ненавидя себя за собственное бессилие, я упала на колени, схватившись за край простыни, на которой он лежал. Подбежав ко мне, Рейф неожиданно обнял меня, и, осторожно гладя по волосам, тихо начал говорить:
- Ну, тише, все, успокойся, он же жив, слышишь – взяв меня за лицо, он пронзительно посмотрел на меня своими холодными синими глазами – ты должна быть счастлива, что он просто жив, мы обязательно что-нибудь придумаем, все будет хорошо, вот увидишь, я тебе даю слово.
Уткнувшись в его большое твердое плечо, я лишь безуспешно пыталась сдержать разрывающие меня рыдания. Прошло какое-то время, прежде чем, медсестры, не выдержав, наконец вошли в палату. Я чувствовала, как почти насквозь промочила слезами плечо Рейфа, но он ни на минуту не переставал утешать меня. Мы оба сидели на полу и по непонятным причинам были теми, кто остался жить. Похоже, он так же, как и я был потрясен произошедшим. От осознания этого не становилось легче, но все же, не думаю, что мне удалось бы пережить тот день в одиночку. В какой-то момент я поняла, что кто-то из медсестер, а может, и сам доктор, подошли совсем близко. Незаметный укол успокоительного позволил хотя бы на время забыться в пустом сне.
Снова тот же звук пульсометра медленно вытащил меня из тревожного липкого от слез сна. Только он был уже не моим. Немного оглядевшись, я поняла, что мою кровать перенесли в палату Хетклифа, наверняка по просьбе или, что наиболее вероятно, по приказу Рейфа. Ни за что бы не поверила, что этот человек способен хотя бы на одну просьбу. Не знаю, была ли я благодарна ему за это.
Мой любимый Хетклиф лежал все также неподвижно с безразличным лицом, совсем не ощущая моего присутствия. Подойдя к его кровати, я осторожно провела кончиками пальцев по его прохладной щеке. Сразу же перед глазами пронеслись сотни воспоминаний о том, когда мы были вдвоем, когда он мог смотреть мне в глаза и осторожно, сжимая мою ладонь в своей руке, целовать невидимые слезы счастья на моих щеках. Как же далеко в прошлом все это было теперь. Сможет ли он еще хотя бы раз прикоснуться ко мне, услышать мой голос или просто почувствовать, что я рядом… Где он сейчас? Что я могу сделать, чтобы все исправить? Никто не мог дать мне ответа на мои вопросы. Отчаяние все крепче сжимало ноющее сердце в груди.
Прошло уже несколько недель, я не знала, становилось ли мне лучше, но с Хетклифом не происходило никаких изменений, как говорили врачи, его травмы были почти несовместимы с жизнью, многочисленные повреждения черепа и мозга не оставляли ни одной надежды на его восстановление. Они повторяли одно и тоже – что это лишь искусственное поддержание его жизни, что кома может продлиться несколько десятков лет, либо он может умереть в любой момент.
Каждый день одинаковые чувства – страх, отчаяние, печаль, боль - стали почти привычкой, приступы истерики начинались редко и теперь длились не более часа, поэтому врач заметно сократил дозу моих антидепрессантов, которые мне почти всегда удавалось выбрасывать в окно больничной палаты. Я не заслуживала облегчения своих страданий ни на одну таблетку, поэтому каждая ночь была в полном моем распоряжении – никто не мог помешать мне полностью чувствовать вскипающий ужас в моей голове, от одного воспоминания о том дне, когда Хэтклиф в последний раз был рядом со мной.
- Он не слышит меня, Рейф… я бы поняла, если слышал. – чувствуя, как ноги сильно затекли, от того, что я стою неподвижно у кровати Хэтклифа уже больше двух часов, я зачем-то жаловалась Рейфу. Произнося эти слова, я пыталась убедить себя в чем-то, словно нечто инородное во мне смирилось с самой страшной потерей в моей жизни. Как же мерзко было ощущение собственной беспомощности и усталости. Все эти слова и мысли бесконечно убивали мое вечное ожидание чуда.
- Сейчас не об этом надо думать – его слова должны были показаться мне жестокими, но я лишь пропустила эту мысль через себя и внимательно продолжала слушать Рейфа. - Поверь, мы обязательно придумаем, как спасти Хэтклифа, я уверен, что выход есть. Но сейчас, на мгновение вспомни, что случилось с тобой и твоей семьей, думаешь, они на этом остановятся? Тренки прекрасно продемонстрировали всей правящей элите, как они расправляются со своими оппонентами и теми, кому есть, что сказать в ответ на их беспредел. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, но ты должна собраться с силами и что-то сделать для этого прогнившего мира. Твоего отца больше нет, он пожертвовал всем ради нашего движения и ради тебя, не позволяй этим жертвам погрязнуть в собственных страхах. Только ты можешь изменить все. В ледяных глазах Рейфа будто разгорался огонь, произнося все слова уверенно и четко, он словно вытаскивал меня из того состояния, в котором я тогда находилась. Мысли успокоились и пришли в иной порядок, вместо отчаяния, страха и беспомощности, я начинала чувствовать нечто совершенно противоположное и я знала, что именно – гнев и огромное желание покончить с родом трэнков раз и навсегда.
Еще раз взглянув на лицо своего любимого Хэтклифа, я наклонилась и поцеловала прохладные губы. Его грудь по прежнему почти не поднималась при дыхании, огромное количество всевозможных трубок и капельниц пронизывали его обездвиженное тело, словно оковы для заключенного. До боли сжав перила больничной кровати, я с большим усилием заставила себя повернуться к Рейфу, это новое чувство, которое так охотно занимало место всех моих страданий, помогло мне сделать первый шаг.
- Идем. – Рейф открыл передо мной дверь, и мы вышли из палаты. Оглядываться я не стала.
Я понимала, что должна была что-то сделать, но в мыслях постоянно звучал один и тот же вопрос: «Что я могу? Ведь у меня совсем ничего нет». Откуда же тогда это чувство, теперь оно постоянно было со мной, оно везде, ощущение того, что я обладаю невероятной силой, которой не могу воспользоваться.
Еще с месяц Рейф, наверно, дал мне возможность отдышаться. Домой я вернуться не могла, поэтому он предложил мне какое-то время пожить у его родственников, видимо понимая, что оставлять в одиночестве меня все еще было нельзя. «Добродушный здоровяк с густыми усами» – первое, что пришло мне в голову, когда Рейф представил меня своему кузену или племяннику. За все время он так ни разу и не сказал точно, кем они приходились друг другу. Наверное, больше чем 2 метра ростом, поначалу я как-то с опаской смотрела на него снизу-вверх, его широкие спина и плечи закрывали мне достаточно большую область для обзора. При своем росте 175 сантиметров, мне все равно приходилось чувствовать себя слишком маленькой по сравнению с ним, непривычно… Хетклиф тоже был достаточно высоким, но его телосложение не напоминало мне медведя, стоящего на задних лапах в полный рост. Хетклиф…
«Даже об имени думать больно».
Брайт был очень вежлив и ненавязчив, он никогда не заговаривал со мной первым и не старался при случае развить беседу по душам часа на два. За это я была ему благодарна. И все же, даже выходя на улицу, я словно находилась под стеклянным куполом, мне казалось, что за мной следят, и что каждый мой шаг будто уже был записан в чьих-то мыслях. Тяжело было делать даже еще один вдох, небо будто становилось все меньше и, приближаясь к закату, очередной день готовил мне еще одну бессонную ночь полную кошмаров.
Было тяжело. Это всего лишь одно слово, но вы правда даже понятия не имеете каково это – чувствовать, что ты что-то должен сделать, что от тебя чего-то ждут, невероятного, возможно, ошеломляющего, способного изменить судьбы многих людей, но ты не знаешь, что это, и чем это должно стать. Когда прошлое постоянно тянет тебя назад, сомнения кандалами свисают с твоих рук, ног и шеи, а сердце разрывается от слез, которые не падают. Страдания, которые ты носишь в себе, скрывая от других, словно паутина усыпляют все твои чувства, которые раньше были для тебя самыми ценными. Время одновременно и летит, и стоит на месте, вокруг ничего не меняется и это хорошо, так тебе комфортно, в этом забытьи, ты перестаешь быть собой и, в какой-то момент, тебе становится страшно.
«А что будет там, впереди? Как мне начать двигаться? Стоит ли?...»
Страшно потерять то, чего у тебя на самом деле нет, страшно потерять это «ничего». Так я и жила, день за днем. К Хетклифу я больше не приходила, просто не могла. От одного воспоминания о том, что мне пришлось пережить, сбивалось дыхание, голова словно наливалась горячей кровью, которая начинала пульсировать в висках. Чувство страха застилало глаза, это было похоже на маленькую смерть. Всего одна мысль погружала меня в состояние, которого я ужасно боялась, потому что не знала, смогу ли я в очередной раз из него выбраться. Гораздо легче было просто об этом не думать, пройти мимо больницы, лишь украдкой бросив взгляд на окно той самой палаты, где спал он.
«Скорее, больше шагов, подальше отсюда, туда, где ничего не напомнит мне о нас, о нем, о том, что я когда-то не боялась чувствовать».
Не приходил и Рейф. У меня не было никакой связи с ним, ни сообщений, ни звонков. Брайт тоже молчал и даже не заговаривал о нем. Может, Рейфу тоже было тяжело? Видеть своего друга в коме, меня, как виновницу всего произошедшего, несмотря на все его слова, призывы, я понимала, что он не мог быть постоянно таким жестким и непреклонным. Чувства есть у каждого, и каждому, как и всем тяжело с ними справиться в одиночку. Я не знала, чем могу помочь, поэтому сама тоже не пыталась связаться с Рейфом.
#книга #почитать #автор #городскоефэнтези #фентези #фентази #киравечная #пожиратели