На юге широкой долины Сперхея, оканчивающейся Малейской бухтой, поднимается мощная стена гор, высокий «итийский лес гор», как говорит Софокл. Этот горный кряж составляет продолжение цепи Пинда и идет на восток параллельно реке, круто спускаясь в море в Эвбейском проливе. Над холмами, покрытыми виноградными лозами, масличными и лавровыми деревьями, у подошвы Иты возвышается статный дубовый лес, из чащи которого текут светлые источники. За лесом виднеется целый ряд скал, изредка прерываемый небольшими ущельями. Вершина Иты, Пира, где некогда на костре сжег себя Геракл, круто поднимается над долиной на 213 с лишним метров.
Ближе к морю скалы не так круты. У подошвы их, на небольшом возвышении, раскинулся город Трахис. Над ними, к проливу, высится вершина Калдидром, последняя возвышенность Иты у моря. Источники Иты соединяются в три ручья, Дриас, Мелас и Асоп, которые впадают в море довольно близко один от другого. Если идти с севера к югу, то по другой стороне устья Асопа, который впадает в пролив весьма близко от Каллидрома, у моря лежит деревня Анеила. Здесь стоял древний храм Димитры, в котором каждую осень собирались Амфиктионы. Южнее Анеиды известковая скала Калдидрома так близко подходит к морю, что, по-видимому, ее совершенно нельзя обойти. Только когда подойдешь ближе, можно заметить, что между ней и морем есть пространство для проезда одной колесницы. Это первые ворота в Среднюю Грецию. За ними скалы Иты отступают от пролива и дают место небольшой, отлого идущей в гору площади.
Почти на полчаса расстояния к югу от первых ворот, у подошвы скал, пробиваются два больших и горячих серных источника, покрывшие равнину белой корой. От этих-то источников и проход назван Фермопилами, теплыми воротами. К югу от источников утесы Каллидрома снова сильно придвигаются к берегу и, минуя незначительный холмик, образуют вторые ворота, не шире первых. Потом путешественник, идущий из Фессалии на юг, переходит хребет Иты. За вторыми воротами расстилается равнина и перед глазами путника, прямо на запад, на южном склоне гор, открывается первое локрийское селение, Альпеной, лежащее почти на час расстояние от Трахиса. Вдоль всего прохода море образует непроходимое болото. Малейшее уклонение с насыпной дороги, идущей между воротами, грозит гибелью.
Леонид расположился лагерем в Альпеное и ждал прибытия Ксеркса. Когда бесконечные полчища азиатского повелителя спустились по отлогам Отриса и перешли Сперхей, большая часть греческого войска упала духом и намерена была отступить. Но локряне и фокейцы, земли которых первые подвергались опасности, воспротивились этому. Да и сам Леонид со своими спартанцами оставался при твердом намерении отстаивать свой пост. Он послал гонца в Спарту и просил подкрепления, до прибытия которого надеялся со своим небольшим отрядом удержать за собой проход. Спартанцы и в этом случае, как всегда, проявили свое мужество, полное равнодушия к смерти. За несколько дней до сражения человек из Трахиса сказал им, что число врагов так велико, что масса их стрел может помрачить солнце. Тогда один из спартанцев по имени Дияник отвечал: «Да это-то нам и с руки — в таком случае мы будем сражаться в тени».
Ксеркс еще в Фессалии слышал, что Фермопильский проход занят небольшим отрядом греков. Но он не думал, чтобы они могли оставаться там при виде его войск. Расположившись лагерем около Трахиса, он послал верхом лазутчика посмотреть, как силен неприятель и что он делает. В это время лакедемоняне занимали передовой пост, ближайший к персам. Лазутчик видел, как одни из них бегали взапуски, а другие украшали себе головы. Услышав об этом, Ксеркс стал смеяться. Но Димарат, изгнанный царь спартанцев, сопровождавший его в этом походе, сказал ему: «Эти люди пришли сюда затем, чтобы оспаривать у нас проход, и готовятся к этому. У них в обычае украшать себе головы, когда приходится ставить жизнь на карту. Но знай, что если ты победишь этих людей и тех, что остались в Спарте, то нет больше на свете народа, который осмелился бы поднять против тебя руку, государь. В настоящее время ты будешь иметь дело с прекраснейшим царством и с мужественнейшими людьми».
Ксеркс выжидал четыре дня, прежде чем совершил нападение. Он, как повествует Геродот, не переставал надеяться, что греки уйдут сами. Но главная причина его медлительности заключалась, вероятно, в том, что он поджидал прибытия флота, который должен был действовать против неприятеля с фланга. Он не знал, что флот его в это самое время имел дело с греческим флотом при Артимпсии, у северных берегов Эвбеи. На пятый день он решился первый раз напасть. Вперед он послал мидян из Киссиен, поручив им взять неприятелей живыми и представить ему. Но мидяне встретили у первых, северных, ворот колонну гоплитов, стоявшую против них, как стена. Дело дошло до рукопашного боя, в котором мидяне понесли большие потери, не сделав ни одного шага вперед. Царь, смотревший на битву с возвышения неподалеку от Трахиса, приказал киссиянам заменить мидян. Когда и эти ничего не могли сделать, в битву было послано отборнейшее персидское войско, десять тысяч, бессмертных, составлявших отряд царских телохранителей, под предводительством Идарна. Леонид со своей стороны поставил также свежие войска, и именно своих спартанцев.
Мидяне и киссияне дрались огромной массой на небольшом пространстве и тем мешали сами себе и давили друг друга. Идарн двинул свое войско небольшими отрядами. Но перед ними был страшный, опытный в военном деле неприятель. Спартанцы небольшой, тесно сомкнутой колонной выходили за ворота, отбрасывали персов, потом как будто обращались в бегство и отступали за ворота в более широкое пространство. А затем, лишь только массы персов занимали дорогу, они поворачивали назад, опрокидывали густо столпившегося неприятеля или загоняли его в болото у моря. Этот маневр повторен был несколько раз, и персы понесли большие потери. Три раза вскакивал от ужаса Ксеркс со своего места, видя, как пятилась его гвардии и как наступали спартанцы. Наконец под вечер Идарн попытался еще раз всеми своими оставшимися войсками прорвать фалангу греков, но и этот удар не удался, спартанцы не отступили. В этот день Ксеркс потерял больше 6000 человек, не достигнув никакого результата.
Ha следующий день Ксеркс приказал снова наступать, но персы опять дрались без успеха. Под вечер перед царем предстал один малеец по имени Эфиальт и в надежде на большую награду предложил ему показать тропинку через горы, по которой можно было зайти в тыл грекам. Впоследствии Эфиальт, из страха пред спартанцами, бежал в Фессалию, а Амфиктионы высоко оценили его голову. По возвращении его он был убит одним жителем Трахиса, Афенадом, совсем по другой причине, но лакедемоняне тем не менее выдали последнему награду, назначенную за голову изменника. Ксеркс чрезвычайно обрадовался предложению Эфиальта и в тот же вече послал с ним Идарна с отрядом войска.
Ночью они пробрались из Трахиса, по узкому ущелью, через дубовый лес, до вершины Каллидрома. Здесь стояли 1000 фокейцев, поставленных Леонидом для охраны тропинки. Они чрезвычайно небрежно исполняли свое дело, так что были разбужены только шелестом листьев под ногами уже приближавшихся персов. Осыпанные градом стрел, они поспешно отступили на вершину Каллидрома и оставили персам свободный проход. Занялось утро, когда персы другим ущельем сошли к Альтиною. Еще раньше прорицатель Мегистиас по жертве предсказал грекам, что в этот день их постигнет смерть.
Уже ночью явились перебежчики и известили, что персы идут через горы. С рассветом лазутчики и караульные бежали с гор. Леонид понял, что теперь уже невозможно удержать проход. Он был слишком слаб, чтобы с успехом отражать нападение с двух сторон. Поэтому, чтобы не жертвовать напрасно людьми, он отдал приказ отступить, всем другим отрядам, чтобы умереть геройской смертью с одними своими спартанцами. Сам он не смел отступить, он считал бесчестным покинуть пост, на который поставлен был своим отечеством. К тому же и оракул возвестил, что Спарта или погибнет, или будет оплакивать смерть своего царя. Его смерть должна была предотвратить гибель отечества.
Кроме спартанцев, с ним добровольно остались храбрые феспийцы со своим предводителем Димофилом. Фиванцев Леонид насильно удержал при себе, потому что, если бы их отпустить, они стали бы поддерживать армию неприятеля. Таким образом, всего у Фермопил осталось около 1200 гоплитов.
Ксеркс помолился восходящему солнцу и повел свои войска в атаку. В 10 часов утра, как он условился с Идарном, наступление на греков должно было начаться с обеих сторон. Он еще ожидал условленного часа, как воины, собравшись вокруг Леонида, бросились в атаку из северного прохода в открытое место. С тыла они были прикрыты от войска Идарна стеной, которую в прежние времена фокейцы возвели в северном проходе. Решившись на смерть, спартанцы и феспийцы дрались со страшным остервенением, не щадя ни себя, ни неприятеля. Персы не смели отступить, к тому же за их спиной стояли начальники с бичами и гнали их вперед. Многие из персидских солдат падали в море и тонули, гораздо большее число их было заживо раздавлено другими. Копья греков производили страшное опустошение среди плотно сдавленной массы. Когда же копья спартанцев и феспийцев поломались, они пошли на персов с мечами.
После геройской борьбы пал Леонид и с ним много знатных спартанцев. Но зато погибло и громадное число персов, в том числе и два брата Ксеркса. Около трупа Леонида произошла страшная давка, пока храбрые греки не успели унести его, четырежды обратив неприятеля в бегство. При известии, что Идарн находится внизу долины, тесно сомкнутая горсть греков обратилась назад и пошла против него чрез ворота в стене. Копья и мечи греков были изломаны, и они сражались тупыми концами копий, ручками мечей. Когда и это стало невозможным, они защищались кулаком и зубами. Между тем, главное войско персов разрушило стену и стало наступать с новой силой. Храбрые греческие бойцы были окружены со всех сторон. До смерти утомленный остаток греков расположился на небольшом холмике. Персы осыпали их градом стрел и умертвили всех до последнего.
Фиванцы во главе с Леонтиадом сражались заодно с греками против персов, пока главное войско Ксеркса не проникло в проход. Тогда они отделились от греков, бросили оружие и пошли навстречу персам с распростертыми руками, крича, что их принудили сражаться и что их Фивы преданы персам. Но этим они мало что выиграли. Персы, захватив их, одних убили, а остальным, начиная с Леонтиада по приказанию Ксеркса выжгли каленым железом клеймо царских рабов.
Ксеркс, после сражения осмотрев убитых и заметив труп Леонида, приказал его обезглавить и распять на кресте. Этим поруганием павшего героя царь опозорил только самого себя. На холме, где пали последние из греков, спартанцы позже воздвигли своему храброму царю кенотаф (пустую гробницу) со стоящим на нем львом из камня. Надпись на кенотафе, составленная Симонидом, гласит:
Из зверей я — самый сильнейший; из людей сильнее всех тот,
Кого я стерегу здесь в каменном гробу.
Спартанцам, павшим вместе с Леонидом, на то месте, где они сражались и были погребены, сделана была следующая надпись:
Странник, если ты будешь в Спарте, то возвести лакедемонянам,
Что мы пали здесь, верные своему долгу.
Всем грекам вообще, павшим у Фермопил, сделана такая надпись:
С трехмиллионным войском здесь некогда сражались
Четыре тысячи пелопоннесцев.
Две последние надписи составлены тоже Симонидом и вырезаны на мраморных колоннах, поставленных для этой цели в Фермопилах по повелению Амфиктионов. Прорицатель Мегистиас, который по жертве предугадал смерть греческих воинов, также погиб при Фермопилах. Он не хотел оставить своего друга Леонида и шедших на смерть героев. Друг его Симонид поставил на его гробнице следующую надпись:
Здесь могила Мегистиаса, которого мидяне умертвили
При реке Сперхее.
Славный прорицатель хорошо видел приближающуюся смерть,
Но не покинул спартанских героев.
Рассказывают, что два спартанца из отряда Леонида, Эврит и Аристодем, страдавшие глазной болезнью, оставались в Альтиное. Услышав, что персы перешли горы и что их товарищи готовятся на смерть, Эврит потребовал вооружение и приказал своему илоту вести себя, почти ослепшего, на поле сражения. Когда он пришел туда, проводник его убежал, а сам Эврит бросился в свалку и был убит.
Аристодем же спас свою жизнь бегством. По другой версии, Аристодем незадолго до решающей битвы был послан из лагеря вместе с другим воином в качестве вестника и мог бы возвратиться вовремя, чтобы умереть со своими товарищами. Но он намеренно медлил и таким образом спас свою жизнь, между тем как его напарник поспел к сражению. Когда Аристодем возвратился в Спарту, он подвергся бесчестию и поруганию, его называли беглецом, ни один человек не брал от него огня и не говорил с ним. В сражении при Платее он загладил свою вину. Он бросился в самые густые ряды неприятеля и сражался храбрее всех, пока не нашел там смерть.
О другом спартанце, Пантите, который был послан в Фессалию вестником и потому остался в живых, рассказывают, что он повесился из-за того, что по возвращении в Спарту подвергся бесчестию.
После гибели греков войска Ксеркса хлынули через открытые ворота Фермопил, как дикий поток, опустошая Среднюю Грецию и угрожая ненавистным Афинам и всем, кто поднял против них оружие, гибелью или позорным рабством. Но геройская самоотверженность Леонида и его воинов послужила ободряющим и воодушевляющим примером для других эллинов. Многие из них готовы были также пожертвовать своей жизнью и до конца бороться за свободу и отечество. Имя Леонида и Фермопилы остались навсегда священными для греческого народа. Слава фермопильских воинов не поблекнет до тех пор, пока существует человеческая память.