Ночь. Улица. Фонарь. Нет, не аптека, старое кладбище.
Когда-то оно было на окраине, но город растёт и вот уже кладбище, пусть и не в центре, но и не на окраине. Собственно это уже не и кладбище, последнего покойника хоронили тут лет 40 назад. Теперь это мемориал, а раз так можно район вокруг застраивать многоэтажными домами и теперь тут пусть не слишком активно, но кипит жизнь.
С одной стороны кладбище… мемориал теснит частный сектор, с двух других надменно взирают с высока новенькие многоэтажки, а с четвёртой сошлись границы двух объектов со специальным режимом землепользования – за невысокой кладбищенской оградой начинается заграждение из колючей проволоки, усиленной армированной колючей лентой, прожекторами и тропинкой для часового вдоль приземистых строений из белого кирпича, которые собственно и являются объектом охраны. Со стороны улицы, куда выходят автоматические ворота цвета хаки с красной пятилучевой звездой, есть площадка для транспорта, два небольших домика, один обычный, в нём кабинет начсклада и комната побольше, где несколько гражданских тёток принимают и выписывают накладные, с которыми потом приходится бегать по территории и искать начсклада, чтобы подписал их. В другом, поменьше, зато укреплённом так, что может выдержать несколько выстрелов из РПГ и с узкими бойницами на месте окон, караульное помещение. Каждый день из воинской части, до которой город пока не добрался, на грузовике прибывает караул, что сменяет своих товарищей уже оттянувших суточную смену.
По гладкой, недавно уложенной асфальтированной дорожке мимо кладбища беззаботно смеясь и весело болтая скользит стайка девушек. Неожиданно от ограды отделяются два непонятных силуэта и вытянув перед собой конечности, по-другому эту карикатуру на руки и не назовёшь, неестественно вышагивая и раскачиваясь из стороны, подавая при этом громкие вздохи и завывания, движутся к девушкам.
- Ой, мамочки! – одна из них увидела фигуры и, выронив сумочку, от испуга присела на корточки.
- Что с тобой? – удивленно спрашивает её подруга и, увидев приближающуюся от кладбищенской ограды, жуть сама взвизгивает от испуга, но тут же берёт себя в руки.
- Ах, вы козлы! Достали своими идиотскими шуточками! – присев, но не от испуга, она пытается нашарить камень поувесистее, однако камней нет, дворники бдят, зато попадается сухой комой земли.
- На скотина!
Остальные подружки опомнившись присоединяются к ней и на жуткое нечто обрушивается целый шквал комьев земли, небольшие камни и пара пустых пивных бутылок, дворники всё же схалтурили. Монстры разворачиваются и с ходу преодолев невысокий забор, скрываются в зелени, которая густо разрослась среди могил. Вслед им вместе с камнями и комьями летят оскорбления и угрозы вызвать полицию или позвать отца с братом, чтобы разобрались с идиотскими шутниками. Фигуры бегут, к ним присоединяется третья и останавливаются они уже только тогда, когда не слышно криков им в след.
- Фу, блин! – одна из фигур стягивает с лица маску мертвеца. – Бешеные бабы какие-то.
- Точняк, - соглашается вторая и тоже стягивает маску, но вампира.
- Я же вам говорил, что уже никого не испугаешь, - несколько плаксивым голосом присоединяется третья, без маски, маска непонятной зелёной нежити в руках, но в таком же балахоне, как и первые две.
- Пошли домой, пацаны, а? Вдруг и правду полицию вызовут или родоков приведут…
- Нет, - уверенно возражает первый. – Я зря, что ли эту фигню месяц шил. Всего-то несколько раз и пугнули.
- Слышь, - в голосе второго слышится явственно не испуг, но опаска. – Может, ну, его на… Менты фиг с ними, а если на батю или братанов их нарвёмся…
- Хорош, ссыковать, - со злостью прерывает его первый, явный лидер в троице. – Пошли лучше вояку попугаем. Он всё равно через колючку не перелезет.
- А если пальнёт? – опасается третий.
- Да чем пальнёт? – второму идея явно нравится. – Им же патронов не выдают. У них эти… как их… обоймы пустые. Только в этот раз все вместе лезем.
Троица «привидений» бредёт по тёмным, пустынным аллеям мемориала на другой конец, изредка подсвечивая себе фонариками телефонов. Наконец они выходят к цели своего путешествия. За кладбищенской оградой освобождённая от кустарников и деревьев полоса ярко освещённая прожекторами, на столбах установленных уже на охраняемой территории. На самой ограде, с внешней стороны, висит спиралями «Егоза» и хорошо видны висящие на колючем заграждении каждые несколько десятков метров таблички «Стой! Запретная зона!» и «Стой стреляют! Проход запрещён!», а также фигура часового, мерно вышагивающего по тропке, под яркими лучами светильников.
Компания останавливается. «Лидер» поворачивается к «плаксе» и угрожающим тоном говорит ему:
- Лезем все, не вздумай отстать! Понял?
- Понял, понял, - бурчит тот в ответ.
- Погодь, пацаны, щас колонку включу, - на плече «лидера» на ремне висит портативная аудиоколонка. Он достаёт из складок одеяния смартфон, включает блютуз, ищет нужную аудиозапись и, наконец, прячет гаджет.
- Готово!
- Аха-ха-ха-ха! – раздаётся громовой хохот.
Троица перелезает через забор и под дикие завывания и дьявольский смех устремляется к колючке. Часовой резко обернувшись на шум, замирает. «Призраки» пританцовывая и кривляясь, оказываются у заграждения и продолжают под звучащую из колонки какофонию исполнять свои жуткие па, один хватает руками проволоку и начинает её трясти.
Автоматная очередь. «Призраки» как подкошенные падают на «запретку».
Кабинет командира части.
Командир сидит за столом, за приставным столиком друг напротив друга устроились заммэра, городской прокурор, председатель городского совета депутатов и заместитель командира по воспитательной работе, начальник штаба и капитан из гарнизонной прокуратуры.
- Послушайте, - возмущается заммэра. – Но так же нельзя. Да, я понимаю, что это дурацкая и глупая шутка. Даже хулиганство. Но за это не убивают. Два молодых паренька, почти подростки убиты на месте. Третий ранен.
- Их убили не за это, - уставшим голосов и явно уже не впервые объясняет капитан из гарнизонной прокуратуры. – Они было уничтожены часовым в ходе незаконного нападе… хорошо, в ходе незаконной попытки проникнуть на охраняемый объект.
- Да какая же это попытка нападения? – взрывается председатель совета депутатов. – Дураки-мальчишки заигрались, а другой мальчишка по ним пальнул с дуру из автомата.
- Этот мальчишка часовой, который обязан защищать вверенный ему объект, для чего ему и дано оружие, - прерывает его командир части.
- Что он должен был думать и делать когда ночью из кустов выскакивают трое неизвестных в масках, одетых в то, что в темноте можно принять за камуфляж разведчика и бегут на него, а один из них даже пытается пробраться через ограждение, - добавляет начштаба.
- Откуда вы знаете чего он хотел? – рявкнул заммэра.
- Мы тоже идём в ногу со временем и по периметру объекта и на территории стоят камеры, ведётся запись, - объясняет начаштаба.
- Подумаешь объект, - ворчит председатель совета. – Можно подумать ваша тушёнка или валенки стоят того, что стрелять по людям.
- Ну, охрана же магазина, который принадлежит вашему зятю, избила инвалида, - иронически бросает зам по воспитательной работе. – Им даже десять суток не дали, несмотря на то, что тот всего-то задел стойку со «сникерсами» и никакого вреда, кроме того, что несколько шоколадок упали на пол, не причинил.
Председатель багровеет, вскакивает с место и набирает воздуха в грудь, но заммэра дергает его за рукав обратно.
- Он же даже предупредительного выстрела не дал, - бросает в сердцах заммэра.
- Устав гарнизонной и караульной службы, допускает применять оружие без предупреждения в случае явного нападения на него или на охраняемый им объект, а также в случае непосредственной угрозы нападения, - отвечает ему капитан. – Военная прокуратура признала его действия законными и уголовное дело возбуждено не будет. Также мы рекомендовали этого бойца перевести на другое место для дальнейшего прохождения службы.
Командир части согласно кивает, мол, никаких проблем, все рекомендации будут исполнены.
- Если хотите, то можете обжаловать наши действия в гарнизонном суде, но вряд ли это поможет, - добавляет капитан.
- Вы то хоть что-нибудь скажите? – расстроенный заммэра обращается к городскому прокурору.
Тот в ответ молча разводит руками, демонстрируя, что ему жаль, но со своим военным коллегой он согласен.