Китаев-Смык Л.А.
Дом, в котором я жил с раннего детства до очень поздней юности, легендарный. Как выяснилось много позднее, в нём расстреляли 65 владельцев квартир. Именно владельцев, потому что дом был кооперативным, а это было редчайшим явлением в нашей тогдашней стране, СССР. Тогда все городские дома, за очень редким исключением, были государственными, а живущие в них были «жильцами».
Дом № 5 по Каляевской улице (теперь Долгоруковская) был заселён в 1932- м году. Он был построен на деньги служащих двух элитных министерств: Наркомата Внешней Торговли СССР и Наркомата Иностранных Дел СССР. Их сотрудники работали в капиталистических странах и приезжали домой с большими деньгами. Почему так случалось? Потому что, работая там, наши люди должны были выглядеть такими же, можно сказать, зажиточными, богатыми, как их иностранные коллеги. А вот, чтобы, вернувшись обратно в СССР, они были бы похожими на наших советских жителей, их деньги, заработанные за рубежом, забирали у них, в частности, на строительство жилищных кооперативов.
Позднее наш кооператив за копейки выкупило государство. Все жители стали уже не владельцами, а жильцами. Все, кто жил в нём перестали быть владельцами квартир.
И вот в годы «массовых репрессий» (в конце 30-х годов прошлого века) находили «врагов народа» прежде всего среди тех, кто общался с капиталистами и, возможно, стал «предателем родины».
В нашем доме был (и сейчас есть) почти круглый двор, как огромный семиэтажный колодец. Конечно, в нём стоял цементный В.И. Ленин. Перед ним детская песочница и клумба цветами; переделали на фонтан.
Ленин остался только на фотографии в старой газете. У скульптуры из-за кислотных дождей отвалился палец на правой руке. К 100-летию Ленина стали проверять все его памятники. Палец не смогли восстановить и сломали всего Ильича. Нет что бы восстановить садовую скульптуру, даже постамент разрушили. Теперь на его месте вентиляционная труба домового бомбоубежища.
Как-то в раннем детстве я один, без няни-домработницы пошёл на другой конец двора (это метров 30 от моего подъезда), а там ребята, мои сверстники-пятилетки решили меня побить, потому что я пришёл на их территорию. Но рядом оказался мальчик постарше. Он сказал драчунам:
- Не трогайте его, а то я вам так наподдам!
Драчуны недоуменно спрашивают:
- Почему?
- Потому что он (это про меня) мой брат! - так я заимел во дворе «брата». Мы учились в одной школе (он, конечно, в старших классах), ехали в начале ВОВ на одном пароходе в эвакуацию, в Ульяновск, там поселились в школе на Красноармейской улице, оттуда его взяли на фронт.
После войны мы неоднократно встречались, про «брата» я ему не напоминал. Он работал в ВАО «Интурист», значит знал языки и был, как очень немногие в те времена, допущен к иностранцам. Говорили, что во время войны он был резидентом разведки в одной из «дружественных» стран. После войны большинство мужчин были без руки, без ноги, без глаза. Мой «брат» ходил, опираясь на палочку, может быть, чтобы не отличаться от большинства. Профессиональная привычка?
Наш двор жил своей жизнью, мы враждовали с мальчишками соседнего двора, иногда объединялись с ними против тех, кто был в «третьем дворе».
Мне запомнились некоторые сценки во дворе. Как-то раздались крики. Через двор бежал красиво одетый, по тем временам, мужчина. За ним ещё один, совершенно голый, с криком: «Держите, держите его!». Их догонял милиционер в форме. А вот уж потом с криками, воплями, смеясь, бежала толпа. Дело в том, что рядом с нами были знаменитые Оружейные бани.
Минут через 10 все эти люди возвращаются через наш двор. Среди них «банный» вор, но уже без пальто. Он босой, но на нём шикарный габардиновый костюм. Такие костюмы носили в СССР чиновники высокого ранга. Его ведут два милиционера в тёмно-синей форме.
А вот бежавший раньше голым, теперь в ботинках на босу ногу. На нём, на голом теле, тёмно-бежевое шикарное пальто из какого-то плотного материала. Вокруг мальчишки, кричат, смеются. Один палкой бьёт его. Милиционер кричит на мальчика: "Не трожь, пальто испортишь!". Идут обратно в Оружейную баню.
В ней была лучшая в Москве парная. Баня так называлась, потому что вход в неё с Оружейного переулка. Теперь от него осталась только нечётная сторона. Дома на чётной стороне все были снесены. Это позволило расширить Садовое Кольцо.
Процветало особого вида воровство: все свою одежду в бане оставляли на лавочках, а воры, помывшись, одевались в чужую одежду, что получше, и «смывались». Завершение такого случая тогда и произошло.
Во дворе часто появлялись так называемые старьёвщики с очень громкими голосами. На весь двор раздавалось: «СТАРЬЁЁЁБЕРЬЁЁЁМ!!».
Я очень испугался, когда впервые маленьким мальчиком услышал призывный вопль старьёвщика. Мне казалось, раненый зверь ревёт во дворе. Было жалко его и страшно. Меня спас мой дедушка, он купил у старьёвщика надувную пищалку. Она кричала тоненьким детским голоском, совсем не таким, как у старьёвщика.
Покупка старого барахла и потом перепродажа были доходным делом. Старьёвщики привлекали внимание мальчишек: дёшево продавали всяческие кустарные игрушки: жужжалки, стрелялки, пищалки, такие как «Уйди-уйди-уйди».
Моя мама, как только увидела в моих руках пищалку, тут же выхватила её, порвала и бросила в помойное ведро! Почему? В те годы (до изобретения антибиотиков) немало детей умирало от желудочно-кишечных инфекций. Заразиться через мундштук пищалки и губы - проще простого! Мне было жалко пищалку, она мне казалась немного живой. Я заплакал, а мама, на всякий случай, нашлёпала меня.
С громкими голосами приходили точильщики. На устройстве с ножным приводом хорошо точили ножи-ножницы.
Рано утром во дворе появлялись молочницы, с двумя бидонами молока через плечо. Они приезжали на поездах из Ближнего Подмосковья. В магазинах молоко в начале 30-х годов не продавалось. Нет, они не кричали - надрывные женские крики испугали бы даже детей. У каждой молочницы были 2-3 железных блестящих черпака с длинными ручками: литровый, полулитровый и поменьше. Молочницы стучали ими один о другой, странная мелодия слышалась в окно.
Молоко продавали во дворах. Разливали его черпаками каждому в свой собственный бидончик.
Наша квартира была на втором этаже над аркой ворот. А мать моя, всё делавшая очень быстро, подчас забывала дома ключи от квартиры. Она была очень решительной и тут же требовала вызвать дворника, чтобы взломать дверь и взять ключи. Не раз мой дед Ефим Михайлович Смык, гулявший со мной во дворе, удерживал её. А сам, держась пальцами рук за проёмы между кирпичами (дом кирпичный), и упираясь рантами сапог (сшитых им самим) тоже в просветы между кирпичами, влезал к окну второго этажа, а потом через форточку в квартиру (форточку он намеренно никогда не запирал). Толпа во дворе смотрела и удивлялась: "Как он не падает? Прямо как паук!". Каждый раз кто-то радостно кричал: "Падает! Падает!". А я смущался: "Ну чё они собрались?".
Дед мой всё умел, и меня с раннего детства обучал работать со стамесками, ножами, щипцами, напильниками, надфилями, с рубанком и даже фуганком.
Вспоминается еще одна встреча. Моя мама очень боялась, что я простужусь. И одев для прогулки, чтобы я не вспотел, выставляла меня на лестницу, там прохладнее. Стою жду её, а с верхних этажей громко разговаривая, топая сапогами, бегут военные. Один пристально взглянул на меня. Лицо у него, можно сказать, было как-то особенно вдохновленным. Черты лица очень правильные. Через грудь блестящий ремень портупеи. Он бежал по ступеням впереди других. Я часто вспоминаю его. Это был маршал Тухачевский.
На верхних этажах одна из квартир принадлежала какому-то высокопоставленному военному. Значит М.Н. Тухачевский был у него в гостях. Когда они шумно проходили мимо, моя мама выглянула и рывком втащила меня в квартиру. Я не понимал, что с ней. Теперь, пожалуй, это понятно.
Вот таким помнится мне мой двор.
В этом доме (на Каляевской/Долгоруковской, дом №5) Л.А. Китаев-Смык с родителями и дедом жил более 80 лет тому назад. Другой стороной этот дом выходит на Оружейный переулок. Третья сторона дома оказывается на 5-ой Тверской-Ямской улице (сейчас пока еще улица А. Фадеева).
***