Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
А ведь нынче нашему сериалу - ровно год. 13 июля 2023-го появилась "Вступительная часть" к проекту, финал которого совершенно теряется за горизонтами будущих лет до такой степени, что - рискну предположить - если мне, к примеру, до смерти надоест сам канал, - "Вода живая и мёртвая" имеет довольно шансов быть доведённой до конца. Просто раньше я никогда не сочинял ничего подобного, и в силу авторского упрямства мне уже самому любопытно - до какого градуса литературной дерзости я смогу дойти. Или добрести... это уж как сложится! Мысленно поднимаю в одиночестве скромный бокал Pouilly - да и за работу!..
Полностью и в хронологическом порядке с проектом САМЫЙ ЛУЧШiЙ ИСТОРИЧЕСКiЙ СЕРИАЛЪ можно познакомиться в каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
"ВОДА ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ"
СЕРИЯ ПЯТАЯ ЭПИЗОД 2
К середине ноября я почувствовал себя значительно лучше того состояния, в коем находился после своего возвращения на этот свет, - до такой степени, что старики Волковы, томясь в Вологде без своей любимой Москвы, начали поговаривать уже о возвращении. "Да по снежку, батюшка ты мой, да по морозцу - мигом домчим. А дома - слава Всевышнему, что сохранил его! - и стены исцеляют" - напевно говаривала Фелицата Павловна. Вторил ей и Никита Семёнович, списавшийся уже с Берестневыми - теми самыми, сын которых, уже почитаемый погибшим, вдруг объявился живым и здоровым. Тем Берестневым, жившим в относительной близости от Волковых на Крестовоздвиженском, тоже свезло: их дом хоть и пограбили изрядно, но пожар его не коснулся, так что Никита Семёнович обращался к ним по-соседски, прося приглядеть за волковским имением. "Народ нынче озлобился, своего-чужого сгоряча не чует, как бы не обжился кто..." - беспокоился старик. Сестра их - вовсе уж старушка Алёна Семёновна - всё пыталась их отговорить: мол, куда уж зимою-то, до лета обождали бы, куда как славно?.. Сурово возражал и почти погодок её - хирург и самый усердный мой лекарь Алексей Иванович Чапижников, высказывавший сомнения насчёт полезности для моего состояния подобного путешествия. Однако же, Волковы проявили весьма неожиданную для них непреклонность, и в конце ноября мы отправились в дорогу. Попрощаться к нам пришли едва не все пребывавшие тогда в Вологде москвичи. Помню, впервые (и единственный раз!) повидал я старинного друга отца князя Петра Андреевича - почтенного екатерининского вельможу князя Нелединского-Мелецкого, задумчиво произнесшего Волкову, что ему-де невместно возвращаться в испоганенную французом Москву, хоть и его дом также остался нетронутым пожаром. Заходил и спаситель мой - акушер Рихтер, со свойственными ему немецкими спокойствием и невозмутимостью заверившему Волковым, что "сон - отлични лекарь, ja ", и снабдившему их какой-то микстурою, дабы я больше спал в дороге, что удалось мне вполне... Помню и пребывавшего в состоянии крайней задумчивости самого Вяземского, видно, тогда уже сочинявшего своё мрачное "Послание к Жуковскому из Москвы, в конце 1812 года", с коим вся читающая Россия познакомилась много позже...
... Я жду тебя, товарищ милый мой!
И по местам, унынью посвященным,
Мы медленно пойдем, рука с рукой,
Бродить, мечтам предавшись потаенным.
Здесь тускл зари пылающий венец,
Здесь мрачен день в краю опустошений;
И скорби сын, развалин сих жилец,
Склоня чело, объятый думой гений
Гласит на них протяжно: нет Москвы!
И хладный прах, и рухнувшие своды,
И древний Кремль, и ропотные воды
Ужасной сей исполнены молвы!
Однако ж, князь заблуждался, и воображение художника, подсказывавшее ему самые страшные картины, на сей раз сослужило ему не самую лучшую службу. Москва - противу движениям поэтического пера Петра Андреевича - была! Но какою?..
То, что мы с Волковыми застали, едва только въезжая в Белокаменную, невозможно было назвать иначе как "кошмаром". Несмотря на усталость, нарочно покрючив по Москве, мы, признаться, все пришли в уныние. Такого числа руин и почерневших остовов от разномастных пёстрых строений огромного когда-то города мы и представить себе не могли, слёзы поминутно наворачивались на глаза Никиты Семёновича, а Фелицата Павловна лишь крестилась истово на покалеченные обезглавленные церквы, шепча неслышно молитвы, да повторяя "да что же это, батюшка ты мой?.." Когда же дошло до развалин кремлёвских стен, подле которых копошилось всё в пару от тяжкой работы, кажется, не менее пары сотен мужиков, да увидали мы Никольскую башню вовсе без знаменитого своего белого шатра, тут уж Волков не выдержал и велел поворачивать к дому. Не доезжая пары переулков, он, помню, распорядился возле какого-то очередного строительства остановиться, вышел, минут с пять, по-хозяйски внимательно вслушиваясь, говорил с некоторым человеком в долгой поддевке синего сукна, а после, взойдя в бричку вместе с клубами морозного воздуха, пожаловался:
- У Тарабриных сгорело всё так, что и строить-то не на чем и нечем. И подмосковная - так же. Теперь вот - полюбуйтесь: из дерева дом кладут, а чтобы поприличнее выглядело - штукатуркою вымазывать станут. А какой дом был!..
У самих Волковых дом оказался на каменном белоснежном, хотя и со следами гари кое-где, несколько вросшем в землю фундаменте, о двух этажах, но с деревянным вторым, венчаемым каким-то трогательным по-деревенски коньком. Убедившись, что незнакомый мне Берестнев не прилгнул, и дом и в самом деле цел, Никита Семёнович бросился, едва не запнувшись при выходе с возка в снег, прямо к дверям, подёргал их, и тут же понёсся обегать дом со всех сторон, явившись уже через пару мгновений с другой стороны.
- А сад-то, сад-то какой был! Ах, злодеи, ах, пакостники!.. - восклицал он, горестно плеща руками, будто приглашая нас к сочувствию.
- Да будет тебе, отец мой, - неловко и грузно выпрастываясь наружу, увещевала его Фелицата Павловна. - Ишь, расходился! Цел-целёхонек - и слава Богу. Ну что там у тебя - в самом-то деле?..
Они вновь удалились за левый угол дома мимо почти полностью растащенного кем-то забора, вернувшись с правого уже нескоро: видно, что увиденное потрясло и Фелицату Павловну.
- А яблоньки-то, яблоньки - все как есть порубили! - в голос сокрушалась она. - И дубок наш, что Федечка маленьким ещё любил...
Воспоминания о погибшем сыне, разорённый начисто сад и увиденное на Москве до того разбередили обоим душу, что они оба долго не могли припомнить, куда положили ключ от крепких, на совесть сработанных ещё в прошлом столетии входных дверей, которые их кучеру Якиму пришлось взламывать топором, взятым взаимообразно на строительстве у давешних Тарабриных. Внутри, однако, всё и в самом деле оказалось нетронутым - словно французы сговорились как-то не огорчать славных стариков. Имущество их было куда как небогато и весьма напомнило мне обстановку в родных Липицах, но это всё же могло в полной мере именоваться жилищем - в отличие от тысяч москвичей, вроде тех же Тарабриных, что в какой-то месяц лишились всякого крова и принуждены были обретаться кто где. Впрочем, повторюсь, - тогда в России не чинились, и всяк, имеющий возможность к собственному проживанию где-либо, рад был и даже почитал за святую обязанность помочь ближнему бывшему соседу ли, дальнему родственнику или просто знакомцу обрести хотя бы временное пристанище. Всех тогда объединяла и общая беда, и боль общая, и святая вера в то, что Господь не оставит нас, и что все мы - одно целое, то, что всегда называлось "русский человек".
*************************************************
Мы непременно продолжим историю Ивана Яковлевича Рихтера грядущим августом, а нынче завершаем... печально-торжественным концертом №32 Дмитрия Бортнянского "Скажи ми, Господи, кончину мою" - как, мне кажется, наиболее соответствующей эпизоду музыкальной иллюстрацией к тексту выше
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу
