«....О войне писать трудно... Счастлив, кто не знает ее, и я хотел бы пожелать всем добрым людям и не знать ее никогда, и не ведать, не носить раскаленные угли в сердце, сжигающие здоровье и сон... Трудно писать о войне, хотя во мне “моя война” идет и идет своим ходом, не умолкая, не оставляя меня и мою память в покое». (В.Астафьев)
Герой-фронтовик Великой Отечественной, орденоносец, бесстрашный правдолюб, писатель-самородок, певец русского крестьянства. Русофоб, антимыслитель, отталкивающе некрасивый человек, антисоветчик и антихристианин. Что это за люди-антиподы, взаимоисключающие друг друга и явно находящиеся по разные стороны добра и зла? Эпитеты характеризуют одного и того же человека – именитого писателя Виктора Петровича Астафьева. Где он свернул не туда, когда сломался, да и сломался ли?
Родился будущий прозаик в небольшом селе Овсянка под Красноярском. Единственный ребенок в семье – сестренки умерли в раннем детстве, и одну из них маленький Витя хорошо запомнил: «Я ощущаю тоску по сестре и на всех женщин, которых любил и люблю, смотрю глазами брата», — так написал Астафьев в автобиографии. Детство безоблачным не было, в 1929 году арестовали отца за то, что сотворил по недоразумению аварию на мельнице, для осознания текущего момента сослали на строительство Беломорканала. На мальчишке в одночасье появилось несмываемое клеймо сына врага народа. Но настоящая беда случилась чуть позже: мама по реке повезла передачу мужу, лодка перевернулась, женщина ударилась головой о тяжелую конструкцию для лесосплава и утонула.
«И лишь одно я просил бы у своей судьбы — оставить со мной маму. Её мне не хватало всю жизнь…».
Удивительно, но отца вскоре освободили как ударника пятилетки, он завел новую семью, в которой нашлось место и Виктору. Правда, совсем ненадолго – отец умер, а никому не нужный пацаненок сбежал, оказался на улице, некоторое время жил в заброшенной полуразвалившейся лачуге, скитался, пока не попал в детский дом.
«Беспризорничество. Сиротство. Детдом-интернат. Все это пережито в Игарке. Но ведь были и книги, и песни, и походы на лыжах, и детское веселье, первые просветленные слезы».
В школе никак не давались точные науки, из-за двоек Виктор несколько раз оставался на второй год. Единственной отдушиной стала литература, где все было понятно даже без учительских пояснений и нудной зубрежки. Очень повезло с наставниками: директор детского дома Василий Иванович Соколов никогда не оставлял мальчишку без внимания, видел творческие задатки и советовал попробовать свои силы в писательстве. Учитель русского языка и литературы, а заодно и талантливый поэт Игнатий Дмитриевич Рождественский высоко ценил работы Виктора, публиковал его сочинения в школьном литературном журнале и всячески направлял неуемную энергию подростка в правильное русло. Именно ему много лет спустя подарил писатель свою первую книгу с благодарственным автографом.
Но о литературе как профессии думать пока не приходилось, сироту ожидало фабрично-заводское училище – ремеслуха, затем работа сцепщиком вагонов на железной дороге. Жизнь как у всех. И как все советские люди он отправился на фронт, чуть восемнадцать сравнялось, хотя мог бы и не высовываться – все железнодорожники имели бронь. Просто увидел однажды на станции, как из щелястого вагона выгружали умерших от голода эвакуированных и складывали рядком на обочине…
«Всегда думал, что война – это бой, стрельба, рукопашная, но там, где-то далеко-далеко. А она вон как – везде и всюду, по всей земле моей ходуном ходит, всех к борьбе за жизнь требует и ко всякому своим обликом поворачивается», – писал Астафьев в повести «Где-то гремит война».
У любой войны тоже имеются «рабочие» специальности, требующие обучения – здесь уже двойку не схватишь, ибо цена небрежности – жизнь. Виктор Астафьев освоил много военных профессий: разведчик, связист, водитель, - все навыки и умения пригодились в жестоких боях на Первом Украинском фронте, при форсировании Днепра, на Курской Дуге и в Польше. Сражался героически, был награжден орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За освобождение Польши», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».
Из наградного листа на медаль «За отвагу»: «В бою 20.10.43 г. красноармеец Астафьев В. П. четыре раза исправлял телефонную связь с передовым наблюдательным пунктом. При выполнении задачи, от близкого разрыва бомбы был засыпан землёй. Горя ненавистью к врагу, тов. Астафьев продолжал выполнять задачу и под артиллерийско-миномётным огнём, собрав обрывки кабеля, и вновь восстановил телефонную связь, обеспечив бесперебойную связь с пехотой и её поддержку артиллерийским огнём».
В 1944 году война для красноармейца Астафьева закончилась, он получил тяжелейшую контузию, осколок в легком, наполовину ослеп, повредил руку, которую уже готовились ампутировать в госпитале. Бойца отстоял хирург, чудом спас руку.
На Урале, в Чусовом началась мирная жизнь. Попытка вернуться на железную дорогу не удалась: один глаз совсем ничего не видел, каждое движение отзывалось в израненном теле невыносимой болью – какая уж тут сцепка вагонов… Вахтер в колбасном цеху – единственное, на что хватило сил и возможностей. «Рядовая окопная землеройка с шестиклассным образованием», - со скорбной иронией называл себя солдат. Уже бывший…
«Ну, мужик, деревня, детдомовщина во мне сидит... Не состоял ни в пионерии, ни в комсомоле, ни в партии... Я был шофером и в разведке артиллерийской, а когда глаз подбили, поневоле стал связистом... с фронта мы ехали изувеченные, всеми брошенные на произвол судьбы, без специальности, без образования... победители - гол как сокол... кому до нас было дело? Бывали в первые послевоенные годы такие дни, когда я жалел о том, что меня не убили на фронте» – вспоминал впоследствии писатель.
Из бездны отчаяния помогла выбраться любимая литература. При газете «Чусовской рабочий» открылся кружок молодых писателей и поэтов. Так хотелось поделиться правдой о войне, о пережитом, о наболевшем, но Астафьев опасался «ненужных и неумелых слов» и полного отсутствия подготовки к профессии литератора. Но не сдержался, на спор за одну ночь написал рассказ «Гражданский человек» о судьбе своего фронтового друга, сложившего голову в окопах.
Рассказ напечатали в газете, заметили, похвалили. Дальше все вроде бы гладко складывалось: работа журналистом, выход первой книги «До следующей весны», сборники рассказов для детей – любовь читателей и заслуженная известность, как необходимость - высшие литературные курсы в Москве. Темы, актуальные для той поры - военный патриотизм и описание деревенского быта - обеспечили прием в Союз Писателей. Собрал почти все всесоюзные награды и звания, стал Героем Социалистического Труда и Народным депутатом СССР.
Вышедшая в 1976 году нравственно-философская повесть «Царь-рыба» об ответственности человека за все живое вокруг, о гармонии в природе и собственной душе, окончательно закрепила успех писателя на литературной стезе, принеся не только всесоюзную, но и мировую известность.
Героев своих книг Виктор Астафьев уважал и любил - простые трудяги: солдаты, рабочие, крестьяне, вынесшие на плечах все тяготы жизни. Он и сам был одним из них, в общем ряду, тот самый «рабочий войны», на котором держится армия, и «рабочий земли», стержень и основа нашего мира.
«Сейчас все кругом “борются”, а надо бы работать. Может, и пригожусь еще русской литературе».
Наступила перестройка. Над романом-эпопеей «Прокляты и убиты» Астафьев работал с 1990 по 1994 годы, но так и не завершил свое самое трагическое и неоднозначное произведение – не осталось сил, но не для писания – для отражения нападок ополчившегося на него окружения, читателей, коллег, да и многих уже постаревших участников Великой Отечественной…
Необычным стало само название романа, пришедшее из писаний русских старообрядцев: «Все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты». Война, по мнению Астафьева – заслуженное нами Божье наказание, посланное народу за отказ от веры, а принять такое человеку, жившему совсем в другом представлении о своем тяжком, но героическом прошлом, было невозможно. После публикации романа Астафьева обвинили в пособничестве либералам, в очернении памяти Великой Отечественной, русофобстве, пособничестве Западу, в конъюнктурной попытке встроиться в когорту Нобелевских лауреатов. Правду, вопреки расхожей истине, говорить нелегко и далеко не всегда приятно.
«Никогда Астафьев не был русофобом — нет, Виктор Петрович был предельно честным человеком. Как он видел, чувствовал, думал, так и писал. Для него важно было не только чётко выстроить сюжет, но и донести до читателя правду. Открыть ту страницу, которую до него ещё никто не открывал», - рассказывал друг писателя, поэт Андрей Дементьев.
С другой стороны, демократическая печать тоже не молчала: всюду появлялись хвалебные статьи, в которых роман называли лучшей книгой Астафьева и «единственной правдивой книгой о войне», ее автору вручили Государственную премию Российской Федерации и премию Александра Солженицына. Критик Владимир Курбатов назвал роман «Прокляты и убиты» «самой мучительной в русской литературе книгой».
Но и критики, и читатели, отторгавшие и восторгающиеся романом, были единодушны в одном: ничего подобного в русской военной прозе не появлялось ни до, ни после пронзительной эпопеи Астафьева.
За несколько месяцев до смерти Виктора Петровича Астафьева Красноярское Законодательное собрание рассматривало вопрос о выделении тяжелобольному народному писателю ежемесячной прибавки к пенсии – на лечение. Речь шла о трех с половиной тысячах рублей. По итогу слушаний земляки-депутаты приняли решение в пособии отказать — за «поклеп на армию и предательство всего русского народа».
…В своем завещании, составленном незадолго до ухода из жизни, Виктор Петрович написал:
«Ради Бога, заклинаю вас, не вздумайте что-нибудь переименовывать, особенно родное село. Пусть имя мое живет в трудах моих до тех пор, пока труды эти будут достойны оставаться в памяти людей. Желаю вам всем лучшей доли, ради этого и жили, и работали, и страдали. Храни вас всех Господь».
Из книг Виктора Астафьева:
Тот, кто врёт о войне прошлой, приближает войну будущую.
Любовь — это творчество. Всегда творчество. Мы любим в других то, чего нет в нас, если нет этого и в других — выдумываем, внедряем, делаем людей лучше, чем они есть на самом деле.
Мелкое, но постоянное унижение не просто мучает и терзает душу человека, оно приводит к чувству самоуничижения, малозначности своей.
Главное губительное воздействие войны в том, что вплотную, воочию подступившая массовая смерть становится обыденным явлением и порождает покорное согласие с нею.
Все мы, русские люди, до старости остаемся в чем-то ребятишками, вечно ждем подарков, сказочек, чего-то необыкновенного, согревающего, даже прожигающего душу, покрытую окалиной грубости, но в середке не защищенную, которая и в изношенном, истерзанном, старом теле часто ухитряется сохраняться в птенцовом пухе.
Чтобы делать добро, помочь человеку, не обязательно знать его язык, его нравы, его характер — у добра везде и всюду один-разъединственный язык, который понимает и приемлет каждый Божий человек, зовущийся братом.
Бог и природа предоставили человеку одну-единственную возможность явиться к жизни, и со дня сотворения мира способ его рождения не изменялся. А вот сам человек устремленным своим разумом придумал тысячи способов уничтожить жизнь и достиг в этом такого разнообразия и совершенства!
Ворюга, требующий честности от других, — это давнее, но не отжившее приобретение человечества в наши дни. И ему, ворюге, позарез нужны честные люди, отряды честных и порядочных людей, высокая мораль, за которой он мог бы укрыться, как за крашеным забором, иначе, будучи вором среди воров, он с голоду подохнет и воспитывать ему будет некого.
Никогда еще не наваливалась на человека и так уверенно не завладевала им массовая культура, которая одолевала и одолевает его всегда во времена смутные, бедственные, тяжкие. Она, массовая культура, как окопная вошь, что грызет тело, но подтачивает душу...
Как часто мы бросаемся высокими словами, не вдумываясь в них. Вот долдоним: дети — счастье, дети — радость, дети — свет в окошке! Но дети — это еще и мука наша. Вечная наша тревога. Дети — это наш суд на миру, наше зеркало, в котором совесть, ум, честность, опрятность нашу — все наголо видать. Дети могут нами закрыться, мы ими — никогда.
Боже Милостивый! Зачем Ты дал неразумному существу в руки такую страшную силу? Зачем Ты прежде, чем созреет и окрепнет его разум, сунул ему в руки огонь? Зачем Ты наделил его такой волей, что превыше его смирения? Зачем Ты научил его убивать, но не дал возможности воскресать, чтоб он мог дивиться плодам безумия своего?
Жизнь дает только Бог, а отнимает всякая гадина.
Говорят, что человеческая душа жива и бессмертна до тех пор, пока есть в оставшемся мире тот, кто её помнит и любит.
И пока есть хлебное поле, пока зреют на нём колосья – жив человек и да воскреснет человеческая душа, распаханная Богом для посевов добра, для созревания зёрен созидательного разума.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!