Нам сделалось скучно жить в деревне, и мы решили завести овец. Или баранчика. Или овечечку и баранчика сразу.
Мы - это я и соседка Анютка. На улице вовсю бушевала весна, мы посадили морковку, свеклу и лук, а также воткнули рассаду в теплицу. Развлечений больше не осталось. Уход за начинающими расти посадками теперь сократился до надзорного получаса утром и проверочного получаса вечером. Нам захотелось обзавестись и живыми подопечными, от которых был бы толк. Коровы требуют много труда и много корма, им нужна теплая конюшня. Козам тоже, да и молоко козье нам не очень нравилось. Овцы не нуждаются в таких серьезных затратах и дают шерсть. Поэтому нам захотелось поселить в сарайчике овец. Авито тогда не обладал такой пышной известностью, как сейчас, и мы засели читать районную газетку с объявлениями.
В газете было восемь объявлений о продаже овец. Мы прочитали информацию о возрасте, системе питания, особенностях родительских свадеб и шерстистости породы. Ни фига не поняли, кроме ценника и расстояния до нас. Самый близкий вариант, о чудо, и стоил вполне приемлемо. Плюс там сразу же были и овечка, и баранчик. Мы немедленно стали звонить хозяевам и договариваться о покупке. Нам отвечали как-то нехотя, чему мы немного удивились - зачем давать объявление, если не хочешь общаться и обсуждать виды на урожай и цены на бензин. Договорившись о встрече в выходные, повесили трубку и только тут заметили, что времени - третий час ночи. Анютка хотела немедленно позвонить и извиниться, но я уговорила ее извиниться при встрече, а то нам никого не продадут.
На следующий день была куча дел - надо было управиться с нашим хозяйством, таким бедным и сиротливым без пушистых копытных друзей, найти, кто повезет нас за скотиной и потом скотину вместе с нами, а также договориться, кто будет влачить тяжкое бремя домашнего рабства на время нашего отсутствия. Ехать кому-то из нас в одиночку было неприемлемо - я не разбиралась в скотине и могла проглядеть некондицию, Анютка не умела договариваться и сбивать цену. Вопросы решили просто - я сбагрила полуторагодовалую дочку Анюткиной старенькой маме, очень любившей малышей и по счастливой случайности как раз находившейся в добром здравии. Анютка же просто наорала на своих, высказавшись в том смысле, что она на них весь год со сковородкой работает и имеет право раз в полгода выбраться на увеселительную прогулку за несколько десятков километров. Тут же чудесным образом на ужин все дружно решили обойтись пельменями из магазина и согласились, что уборку можно отложить, а ее супруг, потирая ушибленную веником спину, выразил желание полить вне очереди огурцы и накормить жильцов курятника.
В той же газетке отыскался скромный владелец Газели с тентом, согласившийся нас увезти за скромные деньги. Узнав, какой груз предстоит перевозить, он не испугался, только добавил: "Убирать за ними сами будете!" Мы, конечно, согласились. В субботу, оставив домочадцев ожидать нашего прибытия, мы торжественно отбыли на прибывшей с сорокаминутным опозданием Газели.
Чтобы не напрягать не себя, ни водителя, накануне я предусмотрительно сгоняла в город в аптеку и обзавелась тремя памперсами размера L. Можно я не буду рассказывать, какими глазами смотрела фармацевт, которая открывала для меня пачку и демонстрировала размеры наглядно, когда я сказала, что в подгуз нам предстоит запихать овцу? Размеры S и M мне показались недостаточно объемными. На всякий случай прихватила ещё две старых простыни - завязать конструкцию сверху, чтобы бестолковые животные случайно не раздели друг друга в кузове.
Хозяйка овец немножечко удивилась, когда мы начали упаковывать скотинок перед дорогой в изделия размера L. Когда сверху мы навязали ещё и простыни, овцы сделались похожими на симпатичных завсегдатаев сумасшедшего дома. Мы, видимо, произвели похожее впечатление, потому что хозяйка сделала нам неплохую скидку и даже перекрестила вслед, не меняя размера расширившихся глаз. Думаю, спустя несколько лет, когда даже в деревнях все узнали о тиктоке и нельзяграме, она здорово пожалела, что не сфотографировалась с нашей веселой бригадой на память. Я, например, жалела.
Мы выехали за окраину села, и тут один из лохматых заорал. Баран, меланхолично сказала Анютка и закурила в окошко. Почему баран, спросила я. По голосу слышу, пояснила Анютка, даже не обернувшись к ценному грузу. А почему овца молчит? Испугалась, определила Анютка. Ничего, она не корова, ей молоко не терять. Успокоится.
Овца тоже немного кричала на середине пути. Но мне показалось, что больше для порядку. Ну типа баран орет и ей тоже надо. Нервные они у вас, сказал водитель. Куда вы их, на мясо? Ты чего, дружно возмутились мы. Вырастить, и на шерсть, и на племя. Бабушка прядёт знатно, осенью прясть, зимой носки вязать и продавать. Я вспомнила, что меня тоже учили прясть, и начала рассказывать, что сперва надо ниточку хорошую из шелка пустить по веретену, а на нее уже шерстяную вести. Потом вырастим, ягнят будем разводить, сказала Анютка. Тут овца закричала впервые за все время поездки. Она не согласна рожать, сказала я. Да кто ее спросит, отмахнулась Анютка. Нет-нет, не надо издеваться над девочкой, испугалась я. Пусть подрастет, подумает, а когда захочет, тогда и родит. Овца тут же замолчала. Понимает, - с удивлением сказал водитель.
В общем, путешествие проходило в теплой, дружеской обстановке. Мы ехали с открытыми окнами, в них врывался ласковый ветер вперемешку с дорожным песком и дымом анюткиных сигарет. Орал баран. Молчала овца. Потом баран тоже замолчал. Да так крепко, что я постоянно оглядывалась, проверяя - не выдуло ли его через открытый задник Газельки. Оба были на месте.
Когда мы приехали, встречать нас вышла вся улица. Толпа Анюткиной родни окружила Газель, радуясь примерно так же, как встрече нового родственника из роддома. Примерно так оно и было. Я молилась, чтобы дочь не заметила меня раньше времени, но она спокойно сидела в коляске и играла в ладушки с соседским шестилетним Сашкой. Мы отогнули бортик Газели и стали вытаскивать шерстяных копытных на травку. Овечка смирно обрушилась туда, куда ее стянули за верёвку на шее, как большое шерстяное облако, и тут же принялась щипать траву. Баран, балда, никак не мог сообразить, что высота не страшная и можно спрыгнуть. Он стоял, пучил на меня глаза и натужно кричал: мммэээ! мээээааа! Насколько я могла судить, это было что-то нецензурное. В конце концов Анютка влезла в кузов, взяла барана в охапку и вместе с ним спрыгнула вниз. Поставленный на травку баран тут же начал жрать ее так, будто до этого не жрал с рождения. Он был явный холерик с отчетливыми признаками неврастении. Налицо были и нетерпеливость, и обострённые негативные реакции, и крайне фиговое внимание - нам пришлось кричать и волочить его в сторону, чтобы газелист мог уехать. В кузове было чисто. Мы порадовались этому факту и сняли с копытных памперсы. Милый баран тут же перестал орать, и жизнь немножечко упростилась.
Стул у копытных был неплох - об этом свидетельствовала изнанка памперсов. Они были полны коричневыми шариками. Их вынесли в компостные ямы, а скотину повели поить и устраивать на новом месте жительства. Поделили животных по-братски - мне овца, Анютке баран. Ты даже на Ваську не можешь наорать, сказала мне ласковая соседка, куда тебе с бараном справиться. Я с ней была абсолютно согласна. Баран с его склочным характером и луженой глоткой мне не понравился сразу, и неприятие было обоюдным.
Все лето и часть осени мы держали их в сараюшке и выводили каждый день на выпас. Осенью обоих остригли, как новобранцев в ночь перед отбытием в войска. Шерсть Анюткина матушка пряла тихонько всю зиму, всячески проклиная бестолковых нас (но было видно, что сидеть за прялкой ей нравится). Лысых с проплешинами овец у нас купил татарин из соседней деревни - он держал в утеплённой конюшне небольшое стадо и периодически заменял состарившихся особей. Из шерсти мы потом действительно связали целую кучу носков и варежек с отчетливым резковатым ароматом, не оставлявших сомнений в натуральности продукции. Дочке казалось, что варежки кусаются, а носки она носила без звука - они надевались на мягкие матерчатые. На этом наш бизнес-проект и закончился.