Умеет наш уважаемый автор Борис Николаевич Григорьев вытянуть из глубины веков ушедших полезный пример. Вот без всяких полупрозрачных намеков и литературных ухищрений. Вроде все про век 19-й, но что-то до боли знакомое. Вспомните, уважаемые читатели, сколько раз за последние годы, вы, слушая новости, сами себе говорили: "Ну, не может же быть вот чтоб просто ТАК, наверное. мы чего-то просто не знаем!" Ну, как сейчас, мы деликатно умолчим. А как тогда - читайте ниже.
Особа, приближённая к императорам
Александр Борисович Куракин (1752-1818), посол России во Франции был в смятении: пропал швейцар посольства Жан Вустингер, а на все его расспросы министра иностранных дел герцога Бассано получал какие-то расплывчатые ответы, министр просил его не беспокоиться и обещал, что французские власти сделают всё возможное и отыщут пропавшего посольского служащего.
Князь Куракин был личностью довольно эксцентричной. Он в 1807 году участвовал в Тильзитских переговорах Александра I с Наполеоном, и во время этих переговоров Наполеон, и Талейран высказали пожелание иметь его послом России в Париже. Александр внял этим пожеланиям и в 1808 году отправил его в Париж со словами, что он там «предпочитает дурака, который ведёт себя так, что никто не может подозревать настоящих чувств России, умному человеку, который возбуждал бы в умах сомнения». Конечно, Александр Борисович дураком не был, но на поприще посла при Наполеоне вполне соответствовал этим намерениям царя.
Французский историк Вандаль даёт блестящий портрет посла его величества императора России. Даём его в нашем пересказе.
Князь уже на предыдущих дипломатических постах создал о себе в Европе образ пышного и эксцентрического человека. Добрый человек, искренний поборник мира, богатый и гордый старик, любивший больше всего на свете роскошь и великолепие, он представлял собой тип дипломата из старинных французских водевилей. Дом его всегда был открыт для гостей, он давал парижанам блестящие приёмы и праздники, которые охотно посещались ими, но из-за безмерного культа этикета, непомерного самолюбия и страсти к выпячиванию своей личности служили предметом добродушных насмешек. Он являлся среди гостей, сияя как солнце от обилия на нём драгоценных камней и орденов.
При его открытой жизни и добродушной доверчивости парижской полиции было легко следить за всеми его шагами. Она не только читала его депеши, когда он засыпал в кресле перед своим письменным столом, но следовала за ним в его визитах к актрисам, наблюдала за прогулками по галереям Пале-Рояля, где он покупал себе фальшивую грудь, только что тогда изобретённую, и с интересом присматривался к фальшивым икрам и с удовольствием слушала, как он читает мораль на бульварах опустившимся личностям. И такой человек, естественно, не казался тайной полиции опасным - скорее он был в их глазах человеком смешным.
Бедняга Александр Борисович стал печально известен после пожара, случившегося на бале у австрийского посланника по случаю венчания Наполеона на австрийской принцессе Марии-Луизе. Во время пожара случилась паника, Куракин был сбит с ног, кубарем скатился по лестнице и получил сильные ожоги. После этого бала здоровье его значительно ухудшилось, и он не мог уже оправиться до самой своей смерти.
Мемуарист Ф.Вигель в своих записках даёт о нём такой отзыв: «Смолоду князь Куракин был очень красив и получил от природы крепкое, даже атлетическое сложение. Но роскошь и сладострастие размягчили телесную и душевную его энергию, а эпикуреизм его виден был во всех его движениях, и лучезарное тихонравие его долго пленяло и уживалось, но в новое царствование, с новыми идеями, оно дало повод сравнивать его с павлином».
Исчезновение швейцара русского посольства было связано с отъездом из Парижа 14(26) февраля 1812 года другого сотрудника А.Б.Куракина – военного агента Александра I при дворе Наполеона графа А.И.Чернышева (1785-1857). Флигель-адъютант императора и полковник Чернышев познакомился с Наполеоном в 1809 году, когда состоял при нём в качестве военного наблюдателя во время войны Франции с Австро-Венгрией. После подписания Шёнбруннского мира Александр Иванович остался в Париже в качестве доверенного лица Александра I и одновременно военно-дипломатического агента.
Своё влияние при дворе Наполеона граф получил после описанного выше пожара, на котором он, действуя хладнокровно и уверенно, спас нескольких влиятельных персон и дам. К дамам он вообще относился с большим пиететом, и в Париже говорили, что Чернышев одержал победу даже над сестрой Наполеона Полиной Боргезе. Но все его победы над дамами были только цветочками, которые срывал наш ловелас по ходу выполнения главного задания - сбора разведывательной информации о планах Наполеона и о французской армии.
Уезжая из Парижа, Чернышев вёз с собой ответ Наполеона на письмо Александра.
На другой день в его квартиру нагрянула тайная полиция и произвела обыск. В кабинете полицейские агенты нашли обрывки писем и записок, которые с точки зрения цели обыска оказались несущественными Полиция заглянула и в спальню полковника и увидела в камине груду пепла от сожжённых бумаг. Они поворошили на всякий случай пепел, но там ничего не было. Тогда они подняли прикаминный ковёр и увидели под ним письмо.
Содержание письма было следующим:
«Господин граф, вы гнетёте меня своими просьбами. Могу ли сделать для вас более того, что делаю? Сколько я переношу неприятностей, чтобы заслужить случайную награду. Вы удивитесь завтра тому, что я вам дам. Будьте у себя в 7 часов утра. Теперь 10 часов: я бросаю перо, чтобы достать сведения о дислокации великой армии в Германии по сегодняшний день. Формируется четвёртый корпус, состав которого совершенно известен, но время не позволяет мне дать вам об этом все подробности. Императорская гвардия войдёт в состав великой армии. До завтра в 7 часов утра. М.»
Находка оказалась бесценной.
Агенты представили письмо префекту полиции Паскье, префект немедленно вручил его министру полиции Савари, герцогу Ровиго, а тот приказал передать копию письма министру иностранных дел Марэ, герцогу Бассано и опрометью бросился к Наполеону. Когда главный полицейский Франции торжественно извлекал из папки бесценный артефакт, Наполеон продемонстрировал ему копию артефакта, только что полученную от главного дипломата страны Марэ. Герцог Бассано оказался проворнее герцога Ровиго.
Остальное было делом техники.
Письмо, подписанное буквой «М», указывало на принадлежность его автора к военному ведомству. В главном штабе сразу высказали предположение, что за буквой «М» мог скрываться бывший чиновник военного ведомства Мишель, перешедший на службу в военную администрацию по отделу обмундирования. Мишель пользовался репутацией пьющего и живущего не по средствам человека и считался обладателем лучшего почерка во всём ведомстве. Агенты Савари сличили почерк упомянутого письма с какой-то другой написанной Мишелем бумагой, и через час доставили обладателя лучшего почерка в полицейское ведомство. Мишель сразу во всём признался.
Мишель рассказал, что общался с Чернышевым через швейцара русского посольства, австрийца по национальности, Жана Вустингера. Вторгаться в здание посольства и производить в нём арест Вустингера не позволяли действовавшие тогда правила дипломатических отношений, и агенты Савари заставили Мишеля написать Вустингеру письмо с предложением встретиться в условленном месте в городе. Там его и «повязали» и спрятали от недоумевающего Куракина.
Мишель назвал трёх своих сообщников: чиновника военного министерства по отделу передвижения войск Луи-Франсуа Сажэ, чиновника по отделу инспекции войск Луи-Франсуа Александра Сальмона и сторожа министерства Жана Мозеса с громкой кличкой «Мирабо». С их помощью следователи написали подробную и яркую «картину маслом». Савари сделал Наполеону два доклада – 1 и 2 марта – и оставил императора чрезвычайно довольным ими. Он догадывался о скрытой деятельности Чернышева, но до поры-до времени не решался портить отношения с Александром. Теперь, когда подготовка к русскому походу уже была в самом разгаре, император решил шпионское дело Чернышева-Мишеля использовать на «полную катушку». Решили пока втихомолку готовить суд над разоблачёнными агентами Чернышева, чтобы, когда всё будет готово, информировать об этом общественность Франции и Европы.
Неугомонному Александру Борисовичу, чуть ли не ежедневно досаждавшему герцогу Бассано просьбами разыскать пропавшего швейцара, Наполеон решил всё-таки сказать правду и сам продиктовал герцогу содержание письма для вручения Куракину:
«Его величество чрезвычайно огорчён поведением графа Чернышева, он с изумлением узнал, что человек, с которым он всегда хорошо обращался и который был в Париже не в качестве политического агента, а как адъютант русского императора, аккредитованный при его величестве собственноручным письмом русского государя, а потому пользовавшийся бóльшим доверием, чем посол, - воспользовался своим высоким положением и во зло употребил то, что считается наиболее святым в глазах всех людей.
Его величество льстит себя надеждою, что император Александр будет также огорчён поведением Чернышева и признает, что последний играл роль агента подкупа, одинаково осуждаемого международным правом и правилами чести. Его величество жалуется, что под титулом, вызывавшим особое доверие, приставили к нему шпиона и при том во время мира, а это дозволительно только относительно врага и во время войны. Он жалуется, что шпионом был выбран не человек, принадлежащий к низшему слою общества, а лицо, близко стоящее к своему государю»[1].
Прочитав письмо, Куракин пришёл в ужас: подумать только, кого он укрывал под крышей своего посольства!
Дело Мишеля и его упомянутых выше трёх сообщников слушалось в уголовном суде Сены 13 и 14 апреля 1812 года. Как и следовало ожидать, суд признал их виновными, а других чиновников, арестованных по делу, освободил за недостаточностью улик. Вустингера не судили вообще, потому что он был сотрудником иностранного посольства, и он выступал на суде как свидетель.
Ко всеобщему удивлению, Мишель занялся своей преступной деятельностью за 8-9 лет до описываемого времени. Он служил тогда в военном ведомстве и случайно встретил на бульваре секретаря русского посольства П.Я.Убри (1774-1847). Пётр Яковлевич заметил в руках Мишеля лист бумаги и обратил внимание на прекрасный почерк в тексте. Получив утвердительный ответ француза, что текст написан им, Убри предложил ему заняться перепиской для него служебных бумаг. Мишель согласился и, переписав для дипломата 3-4 невинные бумаги, получил за работу 1000 франков. А когда Убри попросил Мишеля достать документы о дислокации французской армии, то отказа не получил, тем более что русский опять заплатил ему по 1000 франков.
После Тильзитского мира Убри вернулся в Париж в титуле поверенного в делах, а Мишель продолжил носить ему документы из министерства обороны Франции. Потом посольство стал возглавлять генерал-адъютант Пётр Александрович Толстой (1769-1844), не имевший совершенно никаких понятий о дипломатической работе (у читателя, да и у нас уже возникло подозрение, что у императора Александра I в отношении своих послов во Франции имелся «пунктик» направлять туда некомпетентных людей), при котором связь с Мишелем успешно продолжил советник К.В.Нессельроде (см. о нём отдельную главу). Карлу Васильевичу Мишель передавал списки командного состава армии, расположенной в Германии, и сведения о её составе. Нессельроде выплачивал Мишелю за каждую порцию документов всего по 500 франков.
После отъезда Нессельроде из Парижа связь с французом поддерживал секретарь Крафт. За 3 года до суда Мишель был уволен из военного ведомства и переведен в отдел обмундирования военной администрации, в связи с чем его разведывательные возможности иссякли. Он стал искать сообщников и начал со сторожа Мозеса, которому было поручено 2 раза в месяц носить на переплёт сброшюрованный общий план дислокации французской армии. Мишель ухитрялся за 45 минут, которые ему давал Мозес, списывать наиболее важные сведения и передавать их Крафту. Мозес был человеком неграмотным и поверил Мишелю, что план о дислокации армии ему был нужен, чтобы следить за своим богатым родственником, дабы не пропустить момент оформления наследства! Сторож по кличке «Мирабо»[2] довольствовался получением от Мишеля 5-6 франков.
Скоро начальнику отдела, занимавшегося дислокацией армии, показалось, что Мозес стал что-то долго задерживаться у переплётчика, и поручил ходить к нему другому чиновнику. Первый раз этот чиновник пошёл вместе с Мозесом, и тому каким-то чудом удалось взять у него документы и передать Мишелю, но потом этот источник информации пришлось тоже закрыть. Но Мишель был тёртый калач, и вскоре завёл знакомство с Сажэ и Сальмоном. Последний регулярно снабжал Мишеля информацией по каждому полку, убывающему из Франции для формирования Великой армии Наполеона, а потом и вовсе представил для русского Генштаба полную картину всей французской армии в Германии. Сажэ дополнил эту картину сообщением о местонахождении там трёх корпусов.
На следствии Сажэ показал, что он не передавал Мишелю данные о гвардии, но Мишель наоборот утверждал, что в последней передаче Сажэ находилась именно эта информация. Переписку с русским агентом Мишель вёл с Вустингером, исполнявшим тогда роль камердинера Нессельроде. После отъезда Карла Васильевича домой Вустингер свёл Мишеля с Чернышевым, который объявил французу, что является любимцем русского императора Александра и обещал ему обеспечить солидную пенсию. Кстати, Мишель не прерывал контакта и с Крафтом, а граф Александр Иванович списывал у Крафта то, что считал для себя особенно интересным.
Крафт передал Мишелю 6.000 франков. Чернышев заплатил 4.000 франков – в основном за специальный заказ, сделанный для Сажэ. Всего же Мишель получил от русских 20 тысяч франков, в то время как Сажэ и Сальмону он платил по 300 франков. Уезжая, граф сказал Мишелю, что если ему удастся завербовать в военном министерстве начальника отдела, он заплатит такому агенту 400 тысяч франков. Но Мишель благоразумно отказался от такого шага, не рассчитывая на успех.
На суде Мишель пытался доказать, что стал невинной жертвой таких демонов-искусителей, которым оказался полковник Чернышев. Граф не гнушался наносить Мишелю визиты в его скромном жилище, а когда Мишель завёл речь о том, чтобы прекратить сотрудничество, полковник заявил, что тот зашёл уже слишком далеко, и пути к отступлению у него нет. «Если вы откажетесь мне служить», - якобы сказал Чернышев, - «то я донесу на вас, и вы погибнете».
При работе с Сажэ и Сальмоном Мишель прибегнул к выдумке, что он работает на фирму некоего Дельпона, которая якобы занималась снабжением Великой армии в Германии, и якобы сказал им однажды, что поскольку Великая армия будет закупать всё в Германии, фирма скоро лопнет, и все они останутся «на бобах». Сажэ и Сальмон строили свою защиту на этом моменте и говорили, что они верили Мишелю как более опытному и знающему чиновнику и полагали вполне естественным, что Дельпону необходимо было знать о расположении войск французов.
Сальмона и Мозеса суд присяжных оправдал, Мишеля приговорил к смертной казни, а Сажэ – к тюремному заключению и штрафу в размере 600 франков. Мишеля казнили, оправданных судом Сальмона и Мозеса после суда по приказу Наполеона арестовали и отправили за решётку. Их освободили после того, как союзные войска в 1814 году вошли в Париж. Вустингера тоже арестовали, не взирая на его дипломатическую неприкосновенность, посол Куракин выразил протест, но на него уже никто не обратил внимания. До перехода Немана французами оставались считанные дни.
За графом Чернышевым можно было бы найти ещё достаточно много деяний. Он фактически играл роль главного дипломата в Париже, всевидящим и строгим оком наблюдал за чудаковатым Куракиным, встречался с Талейраном и долго о чём-то беседовал с ним, причём князь Беневентский объяснялся с графом «как настоящий друг России». Он переманивал на русскую службу французских военных и предпринимал многое другое.
Связь друга императоров с Полиной Боргезе вызвало в обществе всякого рода толки, и Савари попросил Нессельроде посоветовать Чернышеву веселиться, сколько можно, но оставить Полину в покое. Это не возымело на шармёр-кавалергарда никакого действия, и тогда Савари приказал напечатать в официозе «Journal de LˮEmpire” статейку, предупреждающую парижское общество от контактов от молодого интригана среднего роста со свежим лицом, чёрными волосами, хорошо одетого и выдающего себя за курьера с депешами и злоупотребляющего доверием добродушных людей.
Статейка произвела фурор в дипломатической сфере, а Наполеон пришёл в ярость, потому что Савари нарушил его приказ смотреть на проделки Чернышева сквозь пальцы. Он сделал выговор главному полицейскому, сменил редактора официоза, удержал жалованье у цензора, пропустившего статью, и строго-настрого приказал оставить Чернышева в покое. Потому что ещё не пришло время, и разрыв с Россией был преждевременный. --
И это время настало в начале 1812 года, и Чернышева стали «пасти» сразу несколько спецслужб. Скоро им стало понятно, что Чернышев залез в «огород» военного министерства, но ещё не было известно, кто являлся его источником. Наполеон уже готовил письмо к Александру, с которым он намеревался отправить Чернышева и удалить его из Парижа.
Конечно, Наполеон лицемерил, изображая гнев по поводу шпионских деяний Чернышева. Шпионаж в его армии и государстве был поставлен на широкую ногу. Просто ему было выгодно поднять скандал вокруг спецпосланника Александра, потому что надо было как-то объяснять подготовку к войне с Россией.
А с графа Чернышева вся эта история сошла как с гуся вода. Он достойно воевал в Отечественную войну, принимал участие в заграничном походе, наведался победителем в 1814 году в Париж и вообще сделал сногсшибательную карьеру.
Интересно только, помнил ли он о допущенном в работе с Мишелем грубом «ляпе» - о небрежно брошенном в своём кабинете на пол письме агента?
Статья написана на базе очерка В.А.Тимирязева, опубликованного в «Историческом вестнике» том LIX.
[1] Вот у кого позаимствовали Ильф и Петров фразу о Кисе Воробьянинове, что тот был «особой, приближённой к императору»!
[2] Напомним читателю, что О.Г.Р. Мирабо был деятелем Великой французской революции, оратором и публицистом (1749-1791). Тот, кто дал такую кличку сторожу, был не лишён чувства юмора.