В такой чрезвычайно душный вечер делается мне совершенно зябко изнутри. И как же в таких случаях люди вовсе умудряются согреваться? И как поступить мне? Ах, и хватило же меня снова об этом думать. Лишь только раздуваю угли этими дрянными вопросами. Я ведь знаю точно, что со мной. И почему всё делаю вид, что не понимаю? К тому же меня по-прежнему затягивает встреча с Кирой, которую я и вовсе не люблю, но которая бы точно отвлекла меня от моих же тревог. Как это некстати именно сейчас. И как точно подмечено: новый шаг лишь порождает новый страх. Уже бы прыгнуть, да по-настоящему. Но вместо этого, я все продолжаю расписывать серыми мазками свою прошлую, а цветными - будущую жизни, лишь бы не замечать пятен ее настоящей.
А может я просто играю чувствами (и только ли своими?), наверное, как и любой другой начинающий автор? По крайней мере, в мужчинах мне это заметно более всего. И как мне по душе печаль! Ведь знаю, что после грусти я становлюсь человеком веселым, что вскоре заставляет меня вновь опускать и руки, и голову, предзнаменовывая надвигающуюся хандру.
Согласитесь, и с вами такое бывает!? Потешьте тем самым мое раздутое самолюбие, тире эгоизм. Не отнимайте у меня, словно у умирающего ребенка, одну из последних радостей в его жизни.
А я в ответ поведаю вам мой самый страшный секрет, хранителями которого вас и определяю заранее. Я почему-то не настолько чист, чтобы нести в одну голову этот крест без упреков от самого себя же. Я всего лишь нуждаюсь в вашей поддержке. Вот так вот трудно мне порой сказать - помоги. И с возрастом это становится все тяжелее.
Отмечу лишь, что зовут меня Герман. Сейчас этого будет вполне достаточно. Совсем недавно еще жил я точно такой же жизнью, как и любой другой средний человек с великими мыслями: занимался делами, меня интересующими, и размышлял о смысле собственного существования, хотя именно смерть и привлекла меня.
Родители не ставили мои увлечения выше своих и поверхностно интересовались моей судьбой в обществе. Отец считал меня младше на год, а мать была уверена, что я чертовски хорош в теннисе, хотя ракетку мне так ни разу и не купила.
C детства я имел склонность к выдумыванию и обману. И делал это исключительно почему-то по причине искреннего желания понаблюдать за проступлением недоумения на лицах окружающих. Меня непременно привлекала та злость, что после вымещалась на мне моими же близкими. От чего во мне взросла такая гадкая способность не скажу. Оставлю это вам, мои смышлёные, на размышление.
Да и сам я не в полной мере понимаю от кого же этот ген я унаследовал, от матери или же от отца.
Но, дабы не мучить вас, проясню, что в один день пришла мне в голову одна великая, как я тогда думал, идея! Идея, которая могла бы решить все мои колющие проблемы, и которая позволила бы скинуть эти оковы родства с людьми, что не понимали смысла моих активностей в обществе. В голове моей взросла та мысль, что добиться чего-то стоящего я способен лишь обрубив связи прежние, делающие меня зависимым от них. А на их останках я бы уже и выстроил собственные связи, связи осмысленные, что и сделают меня счастливым. Собственно, быть счастливым и была моя самая главная цель.
А разве есть причины у человека отказываться от верного способа достижения своей цели, особенно если способ этот действительно верный?
Продолжение: Глава 2.
Содержание: Москва - Нью-Йорк.