Памяти деда Героя – Устюшенкова Василия Несторовича
Внукам и правнукам посвящается...
Прадед наш — Устюшенков Василий Несторович, был крестьянином в деревне Дынное, Ослинского сельсовета, Калужской области.
Дед – Герой!
Родился он примерно в 1880 году, плюс-минус два года, и прожил 70 лет. Женился на крестьянской девушке из своей же деревни — Панфиловой Анне Андреевне. Она прожила более 90 лет. Жили бедно. Девушка была сиротой, рано лишилась матери, а помощи ниоткуда не было.
Дети рождались каждый год, но из 18 ребятишек выжили только семеро. Старшая Дуня 1906 года – первенец. Дальше Яков (1910 года рождения), Нюренька, Фёкла, Тимофей, Арина и Вера — два сына и 5 дочек.
Прокормить семью из 9 человек трудно, и дед вертелся как белка в колесе. 2 дня (в субботу и воскресенье) работал с семьей в деревне, а остальные 5 дней в неделю трудился на людиновском труболитейном заводе, который был в 20 км от деревни в городе Людиново.
В деревне, кроме официальной фамилии, у всех семей были прозвища. Василия Нестеровича прозвали «Героем», а нас всех – героятами. Я проводила все послевоенные каникулы у бабушки в Дынном. Однажды она послала меня на другой конец деревни с поручением, и незнакомый мальчишка стал задираться и обзываться, кричать: "Москвичка, в ж... спичка". Я за словом в карман не лезла, а тут же ему ответила: "Деревень, в ж... пень".
Потасовка закончилась в мою пользу, парень отбежал на значительное расстояние и закричал: "Петаковское отродье!" Я не совсем поняла, что это означало и не погналась за ним. Дома вечером я поинтересовалась у тетки Нюры, что это было? Она засмеялась и сказала: "Твоего дедушку в детстве звали Пятачком, он был шустрым и живым ребенком, как Пятачок. Поэтому нас прозвали пятаковыми". Нет, всё-таки героевы — это получше.
Война
В войну дед Василий был уже пожилым человеком. К тому времени Дуня, Яша и Фёкла уже имели семьи. Тимофей служил срочную службу, Арина была на сельскохозяйственных заготовках, работала на торфоразработках, а Нюра и Вера жили с родителями.
В мае 1941 года меня отправили в деревню, а 22 июня началась война. Немцы продвигались очень быстро по нашей стране. Была объявлена всеобщая мобилизация. Мать моя, Мария Сергеевна, была инвалидом 2 группы и не работала. Она-то и приехала за мной, тогда ещё четырёхлетней девочкой, в деревню. Тёплым летним вечером пастухи гнали в деревню стадо коров, а за стадом идет моя мама. Она шла пешком 20 км от станции Зикеево до деревни.
Дед Василий Несторович, увидев невестку, обрадовался и сказал: "Маруся, сядь за стол, поешь, отдохни". Но мама ответила: "Нет, отец, проси лошадь в сельсовете, отвези нас на станцию сейчас же". И дед отвёз. Мы успели сесть на последний поезд. От этой поездки у меня сохранились следующие воспоминания.
Вдруг налетали немецкие самолеты, поезд останавливался, и все выбегали из вагонов в поле. Кто-то кричит: "По двое не ложиться, а то уже в двоих стреляют!" Мы падаем на землю, и моя мама ложится на меня, чтобы закрыть дочку своим телом от снарядов и осколков. Самолеты улетают, поезд даёт пронзительный гудок. Все, кто остался живой, поднимаются и бегут в вагоны.
Кто-то остается лежать на земле. Я спрашиваю: "Мама, а почему они не встают?" Беги быстрее, а то поезд уедет без нас", – ответила мать глупой девочке.
А на утро в деревню Дынное пришли вражеские танки. Началась немецкая оккупация. Об этом мои родные не любили вспоминать. Но кое-что из их редких рассказов на данную тему я запомнила.
Жизнь при немцах была тяжкой, но еще хуже стало, когда их погнали. Эти изверги придумали то, чему и названия нет, кроме как рабство. Они полностью сожгли деревню, а всех людей повели на станцию пешком и увезли в Германию. Русские крестьяне-рабы должны были заменить немцев в сельском хозяйстве.
Пять молоденьких девочек смогли убежать с этапа, им было по 15-16 лет. Они спрятались в овраге и просидели там двое суток, а потом вернулись в свою деревню, которой уже не было. Наши солдаты помогли девчонкам обустроиться в оставшихся землянках, дали провизию и картошку на посадку. Затем российские военные ушли дальше. А девочки так и остались там жить и ждать своих после войны. Среди них была младшая дочь Василия Нестеровича – Вера и ее подруга Тоня Филиппова (Минакова), которая впоследствии стала женой Тимофея.
А всех остальных сельчан посадили в товарные вагоны и увезли в Германию. У Фёклы уже было трое детей. Ване Звереву (Фёклиному) было 3 годика. Дед Василий нёс его на груди под полушубком.
А близнецам-грудничкам пришлось очень тяжело. Фёкла сушила на груди их мокрые пеленки, но разве их высушить в холодном товарнике? Малыши простудились и умерли один за другим. Немцы даже похоронить их не дали, детей закопали в снегу на какой-то станции.
Привезли людей в Германию, высадили всех и построили в шеренгу. А немцы-хозяева ходили и выбирали себе рабов. Нашим повезло – все пятеро попали к одному бауэру, а другим – нет.
Сестра Тони Минаковой была с четырехлетним сыном Ваней. Ее взяли, а ребенка отпихнули от матери. Но свои деревенские не бросили его, как могли присматривали там за ним. А после Победы привезли в деревню к тётке Тоне, вскоре мобилизовался его отец. А мать так и сгинула в Германии. Но это было потом.
На чужбине – непосильный труд
Когда наших забрал к себе бауэр, их привезли в имение. Деда поставили возницей на упряжке из двух быков. Фёкла трудилась в поле, а Нюреньку за привлекательный и аккуратный внешний вид взяли в столовую для пленных: готовить дешевую еду, например, брюкву.
Иван (Фёклин) ездил с дедом. Мальчонка подрастал, стал соображать, что к чему. А народу было согнано туда много – со всех завоеванных немцами стран. Каждую субботу бауэр (или управляющий) собирал мальчиков всех национальностей в центральной усадьбе и каждому давал по маленькой белой булочке, при этом говорил: "Это вам подарок от Гитлера, он вас знает и любит. Вы его будущие солдаты. Съешьте, выносить нельзя".
Ванюшка делал вид, что ест, а сам эту булку прятал в рукав и относил больному деду. А здоровье Василия Несторовича ещё больше подкосил один случай. Дед стёр быкам шею, они не смогли работать, а его наказали за саботаж – избили на площади палками, после чего дед слег. Он не мог ходить, пить и есть. Но его грела и не давала умереть одна мысль: "Кости мои не будут лежать в неметчине, я доживу до Победы и умру дома!!!" Так оно и случилось.
При наступлении наших войск хозяева сбежали, а рабочий люд спрятался в подвале. Вдруг открывается люк, и русский солдат кричит: "Есть тут кто живой? Вылезайте, а то, вашу мать, я сейчас гранату брошу!" Наши услышали родную речь и отозвались: "Есть, есть! Мы русские, в плену".
Сколько было радости и слез...
Домой!
Стали собираться домой. Взяли кое-что, что сбежавшие хозяева побросали, запрягли лошадей и поехали в другое поместье к своим деревенским, они заранее договаривались ехать домой вместе.
А там все мертвые, кто чем занимался, тот так и помер. Одна бабуля, как молилась на коленях, так ее и нашли, кто за столом сидел, кто на кровати лежал, в общем, все неживые. Хозяева перед бегством отравили оставшиеся продукты, поэтому тем деревенским выжить не удалось.
После войны все, кто остался жив, вернулись в свою деревню на свои селитьбы. Домов нет, жили в землянках. Мы с Ванькой помогали его матери Фёкле разбирать родное пепелище на Павлинке (родовое гнездо Зверевых). "Ребятки, смотрите внимательнее, может, какой ухват или гвоздок не совсем прогорел", — говорила тетушка Фёкла.
Все жили очень туго, но потихоньку строились. Вернулся из Армии Тимофей, бывший летчик-истребитель. Пять раз немцы сбивали его самолёт, и каждый раз он оставался жив. Он и товарищи спускались на парашютах. Один раз приземлились на воду, другой раз лесник-румын вывел к линии фронта. Святая материнская молитва спасла от гибели обоих сыновей Анны – летчика Тимофея и танкиста Якова.
Тимофей Васильевич стал работать трактористом в МТС, им платили зерном, а не трудоднями. Поэтому мы ели хороший хлеб. А люди бедствовали. Моя подружка Рая Огурцова (мамы у неё не было), чтобы выпечь хлеб, должна была натереть на самодельной терке ведро картох, перекрутить чугунок варёной картошки на мясорубке и добавить несколько горстей муки. После выпечки этот хлеб разваливался в руках. Но это всё мелочи, главное, что мы победили!
Отца Тимофей не застал в живых, тот умер раньше, но к дочери Дуне Василий Несторович успел съездить повидаться. Дед умер в первый день Пасхи. По деревенским поверьям – Святой.
Он был хлеборобом, всю жизнь трудился, растил детей, был умным и справедливым.
Вечная память деду Герою от его внуков, правнуков и праправнуков!
Внучка Тамара Устюшенкова