- Лёша?
Характерный, немножко носовой голос с ярко-выраженным галицким акцентом – очень мягким «л» и ударением на последний слог. Мелькнула мысль, что человек другой языковой культуры, откуда-нибудь с Урала, пожалуй, и не узнал бы его имени, произнесённом так.
Взгляд был устремлён вниз, то первое, что попало в поле зрения были ноги в кокетливых красных сапожках. Ноги… Ножки! Именно благодаря им они и познакомились. Дело было в офисе одной очень патриотичной партии на Подоле. Алексею потребовалось срочно что-то отксерить и около ксерокса он обнаружил стопку каких-то листов, на которых и размещались эти ножки. Она по работе ходила во вьетнамках, а тут и их скинула. Её рост, как писали Ильф и Петров, льстил мужчинам, но даже для неё тридцать первый размер был ну уж очень мал… Крохотная стопа, тонкие, непропорционально длинные пальчики и очень аккуратные круглые ноготки производили неотразимое впечатление. До этого знакомства Алексей не думал, что он фут-фетишист… Если честно, после знакомства он так не думал тоже. Просто нога красивая. Хозяйке эта красота доставляла в основном проблемы – взрослая модельная обувь такого размера не производилась, приходилось шить на заказ, а это, как вы понимаете, совсем другие деньги.
Взгляд скользнул выше – аккуратно заправленные в сапожки джинсы, красная же синтетическая куртка, как знал Алексей, купленная за её деньги отцом в Канаде. Особенности семейных отношений галичан ему постичь никогда не удавалось. На малой родине, в Днепропетровске, всё делалось по знакомству или за взятки. Во Львове, как он знал, всё делалось по знакомству и за взятки – ему приходилось общаться с ответсекретарём крупной местной газеты, который устроил дочь учиться на журфак Львовского университета, и хвастался, что с него взяли всего треть обычной суммы, потому что принимавший решение проректор – крёстный отец свежеиспечённой студентки…
Ну и наконец – нос. Женские носы Алексею действительно нравились. Он их коллекционировал. Причём нравились ему и мягкие конопатые кнопки, и длинные клювы. Но тут было нечто особенное. Это был не нос, а грандиозное сооружение, как иногда казалось, перевешивающее голову. По её словам, знакомый косметический хирург констатировал, что никакой полезной функции большая часть объёма не выполняет и нос можно почти безболезненно уменьшить прочти вдвое. Она отказалась конечно – такую красоту резать…
- Соля… - вообще-то её имя было Соломия-Виталина, и называли её множеством разных способов. Алексею нравилось производное от первого имени, хотя на Галичине, как он знал, сокращённые формы были не в ходу, нужный эффект достигался применением суффиксов. Но Соломия не возражала.
Красная перчатка повисла в мелких зубках, и Алексей был милостиво допущен к руке. А потом и к щеке конечно. Не выпуская перчатку из зубов. Ей нравился архаичный ритуал целования руки. Даже с Алексеем, отношения с которыми были куда как менее официальными.
- Мы сколько с тобой не виделись-то?
- Ой… Наверное полгода… Когда я из «интермедиа» ушла. – Соля хорошо умела говорить по-русски, лишь слегка запинаясь в сложных словах и длинных предложениях. Но умением этим не злоупотребляла. В семье она общалась на слабопонятном Алексею изводе галицкой гавры, хотя ему много приходилось работать на Западной Украине, и он даже умел сойти там за своего. В Киеве она, в основном, говорила на хорошем литературном украинском языке, лишь иногда позволяя себе галицизмы.
- Извини, так получилось… – Вообще, Алексей себя виноватым совершенно не чувствовал. Соля ушла с «Интера» в декрет и возвращаться в общество «этих промосковских шлёндр» не собиралась. Рожать уехала во Вроцлав, где провела несколько месяцев, вернулась только недавно и сразу же устроилась пресс-секретарём к крупному правительственному чиновнику. Вхождение в курс дела тоже потребовало времени. Да и сам Алексей за последние два месяца трижды бывал в командировках и был несколько захлопотан. Так что свидание было назначено именно тогда, когда его можно было назначить.
- Да ладно. Вообще мне было очень приятно, когда ты меня с рождением Софийки поздравил… - Перчатка уже заняла своё законное место на руке.
- И с назначением…
- Ой, всё. – Соля комично закатила глаза.
- Что, тебе там не нравится?
- Ну, не то, чтобы не нравится, но Сергей Иванович так мою попу хвалит… Если бы он не играл сейчас с Назаром в волейбол, я бы, наверное, даже уступила…
У них были странные отношения. Алексей был, пожалуй, влюблён. Соля его страшно интересовала. И как представитель совершенно другой культуры – во всех смыслах этого слова. И просто как женщина, тем более, что её спортивная, даже после четырёх родов, фигурка и, как принято сейчас говорить, «альтернативная» внешность, вполне соответствовали его представлениям о прекрасном.
Как к нему относилась Соля понять было совершенно невозможно. Она любила мужчин и не скрывала этого. Знаки внимания со стороны Алексея принимала с видимым удовольствием. Но жизни помимо своего Назара – бравого офицера, буквально укравшего её из родительского дома, не представляла. А общаясь с Алексеем никогда не забывала напомнить, что она – бандеровка, а он – москаль. Впрочем, вполне беззлобно.
Алексею же хотелось перейти к следующему этапу отношений и у него созрел план. Вполне сумасшедший и соответствующий его склонной к мистике натуре.
- Куда пойдём?
- Туда. – Алексей махнул рукой в сторону Старокиевского холма. Рука Соли мягко ухватила его за локоть, и они двинулись в сторону того короткого отрезка Владимирской, который и не Владимирская вовсе – настолько он находился под углом к основному течению проложенной под линейку улицы.
Было не очень-то поздно, но на Киев уже валилась синяя морозная ночь. Не только редкие звёзды в вышине, но и жёлтые лампы уличных фонарей обзавелись длинными искристыми ресницами. Звуки большого города приобрели морозную громкость. Особенно громким оказался снег на ступенях, ведущих с Владимирской на Старокиевский холм. Его хруст заглушал даже гул машин на Большой Житомирской.
Тут Алексей с Солей попали в совершенно другое царство. Верхушка Старокиевского – место былинное. Именно здесь находились дворцы киевских князей в первая на Руси каменная церковь. Уже много десятилетий на холме стояла только одна постоянная постройка – громоздкое, стального цвета здание исторического музея, воздвигнутого в 1939 году Иосифом Каракисом в стиле сталинского ампира… Уже позже появилась имитация рвов и валов детинца и выложенные плиткой и камнем фундаменты церкви, княжеских дворцов и древнего капища. Ну и самый последний новодел – крохотная православная церквушка, под полусферическим куполом. Строить тут, конечно было нельзя, но у создателей новоявленного православного монастыря, на удивление – граждан США, нашлись весомые покровители…
А ещё, тут было несколько странных мест. В двух из них, за престолом Десятинной церкви и почти в центре выложенного плиткой фундамента «круглого дворца», приятно кружилась голова, покалывало кожу на голове и кончики пальцев, тело наливалось энергией, а душа – оптимизмом. Около четырёхсотлетней липы тоже кружилась голова, только Алексей чувствовал себя как пьяный, а покалывание пальцев причиняло боль. К древнему языческому жертвеннику он спускался только один раз. Крестовидное сооружение было выложено из каменных плоских блоков в небольшом блюдцеобразном углублении. Это новодел, конечно, но под ним находится настоящий жертвенник – из более привычного песчаника, раскопанный ещё знаменитым чешским археологом-любителем и просто жуликом Викентием Хвойкой. Алексея там обуял беспричинный страх, он даже прикоснуться к камню не смог – быстро выскочил из углубления и старался обходить капище десятой дорогой. Правда, так реагировал только он. Неоязычники, совершающие тут свои обряды по воскресеньям, чувствовали себя превосходно.
Что всё это значило Алексей не знал. Речи биоэнергетиков, которые ему приходилось слышать, только убедили его, что это лженаука – изыскания современных лозоходцев противоречили ощущениям Алексея и друг другу, а наукообразные объяснения были заумными и путаными. Так что оставалось доверять своим чувствам.
Обозревая свои владения, Алексей на секунду забылся и был выведен из себя восторженным вздохом рядом.
- Соля, ну ты же тут была…
- Была, но не в такое время. Тут всё так необычно…
Алексей глянул на площадку обычным взглядом, не пытаясь увидеть невидимое, и согласился – действительно, всё выглядело совсем не так, как всегда. Весь пейзаж вокруг был густо-синим, даже блестящий снежок, там, где на него падал отсвет далёких фонарей, был не белым, и не радужным, а ярко-голубым. Деревья выглядели чёрными провалами на синем фоне. Над всем этим высоко выгибался иссиня-чёрный купол неба, утыканный массой звёзд. В городах небо обычно тусклое, засвеченное, но тут произошло что-то необычное. Разве что Млечного пути не было видно… На горизонте холодный звёздный шатёр сливался с тёплыми огоньками в окнах Оболони и Подола. Звуки большого города как будто заглохли…
Соля ещё раз вздохнула и прижалась к Алексею.
- Пойдём. – почему-то шёпотом сказал он и они двинулись по полузасыпанной снегом вымощенной камнем дорожке, повторяющей одну из стен Десятинной церкви. Скрип снега казался оглушительным, но он не только не нарушил очарования звёздного вечера, но и придал ему законченность, переместив мужчину и женщину в какое-то иное пространство, где они были великанами, чьи ноги крушили камень, а горная стена, в которую обратилось здание исторического музея, отражала их глухими раскатами эха.
Они вышли на разметённую монахами дорожку и обошли невысокий вал справа, со стороны музея. Алексей инстинктивно старался держаться подальше от белого пятна капища. Ему казалось, что из-под снега просвечивают тёмно-красные раскалённые угли. Соля же напротив подталкивала его в ту сторону. Может просто сопротивлялась его давлению, а может её влекло туда…
За поворотом к храмику дорожка была уже не разметена, а утоптана. Опять послышался скрип, но уже не оглушительный, а какой-то мирный, домашний. Как сейчас говорят – тёплый и ламповый. Эхо же, напротив, стало более звонким. Вернулся и слух – стало слышно гудение ночного города, отдалённые крики детей на Пейзажной аллее.
Вышли к кромке обрыва, спускающегося в урочище Гончары-Кожемяки. Синева расступилась, вернув место чёрно-белому фону и жёлтым огонькам окон. Даже небо из густо-синего стало тёмно-серым, а звёзд заметно поубавилось. Пейзаж оставался невероятно красивым, но уже не был совсем уж сказочным.
А Алексею хотелось вернуться в сказку. Он бросил взгляд на Солю – она задумчиво прикусила губу, глаза расфокусировались и подозрительно блестели.
- О чём задумалась, солнышко?
- Да так. Ни о чём. Я и подумать не могла, что тут так…
- Как?
- Не знаю… Лёша, что ты хочешь?
- Хочу поцеловать тебя в губы…
Соля на секунду задумалась и прикрыла глаза:
- Целуй…
- Не здесь, отойдём туда.
Алексей потянул Солю назад, в царство синевы. Там, за невидимой стеной круглого дворца было его любимое место. Археологи говорили, что круглый дворец был самым древним каменным сооружением Киева. Строили его из плинфы – тонкого кирпича, высушенного на солнце. Биоэнергетики делились откровением – это, дескать, был не жилой дом, а специальное место для зачатия княжеских детей. Алексей был склонен верить биоэнергетикам – сам он на этом месте испытывал лёгкое, приятное возбуждение. И он надеялся, что на Солю это место произведёт такое же впечатление.
Площадка была засыпана снегом, который ещё плохо слежался. Кусок наста соскользнул Алексею в ботинок. Он нащупал любимое место, развернулся к Соле и потянул её к себе… Алексей целуясь обычно оставлял глаза открытыми. Бог его знает – зачем. В этот раз, он чуть не упал. Показалось, что синий небосвод вдруг сдвинулся с места, звёзды слились в яркие линии… Голова закружилась и кружилась очень долго. Сколько? Может секунду, а может и вечность. Он сделал шажок левой ногой в сторону. Качнулся не только он, качнулась и Соля, вдруг несколько раз вздрогнув и сильно вцепившись ему в пояс. Губы разжались. Они с трудом удержались на ногах. Соля уткнулась лицом в его грудь и почти повисла на руках. Благо, мужчинам должен был льстить не только её рост, но и вес – вряд ли больше пятидесяти килограммов.
Звёзды вернулись на место, но они ещё несколько минут не могли сдвинуться с места, вслушиваясь в синюю тишину…
- Ты как?
- Очень замёрзла… Лёша, мне с тобой так хорошо…
Соля подняла лицо, и Алексей нежно поцеловал её в закрытые глаза. Она, не открывая глаз, улыбнулась и потёрлась щекой о его куртку.
- Пойдём, а то простудишься…
- Пойдём. Ой, замёрзла…
- Тебе куда лучше?
- К суду. Там машину оставила.
Они пошли дальше по дорожке, вышли в Десятинный переулок, свернули на Владимирскую. Алексей внутренне ликовал – получилось, получилось! Оказывается, это место действует не только на него! Он посмотрел на Солю. Она шла с полузакрытами глазами, держать за его локоть и улыбаясь.
Они постояли на углу напротив каланчи, ожидая зелёного сигнала светофора, прошли мимо дома Прахова, ступая по следам Васнецова и Врубеля, перешли Большую Житомирскую и вскоре обнаружили красную «кукушку» Соли. Она завела машинку с брелока и несколько минут стояла, обняв Алексея, потом приподнялась на носках, чмокнула его в щёку и прошептала:
- Это было чудесно. Но я ужасно замёрзла…
- Когда встретимся?
- Звони…
Она впорхнула в крошечную машинку, и быстро вырулила на улицу. Алексей смотрел ей вслед, пока она не проехала светофор около стены Софии и поймал себя на том, что глупо улыбается.
Он тоже замёрз. Надо было идти домой – к Львовской площади. Задубевшие ноги подсказывали, что троллейбуса лучше не ждать, а идти пешком. К тому же, ему захотелось ещё раз коснуться чуда…
Быстрым шагом он прошёлся по Владимирской, но пошёл не по лестнице, а мимо угла дома богато изукрашенного дома на углу Владимирской и Десятинного, мимо старой липы. Увы, очарование места уже пропало, синева куда-то расползлась, а на дорожках появились люди. Один из них, с окладистой чёрной бородой и укутанный в какую-то длинную шубу, не иначе – монах Десятинного монастыря, и стоял на краю дорожки около липы. Когда Алексей проходил мимо него, тот явно произнёс хрипловатым низким голосом:
- У вас не выйдет. – И уже в спину прошедшему по инерции Алексею прозвучало. – Она униатка. Зря.
Говорил мужчина на каком-то странном суржике, не похожем ни на русский, ни на украинский язык, но совершенно понятном.
Не желая связываться со странным человеком Алексей прошёл ещё метров двадцать, и уже около поворота на Пейзажную аллею обернулся. Внутри ограды вокруг липы была видна тень в клобуке, с окладистой бородой, склонившаяся над тоненьким деревцем…