Часть 2
Только потом Инга поймет, что ничего более важного, чем она сама, ее эмоции, ее настроение, ее тело, ее здоровье, наконец, нет на свете. Поймет, что она одна у себя, другой нет и не будет. Поймет, когда будет на грани.
- Ну говорили же тебе все время в самолете: «Наденьте маску сначала на себя, потом на ребенка». А ты что в это время делала вместо того, чтобы слушать? Журнальчики листала!
А пока она старалась. Старалась не замечать, что поправилась на пятнадцать килограмм, что перестала красить волосы, что грызет, а не стрижет ногти, что не ухаживает за собой, некогда. Дети. Дела. Она старалась изо всех сил на «более важном направлении». А стараться было зачем.
У нее был муж, которого она выдала за себя замуж сама. Как-то буднично. Но она привыкла все делать сама, и так получилось, что, когда он появился на ее горизонте, она почему-то решила, что тоже со всем справится сама. Она хорошо зарабатывала, а он перебивался с одной работы на другую, ну и пусть, она будет дальше работать, а он уж как-нибудь. И муж незаметно для всех как-то начал переставать стараться.
- А ты сделал это?
- Нет.
- Ну ладно, я сделаю. А ты то сделал?
- Ой, нет.
- Да что же это такое!
Муж, видимо, хорошо слушал стюардессу в самолете, и, в отличие от Инги, маска всегда была на нем, а Инге иногда становилось тяжело дышать. И муж как-то незаметно, потихоньку, после свадьбы, рождения детей, стал превращаться в дополнительного ребенка с маской на носу, за которым нужно все время подметать, то есть доделывать дела.
Он так и продолжил все забывать, ну такая милая особенность, казалось бы, ну что тут такого? Как говорили в фильме «Любовь и голуби»: зато не пьет. Да и батюшка на исповеди говорит: «Ну грех жаловаться, это такая мелочь, у каждого свои минусы. Это и потерпеть можно».
- И правда, что это я, у меня самой вон сколько всяких недостатков, но он же без претензий.
И Инга продолжала также потихоньку доделывать за мужем, потому что мы-то помним, что она прилежная девочка и может все сама. Да и потом, она не могла позволить себе остановиться и бросить все, топнув ножкой, пока он не сделает, потому что у нее дети, и она должна.
Ох уж это должна! Девочки росли, впитывая этот яд под названием «должна» с пеленок, глядя, как мать, придя, убитая, с работы, должна еще ужин приготовить, уроки проверить, детей погонять, да за ними убрать, целый список «должна», пока муж с пивком у телевизора отдыхает после трудового дня. А! Выходные еще! Убраться, постирать, погладить. Ну а как иначе? Для чего же еще выходные?
«Доля ты! - русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать»
Со времен Некрасова мало что изменилось. Инга даже представить себе не могла, что можно по-другому, несмотря ни на каких детей. Это понимание только потом начнет к ней приходить по капле, выжатой из сердца. Но пока ее жизнь постепенно перетекала в режим «дети и работа».
Жизнь давно превратилась в скучную рутину, бесконечный день сурка: сопли, какашки, бессонные ночи. Отвези, привези, заплати, проверь уроки, приготовь и далее бесконечный список уже знакомого «должна», который кто-то назвал счастьем женщины. А! И плюс еще организация всего на свете: дни рождения, подарки, поездки на отдых, планирование выходных, и прочее, и прочее, и прочее.
А муж за это время остался без работы, да как-то так и остался. Как есть уж. «Ну что поделать? Кто меня сейчас возьмет на работу? Только до тридцати пяти лет». Ну конечно! Ему же уже тридцать шесть.
В какой-то момент Инга почувствовала первые небольшие укольчики, ей становилось немного неуютно в ее браке, в ее роли, некритично, конечно. Это все равно, что надеть колючий свитер, вроде тепло, не очень некомфортно. Но свитер все-таки любимый, и она стала носить его, думая, что привыкнет и адаптируется к дискомфорту. И вообще не в этом счастье. Все живы здоровы, есть крыша над головой, работа и деньги, нечего Бога гневить.
Но свитер продолжал колоться, раздражая все больше.
Продолжение следует.