Всё, казалось бы, налаживалось, вот только с личной жизнью у Кати всё было не так, как она мечтала в своих девчачьих мечтах и грёзах.
Бойкие да симпатичные калиновские дамы быстро расхватали малочисленный мужской контингент. Куда там маленькой, худенькой неприметной Кате.
********************
Удивительно, как может человек раскрыться перед совсем незнакомым ему собеседником.
Екатерина Васильевна вскипятила чайник, выставила на стол три вида варенья, плошку мёда и пирожки. Глядя на свежеиспечённые изделия, Варе показалось, что старушка ждала её. А может не её, а хоть кого-нибудь, кто заглянёт в гости.
Она не знала, что сказать, просто поблагодарила хозяйку и продолжала молча наблюдать за её неспешными движениями. Молчала и Екатерина Васильевна.
После второй чашки чая Варя всё-таки решилась заговорить.
– А вы знали прежнюю хозяйку дома, что я купила?
– Как же не знать, знала, конечно. Ох и красавица она была, Ефросинья-то. Я сопливой девчонкой за ней наблюдала, мечтала вырасти такой же, а выросло то, что выросло, – Екатерина Васильевна засмеялась, но смех этот был скорее от печали, чем от радости.
Варя вгляделась в лицо старушки, потом повинно опустила глаза, понимая, как это выглядело после её слов.
Тонкие губы, остренький носик, серые грустные глаза – такие лица мелькают перед глазами, не вызывая интереса. «Простенько, серенько, бледненько» – сказала бы Ленка Шмелёва, лаборантка с претензией на светскую лтвицу.
– Да ты не тушуйся, я уж давно не обижаюсь на взгляды. Привыкла жить вопреки.
– Это как? – поинтересовалась Варвара.
Она помнила о своей задумке, о ждущем её дома дневнике, поэтому, как только Екатерина Васильевна повела свой рассказ, Варя притихла, внимательно слушая историю жизни этой с виду строгой, но такой беззащитной внутри, женщины.
*****
Катя родилась в многодетной семье. Шесть лет минуло, как закончилась война. Много мужиков не вернулось с неё. Страна вставала из руин. В сёлах и деревнях основной рабочей силой стали женщины.
Катиной маме повезло, её муж вернулся с войны. Пусть без одной руки, пусть страдающий от последствий других ранений, но живой.
Катя была младшей. Перед ней родители успели родить четырёх мальчишек, двух до войны и двух после. А спустя два года после её рождения отец Кати умер. Его всё-таки достала война, точнее, одно из ранений.
Вот эти два года и были самыми счастливыми в жизни маленькой девочки. А потом…
Потом мама, горевавшая об ушедшем муже, замученная тяжким сельским трудом, пятью голодными ртами дома, стала понемногу заливать свою печаль горькой.
Старшие братья, Лёня и Ваня, отправились в колонию для малолетних за кражу из магазина двух буханок хлеба и трёх банок консервов.
Младшие бегали по селу и жалостливые жители Калиновке подкармливали их чем могли, качали головой, ругая их мать. Её и совестили, на собраниях стыдили, она обещала остановиться, исправиться, но всё повторялось.
В школу Катя пошла в интернате, куда её и братьев пристроил председатель колхоза, хороший друг их отца.
Жизнь в интернате была тяжёлой, но хотя бы сытой. Катя росла, взрослела, и в восемнадцать вернулась в родную Калиновку. Вернулась, чтобы через полгода похоронить мать.
Работая дояркой на ферме, Катя обихаживала как могла дом, занималась хозяйством. Старшие братья остались в том городе, где отбывали наказание.
Они писали ей письма, рассказывали, что работают на заводе, что у них всё хорошо. Два брата, которые были с ней в интернате, тоже решили не возвращаться в деревню.
Сашка ещё в интернате выучился на водителя и пошёл работать на пассажирский транспорт. А Коля так и не давал о себе знать.
Всё, казалось бы, налаживалось, вот только с личной жизнью у Кати всё было не так, как она мечтала в своих девчачьих мечтах и грёзах.
Бойкие да симпатичные калиновские дамы быстро расхватали малочисленный мужской контингент. Куда там маленькой, худенькой неприметной Кате.
Однако вскоре судьба смилостивилась над сиротой и в колхоз командировали то ли студентов, то ли добровольцев на поднятие сельского хозяйства.
Вот среди них и встретила она Павла. Высокий, худой, бледненький, он был молчалив и застенчив. На том и сошлись.
На вечерних посиделках молодёжи, проходивших то на поляне за околицей, то в едва отстроенном клубе, они стеснительно поглядывали друг на дрга, не решаясь сделать первый шаг.
Тут в клуб привезли очередной шедевр советского кинопрома «Свадьба в Малиновке». Катя оказалась рядом с Павлом. Когда фильм закончился, все ринулись на выход. Тщедушную Катеньку чуть не затолкали, но Паша цепко схватил её за руку и пошёл в переди, рассекая как ледокол людскую толпу.
Так они и вышли из клуба, смеясь и держась за руки.
– Паша в город меня звал, только я побоялася. Тут дом, хозяйство, ферма, а там что? У меня ж ни профессии, ни образования. Так и уехал. Ох, и наплакалась я. И с горя пошла к Фросе.
А она мне и говорит; «Чего мокроту разводишь, Мышка? Зря только слёзы переводишь. Никуда твой Пашка не денется, ты, главное, жди».
И так мне на душе покойно и радостно стало, поверила я ей, всей душой поверила. И дождалась. Паша письма мне писал, как только время свободное появлялось, прилетал на крыльях любви – Катя засмеялась тихонечко, и было в этом смехе столько любви и тепла, что Варя остро почувствовал, что завидует этой усталой одинокой женщине, что хочет, чтоб и у неё образовался такой вот Пашка.
Павел закончил институт, вернулся в Калиновку. Председатель бысто в оборот взял молодого специалиста, поставил инженером на мехдвор.
Деток троих народили, дом по современному обустроили, хозяйство расширили.
– Я счастливая такая была, что по дому не ходила, бегала, и всё у меня спорилось, и детки росли. Деревенские сплетницы даже завидовать стали. Как же, инженер, непьющий, любящий. Отхватила себе мышь серая.
Десять лет так прожили, а потом, откуда не возьмись, заявился в Калиновку Колька. Потасканный, взгляд злой, жадный. Всё говорил, что имеет полное право здесь жить, дом этот родительский, и он тут вроде как хозяин.
Паша с ним пробовал по хорошему разговаривать, да куда там. Как-то напился, завёл сам себя, встретил Пашу у калитки, опять ругаться начал. Паша уставший, отмахнулся от него и в дом пошёл, а тот схватил полено да сзади его по голове.
Екатерина Васильевна замолчала, а по лицу её потекли безмолвные слёзы. Варя, предчувствуя печальную развязку, сидела тихо-тихо, боясь пошевелиться, чтобы не нарушать давнюю скорбь хозяйки неуместными вопросами.
– Паша так и не пришёл в себя, умер на третий день от черепно-мозговой травмы. Кольку посадили, а я осталась с тремя детьми. Ладно хоть не маленькие совсем, по хозяйству мне помогали, не давали в горе уйти, вытягивали меня своим смехом да бесконечными вопросами.
Старшенький, Лёшенька, в Афгане сгинул. Машенька на врача выучилась, замуж вышла, в Питере давно живёт. Володенька бобылём ходит, в соседнем селе фермерствует.
– На внуков я не богатая. Маша одного сына родила, на этом и остановилась. Тот уже взрослый, совсем меня не навещает, да и маша редко заезжает, а вот Володенька регулярно да всё с гостинцами.
Только надолго не задерживается, заедет, сумки сгрузит, поцелует в щёку да опять к себе, на хозяйство. Вот так и живу.
Варвара вдохнула поглубже и решила задать самый важный для неё вопрос:
– А что с Фросей-то, вы с ней тесно общались или как? Просто я тут вспомнила как вы меня встретили, не было в ваших словах добра по отношению к Ефросинье.
– Фрося-то? Да хорошо мы с ней общались, считай, она мне как старшая сестра была. Я ж строгость-то включала, чтоб отвадить тебя от дома её, дорога мне память о ней. Это наши деревенские балаболки славу дурную ей приписали, а она ведь и лечила, и заговаривала, и слова потаённые знала, чтоб человека из беды вытянуть.
Ох, и засиделись мы с тобой. Солнце ручкой нам машет, прощевается, – с сожалением проговорила Екатерина Васильевна.
– Спасибо вам за угощение, и за рассказ, и за откровения. Я, если можно, буду к вам в гости захаживать, очень уж вкусные у вас пирожки да варенье, – с улыбкой сказала Варя.
– Обязательно захаживай, я не только с грибами да капустой пироги пеку, в следующий раз с рыбой да ягодами наделаю.
*****
Варя медленно шагала домой, думая о том, сколько силы и воли в этой маленькой худенькой женщине, сколько терпения и любви. Она ведь до сих пор любит своего Пашу и живёт ради его памяти. Дом в порядке держит в меру своих сил и здоровья. А ещё заметила Варя в маленькой комнате пиджак мужской на спинке стула.