Для большинства современников монашество не понятно - оно воспринимается как род патологии, будучи сознательным отказом от удовольствий, от гедонистического идеала современного человека.
Верующие же люди в отношении к этому явлению делятся на две категории.
Большая часть тех, кто не привык слишком глубоко думать, для кого религия - это лишь организующее начало «правильной» жизни, скажут, верно, что монашество - самый лучший из способов «спастись». Разумеется, как неоднократно отмечалось ранее, целостное определение «спасения» в сознании людей отсутствует и, однако, под этим стандартно подразумевается избавление от всяких ужасных ужасов «ада» и итоговая причастность прелестям «райского бытия» (честно говоря, не хочется и разубеждать - пусть так, должна же быть хоть какая-то разумная цель в христианской жизни) .
Другие, кто сложнее (и в их числе многие, если не большинство из самих монашествующих) скажут, что монашество для человека есть наилучший способ Богообщения. На эту тему написано много книг - и право, жаль, что такая возвышенная цель упускается из виду представителями первой группы верующих, коих всё же большинство.
В самом деле - атмосфера затвора, постоянное участие в Богослужении, разнообразие монашеских ритуалов и детально разработанная методология аскезы, призванная обеспечить то самое Богообщение, создают совершенно особую атмосферу, вероятно переживаемую как радость. И не правильным было бы сомневаться в том, что многие монашествующие действительно испытывают её. По крайней мере в восточном Православии, в практике исихазма, это считается само собой разумеющимся, подтверждается опытом множества подвижников и замечательно описывается в таком бестселлере 2000-х годов, как «Несвятые святые».
Всё это хорошо. Но возникает резонный вопрос - неужели только в стенах монастыря можно быть причастным к христианской радости? И в то же время - что она такое, эта радость, - если требует отказа от жизни, деятельности, постоянного общения?
Да - Богообщение. Пожалуй, в такой постановке, как это видит восточное Православие, для него требуется затвор, созерцание, отказ от активности (и этим исихазм сближается с любой религией, где практикуется затвор и аскетизм).
Но это конечно не жизнь. И если бы все люди (христиане) следовали по этому пути - цивилизация бы давно угасла. Значит ли это, что общество, как некоторые считают, в существовании монашества приносит жертву Богу посредством небольшого процента своих членов, «молящихся за весь мир»? Ну конечно нет. И стоит надеяться, что монахи так о себе не мыслят.
Монашество существует с незапамятных времён. Но далеко не все, разумеется, монахи, даже близко подходят к высотам исихазма. Соответственно, нельзя и утверждать, что это - то самое, за чем люди идут в монастырь.
Исихазм, вся мистика запредельного общения с Непостижимым, всегда были уделом единиц - наверняка за всю историю христианства таких людей не сложно сосчитать, не прибегая к трехзначным числам.
Общим местом монашества стали не разрозненные аскеты древних Палестины или Египта, а общежительные монастыри - огромные Лавры, собиравшие и собирающие тысячи людей, желающих (теоретически) «уйти от мира».
И именно в этом «уходе от мира», а вовсе не в исихазме, следует искать корни той монашеской радости и довольства, которых, чаще всего бессознательно (и без глубокого самоанализа), ищут те, кто стремится в монастырь.
Очевидно,что монастыри представляют собой не «порталы в Царство Небесное», а то, что нынче описывается модным словом «альтернативная реальность» (без негативных коннотаций этого понятия, свойственных разного рода зависимостям).
И что же это за реальность?
Самое главное - это братство. Монастырь есть эквивалент даже не семьи, а всего общества в миниатюре. Там, где братства нет - не может (и не должно) быть монастыря.
И, с учётом христианской сути монастыря, - это одновременно, зримый образ Царства Небесного, Церкви.
Совершенно понятно поэтому, что многие православные моралисты склонны видеть в монашестве идеал христианской жизни. Ведь в реальной то жизни всё не так! По крайней мере семейственного постоянного совместного бытия, решения всех возникающих проблем, в мире сейчас не встретишь (а там, где это пытаются делать, чаще всего всё оканчивается сектой).
Как всякое общество монастыри управляются внутренним законом.
Налицо - демократизм избрания управительных органов.
И - абсолютное, доктринальное, равенство членов монашеской общины. Равенство личной бедности, одинаковых прав и обязанностей - и обладания богатством, там, где оно бывает.
Отсутствуют предлоги для зависти и вражды - зато много поводов для проявления скромности, уступчивости, доброго расположения. Большей части того, что «в миру» называется братской любовью.
И, оглядываясь назад, на много веков, можно понять - почему монашество получило (и получало) такое распространение, любовь и авторитет среди людей. Ничего лучшего (практически - и более совершенного) не было в древней цивилизации. Да, пожалуй, нет и по сей день.
По сути, это был и есть настоящий коммунизм. В совершенно марксовском виде. С той, разумеется, разницей, что это христианский коммунизм. Хотя, возможно, в этом его и слабость - как в любом деле или явлении, обоснованном внешним авторитетом (каковым в данном случае является Бог), а не личным нравственным выбором.
Ну и ещё одно радикальное отличие от социальной доктрины коммунизма присутствует в монашестве - то, о чем было написано выше. А именно - уход от мира.
Ведь монашество - что играть словами, прячась от горькой правды - вечный символ поражения христианства, не сумевшего действительно преобразить мир, так и оставшийся лежать во зле.