Имя Георгия Алексеевича Шечкова ничего не говорит современному россиянину. Тем не менее, судьба этого замечательного патриота, публициста, активного участника монархического движения является примером служения России.
Георгий Алексеевич Шечков родился 1 августа 1856 г. в селе Волынцево Путивльского уезда Курской губернии в семье потомственных дворян. В детстве начальное образование и воспитание он получил дома, «под надзором любящих родителей». В возрасте 13 лет, в августе 1869 года Георгий поступил во второй класс Лицея Цесаревича Николая. Закончив Лицей в 1876 году, он поступил на юридический факультет Московского университета, по окончании которого в 1880 году ввиду смерти отца, поселился при матери в родовом имении Волынцево и занялся ведением хозяйства. Зимние месяцы проводил, в основном, в Москве. Он входил в монархический «Кружок москвичей», был близок с А.Д. и Ф.Д. Самариными, Д.А. Хомяковым, К.П. Степановым и другими продолжателями славянофильских традиций. Георгий Алексеевич не оставлял занятий наукой, работая над трактатом «Об отношении Церкви к Государству и об организации власти, по православному сознанию», в котором стремился выяснить как цели, так и методы православной политики. К сожалению, работа эта не была завершена и местонахождение ее до сих пор остается неизвестным. Князь Жевахова писал о политических взглядах Шечкова:
- Г. А. был убежден, что в России, где большинство населения исповедует православную веру, Православная Церковь, как носительница идеала христианского общежития, не может оставаться вне политики, но, напротив, всеми доступными и подобающими ей мерами обязана воздействовать на своих чад, чтобы они строили государство не безверное, а христианское, руководимое заветами Матери – Церкви и не забывающее об ее нуждах.
Четверть века прожил в своем имении Георгий Алексеевич, занимаясь не только сельским хозяйством, но и общественными делами: был почетным мировым судьей, уездным земским гласным и уездным предводителем дворянства.
В 1902 г. он вступил в петербургское Русское собрание, в заседаниях которого регулярно делал доклады на различные темы («О несостоятельности начала большинства голосов», «О гонениях на Православие в России», «О масонстве, масонах и об их отношении к Государственной Думе», «Внешняя политика России» и др.).
Первую российскую революцию 1905 – го года Шечков встретил в должности Путивльского предводителя дворянства и активно включился в борьбу с ней - вступил в основанную графом В.Ф. Доррером Курскую народную партию порядка, позже вошедшую на правах отдела в Союз русского народа. В 1909 году Шечков также стал членом Главной палаты Русского народного союза им. Михаила Архангела.
В 1907-1917 гг. Георгий Алексеевич был избран в III Государственную Думу от Курской губернии и состоял членом фракции правых, в которой насчитывалось 60 депутатов. Позже он был переизбран в IV Государственную Думу; был активным участником монархических съездов и совещаний, а также членом Устроительного совета всероссийских съездов правых (1912); входил в состав правления, основанного в 1914 году В.М. Пуришкевичем Всероссийского Филаретовского общества народного образования. С этого же времени Шечков начинает активно печататься в монархической периодике – «Московских ведомостях», «Мирном труде», «Вестнике Русского собрания» и других правых изданиях.
Что же касается политического кредо Г.А. Шечкова, то, поскольку оно напрямую вытекало из православного вероучения, сам он сформулировал его следующими словами: «Я, господа, правый, просто правый, и потому не могу сочувствовать умеренности в истине». «Мы, признавая кораблем спасения святую Церковь, обязаны прежде всего надеяться на ее ограду, а кони, колесницы и броневые стены - все это приложится нам. И эту истину мы теперь более чем когда-либо должны иметь мужество в слове и деле исповедовать пред лицом восставшего на нас языческого мира», - подчеркивал православный политик.
Исходя из этих взглядов, Шечков выступал с резкой критикой «секулярного консерватизма», критиковал взгляды русских националистов и в частности их тезис «Россия для русских»:
- Это, якобы очевидное положение все почти склонны принимать нынче за аксиому и... все же, почему-то, считают необходимым еще и еще раз провозглашать его во всеобщее сведение в патриотических речах и газетных передовицах. Обо всем этом не стоило бы и говорить, если бы дело ограничивалось кружком сторонников шаблонного европейского национальничанья, но «Россия для русских» возглашается устами двигателей нашего самосознания. Этот клич националистического сепаратизма выкрикивается борцами нашего единства. Тут, очевидно, досадное недоразумение.
Далее Шечков отмечал, что, во-первых, этот, набиравший популярность в правых кругах лозунг не является самобытным, а лишь «рабским осколком» с известных формул: «Англия для англичан», «Германия для германцев» и т.д.; а во-вторых, - таит в себе опасность разрушения империи: «Нет, Россия не для русских (sic), если мы не хотим, чтобы в черте еврейской оседлости она мечталось якобы призванной служить только для евреев, а в черте армянской - для армян и т.д. Россия - для православных! Мы не «язык»; мы - народ крещеный. Нам недостаточно одной кровной связи: у нас на первом месте связь духовная. Мы прежде всего православные, а потом уже великорусы, грузины, малорусы, молдаване, литовцы, белорусы и т.д.», - доказывал правый публицист.
Лозунг «Россия для православных», подчеркивал Шечков является наиболее точным и не для кого необидным, поскольку, полагал он, «только тот истинно русский, кто православен и только тот православен, кто истинно веротерпим». Раскрывая смысл своих слов, политик отмечал, что православие всегда было «веротерпимейшим» из всех вероисповеданий, и потому только при его государственном господстве всем другим религиям обеспечивается разумная свобода и право мирного существования. Исходя из этого, Шечков полагал, что в сохранении православия заключается сущность русского народа в частности и славянства в целом, ибо «где у соплеменников наших нет православия - нет славянства». Подчеркивая, что для западноевропейского мира главной ценностью является государство, Шечков писал, что для православно-славянского мира преданность государству является лишь «послушанием, возлагаемым на верующих святою Церковью», отмечая, что подчинение власти происходит «для Бога, ради исполнения Его воли, а не ради своих личных или общих хотений или расчетов».
Поэтому, естественно, что царскую самодержавную власть Шечков понимал как бремя, священный долг, возложенный на Царя Богом, как «высший вид обязанности, а не право и вольность или привилегию». Подчеркивая, что русское самодержавие принципиально отличается от власти королевской или императорской (добытой силой и зависящей от прихоти ее носителя), Шечков рассматривал его как власть отеческого характера при которой «Царь-батюшка» относится к своим подданным не как господин к рабам, а как отец к детям: «"Царь-Отец" не властен отрицать лежащих на нем обязанностей к своим детям - подданным, потому же, почему и всякий обыкновенный отец (по народному, "Государь-Батюшка") нравственно не в праве освобождать себя от лежащего на нем долга родительского». При этом Шечков отмечал, что власть русского Царя вовсе не является неограниченной: «Самодержавие в своем истинном <...> значении находится в неразрывном союзе с Русской народностью и с Православием. Без Православия и Народности Самодержавие практически невозможно, ибо религия и национальность - это два ограничивающие Царскую власть начала. Без них Самодержавие перестало бы быть таковым и обратилось бы в простое самовластие, в абсолютизм или деспотию. Понимая под абсолютизмом продукт романо-германского мира, политик писал: "Русь Самодержавием строилась, а абсолютизмом болела», а потому: «Да здравствует Самодержавие и долой абсолютизм!»
Укрепление государственности Шечков видел не в урезании прав самодержца (т.к. Царь «самим народом выращенный» и «Самим Богом поставленный» не волен отречься хотя бы от части дарованной ему власти), а в «очищении самодержавия» от всего несогласного со святыми канонами (путем созыва Поместного Собора Российской церкви) и «освобождения самодержавия от бюрократического искажения» (путем созыва Земского Собора).
Согласно Шечкову, «по исторической природе своей Россия есть Государство соборное, а не полицейское или счетно-конторское, и Царь русский, как всеми людьми Земли соборно чтимый Самодержец, есть по природе своей соборный человек». По его мнению, Земские Соборы, существовавшие в Московской Руси, были идеальной формой взаимоотношений основных составляющих русской государственности - православия, самодержавия и народности, пришедших в лице данного представительного учреждения «в полное единение между собой». При этом Шечков отмечал, что Земские Соборы возникли не из народных собраний, а из Освященного собора (собрания высшего православного духовенства) и потому не имели ничего общего с европейскими представительными учреждениями. Поэтому он считал необходимым восстановить соборное начало в государственном управлении в его первоначальном виде, и призывал всех православных подданных русского Царя противопоставить в своем сознании начала соборности «хилым принципам парламентаризма».
Отношение к государству у Шечкова также базировалось на сугубо религиозных принципах, а потому «государствопоклонничество», стремящееся лишь к увеличению славы своего отечества, было для него чуждым. «Для нас, - писал он, - государственность - не все и вся, и мы для нее не можем жертвовать решительно всем на свете. Мы не можем, например, поступиться ради вящей славы отечества требованиями нашей христианской веры и нравственности, а этого стеснения не знают наши враги <...> Наша преданность государству - "послушание", возлагаемое на верующих Святой Церковью. Церковь требует подчинения всяческой власти, как установлению Божию, и мы подчиняемся государству "для Бога", ради исполнения Его воли, а не ради своих личных или общих хотений или расчетов». При этом Шечков тут же отмечал, что всякий православный должен быть счастлив, что должен повиноваться православному самодержцу, власть которому дана над русским народом «по Божией к нам милости, а не по Божиему грозному попущению, как то было некогда при <...> царях ордынских времен...»
Выступая против бюрократического засилья, Шечков называл его одним из виновников революции 1905 года, т. к. "абсолютизм чиновников" превратил их из "слуг Родины" в "слуг собственной карьеры", чуждых понимания исторической роли России и русского народа. Винил политик российских чиновников всех рангов и за то, что вместо того, чтобы слушать законопослушную часть русского общества, те вели себя как на хмельном пиру: "Кто стекл не бьет, вина не просит, того слуга всегда обносит...". "Мы стоим на легальной почве, а противник наши - на нелегальной, ведут они себя нагло, буйно, революционно и... их слушают; их беззаконные требования не остаются без удовлетворения».
Ситуацию, сложившуюся после издания Манифеста 17 октября, Шечков характеризовал как "безотечество", полагая, что "прежней, своей России - у нас не стало, а новой, заграничной - еще пока не введено». "Мы - сироты: у нас не стало отечества; надо иметь мужество в этом сознаться. Это - не сенсационная выдумка, не бред потрясенного событиями сознания, это - не преувеличение даже ради чьего-либо запугивания... Это - истина очевидная, осязаемая, несомненная. Именно в безотечестве и ни в чем ином - весь трагизм нашего теперешнего политического бытия, или вернее небытия. Здесь загадка нынешнего, очевидного у нас торжества космополитических идей и элементов, торжества гуманных антимилитаристов, антипатриотов, антинационалистов и всяких идейных и практических антихристов и анархистов».
Видя преодоление "революционной смуты" в консолидации всех патриотических сил вокруг церкви, Шечков отмечал, что если в Смутное время XVII в. "на безгосударстве оставался <...> государем патриарх <...>, [то] на безотечестве у нас теперь отечество - Церковь Православная". Если же русскому народу не удастся вернуться к своим духовным основам, писал публицист, то раз "людям дается по вере их", а "мы утратили веру в свою духовную личность, то стало быть мы ее потеряли". "Раз мы уверовали в свою изжитость, то нам будет дано испытывать одно умирание».
Впрочем, оставаясь убежденным монархистом, Шечков был вынужден "со смирением" принять новое государственное устройство, вводимое царским Манифестом 17 октября 1905 г., отмечая, что правым "одинаково священны и дороги все акты, исходящие от Верховной Власти Государя Императора", в том числе и закон от 3 июня 1907 г., существенно скорректировавший избирательное законодательство. Поэтому, в отличие от ультра-правых (например, А.И. Дубровина), Шечков полагал, что вынужденный долг монархистов - принимать участие в работе Государственной думы, чтобы она не превратилась в оплот левых сил, отмечая, что "не идти туда, где [где после подавления революции - А.И.] сосредоточивался новый бой - значило дезертировать». Вместе с тем, Шечков неоднократно отмечал, что Дума стараниями либералов превращается в подобие масонской ложи, и вскрывал связи лидеров российского масонства с верхушкой думской кадетской фракции.
Выступая противником демократического принципа в политике, Шечков считал, что при представительном правлении западноевропейского образца "умственно и нравственно серая масса получает узаконенность в своих принципах, и ее несовершенства, недостатки и пороки приобретают господство над жизнью общества с часа водворения в нем правящей воли первого сплоченного людского скопища". Критикуя "счетно-голосовочный" способ решения государственных дел, правый депутат отмечал, что такой способ "дает простор отстаиванию каких угодно интересов" и при нем часто побеждают не те, кто прав, а те, кто наиболее ловок в вербовке своих сторонников. Поскольку дружить с властным большинством выгодно, справедливо замечал Шечков, к нему примыкают из корыстных соображений, а критерием "истины" при таких обстоятельствах вместо правоты становится численность сторонников того или иного взгляда. В итоге, заключал он, государство оказывается в руках политических интриганов, демагогов, партийных и денежных воротил, манипулирующих общественным мнением, раскалывающих и ожесточающих общество.
Поэтому навязывание народу бюрократически установленного голосования по большинству, считал Шечков, подрывает традиционные нравственные основы общества, оттесняет носителей духовно-нравственных начал в народной среде и открывает путь влиянию интриганов и демагогов. Такая "узаконенная ложь", "голосовочная лотерея", продолжал депутат, быстро развращает общество, т. к. "вступить на путь порока - легче, нежели на путь добра, ибо для последнего требуется борьба с самим собой, а для первого достаточно одного потворства собственным слабостям". "...Требуя выборов по жребию, "чтобы дело было никому не в обиду", нынешние крестьяне остаются верными своему историческому отвращению к предвзятой мысли о правоте всякого большинства или предпочтительности числа качеству", - заключал Шечков.
Осуждал политик и стремление избранников народа превратиться в его "представителей", отмечая, что "народ русский имеет только одного представителя - Государя Императора". "...Мы, правые, не народовольцы, и мы никогда не становимся ни к своим избирателям, ни к населению вообще - в положение людей, готовых им угождать <...> В противоположность своим противникам мы, правые, считаем своим долгом исполнять не требования "общественного мнения", а веления своей совести. Мы признаем над собою не многомятежную волю народную, а волю Православного Царя, Богом поставленного над нами, выразителя не воли народной, а гораздо большего - народной исторической совести", - постулировал депутат-монархист.
Поэтому не удивительно, что Г.А. Шечков был сторонником изменения редакции "Основных законов" (1906 г.) и восстановления в них формулы, существовавшей до Манифеста 17 октября путем многоступенчатого возврата к прежней неограниченной власти самодержавного Царя.
Образно свое отношение к российским политическим реалиям начала XX в., или как выразился современный историк Р.Б. Ромов, "государственно-юридический идеал сторонников самодержавия", Г.А. Шечков раскрыл в 1909 г. в стихотворной форме:
"Пока Россией правил Бог, -
Никто сломить ее не мог;
Но вот над правдою родной
Восстал порядок правовой,
И пал Отечественный стой
Под натиском земли чужой...
Восстани, Боже, на Руси
И грех измены нам прости;
Да будет снова, как и встарь,
Над Русью Бог, под Богом Царь, -
Соборно-чтимый Государь!"
В годы Первой мировой войны Шечков, состоявший уполномоченным Курской организации помощи армии и часто "доходивший до самых окопов", в отличие от позиции большинства правых монархистов придерживался англофильских позиций. Он принимал участие в работе Петроградского совещание монархистов (1915 г.) на котором выступил по вопросу о борьбе с либеральным Прогрессивным блоком; был сторонником жестких мер по наведению порядка в тылу, считая, что "нельзя безнаказанно жить при условиях военного времени, но не по законам военного времени"; призывал ввести на время войны полевые законы; был противником отмены черты еврейской оседлости "без замены ее чем-нибудь более действенным"; до последнего поддерживал правительство, считая, что требовать его отставки вместе с либеральной оппозицией, значит "капитулировать перед сволочью и выдавать сторонников порядка головой".
После раскола в ноябре 1916 г. думской фракции правых, Шечков остался в наиболее консервативной группе сторонников Н.Е. Маркова. Несмотря на это, видимо из-за своей проанглийской внешнеполитической ориентации, за две недели до Февральской революции депутат получил приглашение от думских либералов подключиться к антимонархическому заговору, но в резкой форме отклонил предложение. После февраля 1917 г. Шечков перебрался в Москву, где перенес сердечный приступ. Поправившись, депутат-монархист уехал в родовое имение Волынцево, а оттуда, после разгрома усадьбы - в Киев. После падения власти гетмана П.П. Скоропадского Шечков, как и многие правые русские деятели, остававшиеся в Киеве, был арестован петлюровцами и 2 месяца пробыл в Лукьяновской тюрьме. С момента второго занятия Киева большевиками (январь 1919 г.) Шечков находился на нелегальном положении, скрываясь под чужим именем до занятия города белыми.
К большевизму Г.А. Шечков отнесся резко отрицательно, понимая под ним воплощение борьбы сил зла с христианством, т.к. большевизм, по его мнению, опирался на самые низменные свойства человеческой души: эгоизм, жадность, вероломство, разврат, жестокость. Если не положить ему конец, предсказывал Шечков, "то Россия останется без Церкви, без национальной интеллигенции, без традиций и обратится в страну измученных, голодных, обнищалых рабов, готовых за краюшку заплесневелого хлеба работать физически на кого угодно, кто только обеспечит им кое-какую безопасность и относительное спокойствие».
Так оно в итоге и получилось – люди были вынуждены идти в услужение большевикам, чтобы не умереть с голоду – только в советских учреждениях выдавали жалкие пайки.
После отступления в ноябре 1919 г. генерала А.И. Деникина из Киева, Шечков бежал из города и "после трехнедельного мучительного странствования в холодных скотских вагонах, очутился в Одессе, под тем же чужим именем, под которым он укрывался в Киеве". Скончался Георгий Алексеевич от сердечного приступа 5 июля 1920 г. и был похоронен на Преображенском кладбище.
Внимательный читатель заметит, насколько прозорливым оказался Георгий Алексеевич. Одно только "безотечество" чего стоит, не в нем ли мы сейчас живем?