О, Иордания не стесняется в выбранных для себя определениях, а слово "рай" порой звучит даже в официальных речах и названиях. Вот, например, вы слышали в России о туристической программе "Россия — это рай"? Что-то мне подсказывает, что не слышали. А попробуй назови, тут же острословы и радетели за "другую Россию" оттопчутся так, что… Вот потому и не рискуют у нас с такими словами, уверена. У иорданцев (и это даже завидно) всё наоборот: может, они жить и рвутся массово в какую-нибудь Канаду, но рай всё равно — Иордания.
Рай природный, исторический (ну, масштаб изучения её глубин совершенно райский же!), археологический, туристический, гастрономический (тут я бы поспорила, но даже овечки иорданской породы — самые овечковые овечки в мире), райские масштабы гостеприимства. Точно знаю, что сократила перечень в разы, но сегодня тема одного-единственного рая, о котором так в одном государственном музее и написано:
Иордания — геологический рай
Но расскажу я вам совсем не о музее, а о мечте. Мечте о музее. Мечте о личном музее с экспонатами, собранными на собственной земле. Ну, как на собственной… Земле своего бедуинского рода-племени, которая открылась одному из его членов как самый настоящий геологический рай.
Вы, дорогие мои читатели, оказавшись в Иордании, не отказывайтесь от чая-кофе и поговорить, когда вас где-то на туробъекте зовут в бедуинскую палатку. Хотя я сама частенько грешу иронией по поводу натыканных у каждого примечательного камушка этих сувенирных шатров, всё же совсем не обязательно, что вас ждут там в качестве ходячих кошельков. Особенно если забрались вы куда дальше Петры или топовой части Вади Рам.
В таких местах своя атмосфера истинно бедуинского спокойствия, степенности и ненавязчивой доброжелательности, которую могут разрушить только сами гомонящие и кудахчущие туристы. Это нормально, я не в упрёк. С первого раза проникнуться духом места не получается, а второй раз бывает не у всех. У меня был и второй, и двадцать второй, поэтому в очередную палатку я заходила с правильным настроем. Сердечко ухнуло только тогда, когда в компании бедуинов я увидела двух полицейских и совершенно городского на вид человека.
Было от чего: на тот момент я уже больше полутора лет жила в Иордании без визы, а занесло меня очень далеко от знающей меня Акабы, и в компании такой, где именно я должна бы была разруливать возникающие проблемы.
Зря боялась. В послековидное время русский турист интересовал любого здесь только в качестве "а поговорить?" А если он оказывался ещё и мал-мало говорящим по-арабски!)) Посидела, пожмурилась от удовольствия снова пить настоящий бедуинский чай, подыграла в общении с "живой русской", собралась прощаться и — на выход. Вот тут меня "городской человек" и попросил пройти в дальний угол палатки. Мол, там такое, что меня сильно удивит.
А я же разболтала, естественно, что не просто турист, а ещё и русский блогер, и что русскоязычный мир массово читает мои рассказы об Иордании. А что, им можно сказки про себя сочинять, а русским блогерам — нет?)))
Так что ввели меня в дальний угол как раз для этого рассказа. Передо мной был длинный ряд больших каменюк, к которым в этой стране быстро привыкаешь, как к неизменной детали любого пейзажа. Ну, не палаточного, так просто достопримечательного. Мы же как раз были у одного из "замков пустыни", так что обломки "замка", его ограды, или чего-то менее старого, но тоже исторического, готовности удивляться не вызывали.
И во второй раз в этой палатке то же чувство — а зря! Каменюки были куда древнее любого из существовавших на этой земле дворцов и даже самых завалящих хижин. Это была геология-палеонтология собственной персоной.
Мне показывали, рассказывали, я ничего не понимала за рамками примитивного "рыба, хвост", а еще "бедро какого-то гиганта" (с показом на себе))
Стыдно сказать, в какой-то момент я стала сомневаться, а не мистификация ли это всё для наивных туристов? Хотя вроде бы совершенно реальными аммонитами или их отпечатками на камнях в Иордании частенько торгуют именно бедуины.
А человек горел! Он хотел создать свой маленький музей прямо здесь, рядом с туристическим Каср Харрана. Я кивала, обещала рассказать, вернуться. Взяла номер телефона, пыталась запомнить имя. Кажется, Хасан, но это не точно.
Взять-то взяла, но просто сделав снимок на свой. А уже дома, перебирая фото… О, нет, именно эти снимки оказались нечитаемыми. Не судьба. Но я вернулась в то место через год: ни человека, ни ископаемых камней, ни чая с бедуинами в палатке. Туризм в стране опять рухнул...
Но сегодня я точно знаю, что никакая то была не мистификация. В иорданской геологии даже есть отдельно выделенная "коллекция Харрана". И вся Иордания — реально рай для исследователей: диапазон возраста находок от 500 млн. лет до 250 тысяч лет.
Где? Да везде! От Вади Рам на юге до Аджлуна на севере и пустынь на востоке. Нужно лишь желание, проводник, деньги, и вас отвезут туда, где вместе с дорогой вы будете спускаться по лестнице времени: метр спуска — 2000 лет назад. Сами найдёте тех аммонитов, бакулитов, акульи зубы и что там ещё внутри былого морского дна…
Что тут уже находили? Самые большие аммониты Иордании — до 60 см, морские ежи, фрагмент пости метровой морской черепахи и много — рыбьих. И — одну сенсацию под именем Арамбургиана Филадельфия.
Почти детективная научная история:
В начале 40-х годов XX века железнодорожный работник во время проведения ремонтных работ на железной дороге Амман — Дамаск вблизи Ар-Русайфа нашёл полуметровую ископаемую кость. В 1943 году кость приобрёл директор соседнего фосфатного рудника, Амин Кавар, который после войны показал её британскому археологу Филдингу. Кость стали демонстрировать публике, в числе прочих её увидел иорданский король Абдалла I, находка привлекла внимание научного сообщества.
В 1953 году окаменелость отправили в Париж, где её осмотрел Камиль Арамбург из Национального музея естественной истории. В 1954 году он сделал вывод, что найденная окаменелость была пястной костью крыла гигантского птерозавра. Арамбург велел изготовить гипсовый слепок кости, после чего отправил окаменелость обратно. Последнее событие впоследствии было забыто, и кость считалась утерянной.
В 1975 году Дуглас А. Лоусон, изучая слепок останков птеродактиля и сравнивая его с кетцалькоатлем, пришёл к выводу, что кость была не пястной, а шейным позвонком.
В 1980-х годах русский палеонтолог Лев Несов в беседе с энтомологом узнал, что первоначальное имя летающего ящера уже присваивалось ранее другому животному. Поэтому он переименовал найденного птерозавра в Арамбургиану в честь Арамбурга. Ну, а Филадельфия – понятно: это древнее имя столичного иорданского Аммана.
В начале 1995 года палеонтологи Дэвид Мартилл и Эберхард Фрей отправились в Иорданию, в попытке прояснить ситуацию. В шкафу офиса иорданской фосфатной компании они обнаружили некоторые другие кости птерозавра: меньший позвонок, а также ближний и дальний концы фаланги крыла — но оригинальную окаменелость обнаружить не удалось. Однако после их отбытия в Европу выяснилось, что в 1969 году геолог Нани Хури купил окаменелость у компании и в 1973 году подарил её Университету Иордании; она по-прежнему присутствует в коллекции этого института.
Вот такая у нас была сегодня окаменелая райская Иордания. Понравилась? Поехали бы сами колупать местные горы? Я-то и рада бы в геологический рай, да опустошённый Дзеном карман не пускает))) Но и за не обеспеченный золотым запасом государства лайк я всё равно вам всегда бесконечно благодарна!