Борис Георгиевич Баженов родился в 1900 г, в РКП (б) вступил в 1919 г. В 1923 г. назначен помощником И.В. Сталина по делам Политбюро по рекомендации Л.М. Кагановича, которому очень понравилось, как умело Баженов сделал из его устного выступления статью в журнал.
Баженов утверждал, что был свидетелем обсуждений, слышал обмен участников устными репликами, их частные мнения, возражения, видел личное отношение членов Политбюро друг к другу, то есть был носителем информации, которая не вошла ни в какие официальные документы. В своих воспоминаниях отмечал, что «в этот год работы в Политбюро пережил большую, быструю и глубокую эволюцию, в которой уже доходил до конца, из коммуниста становился убежденным противником коммунизма». В 1928 г. бежал из СССР через Иран и Индию, жил во Франции, регулярно меняя адреса – опасался возмездия. Оставил мемуары «Воспоминания бывшего секретаря Сталина»(http://lib.ru/MEMUARY/BAZHANOW/stalin.txt)
Насколько достоверны его воспоминания? Историк Ю.В. Емельянов считает, что эта книга – результат коллективного труда неких авторов в Британии, которые уже выпустили совершенно бредовые «Исповедь любовницы Сталина», «Материалы Лаврентия Берии», «Материалы Олега Пеньковского» и другие якобы мемуары.
Чем же интересны воспоминания Баженова?
В эмиграции Баженов нашёл свою нишу: он не стал строчить разоблачения, обливать грязью страну, плевать на партию и её вождей – он собирал материалы о СССР по советским газетам и журналам, вёл огромную картотеку, мог дать справку по любому вопросу, связанному с жизнью новой России – он стал экспертом, специалистом, а знания всегда ценились.
После оккупации Франции Баженова везут в Берлин, где с ним беседует (не допрашивает!) Альфред Розенберг – уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП, с 1940 г. рейхсминистр оккупированных восточных территорий.
Естественно, что себя Баженов рисует смелым и откровенным, он «режет правду-матку» видному нацисту, идеологу движения: «Мои откровенные ответы, что я отнюдь не согласен с их идеологией, в частности, считаю, что их ультранационализм – очень плохое оружие в борьбе с коммунизмом, вовсе не производит на них плохого впечатления».
Тогда Баженов заявляет: «Позвольте и мне поставить вам вопрос: «Каков ваш политический план войны?»
Розенберг говорит, что он не совсем понимает мой вопрос. Я уточняю: «Собираетесь ли вы вести войну против коммунизма или против русского народа?» Розенберг просит указать, где разница. Я говорю: разница та, что если вы будете вести войну против коммунизма, то есть, чтобы освободить от коммунизма русский народ, то он будет на вашей стороне, и вы войну выиграете; если же вы будете вести войну против России, а не против коммунизма, русский народ будет против вас, и вы войну проиграете».
Через несколько дней начинается война, и Розенберг получает давно предрешенное назначение – министр оккупированных на Востоке территорий.
В первый же раз, как Розенберг приходит к Гитлеру за директивами, он говорит: «Мой фюрер, есть два способа управлять областями, занимаемыми на Востоке, первый – при помощи немецкой администрации, гауляйтеров; второй – создать русское антибольшевистское правительство, которое было бы и центром притяжения антибольшевистских сил в России».
Гитлер его перебивает: «Ни о каком русском правительстве не может быть и речи; Россия будет немецкой колонией и будет управляться немцами».
После этого Розенберг больше к Баженову не испытывает ни малейшего интереса и больше не принимает, но через несколько месяцев Баженова опять везут в Берлин: «Меня неожиданно принимает заместитель Розенберга Лейббрандт. Он меня спрашивает, упорствую ли я в своих прогнозах в свете событий – немецкая армия победоносно идет вперед, пленные исчисляются миллионами. Я отвечаю, что совершенно уверен в поражении Германии; политический план войны бессмысленный; сейчас уже все ясно – Россию хотят превратить в колонию, пресса трактует русских как унтерменшей, пленных морят голодом. Разговор кончается ничем…»
Ещё месяц Баженов находится в плену – приятном, комфортном.
«Еще месяц я провожу в каком-то почетном плену. Вдруг меня вызывает Лейббрандт. Он опять меня спрашивает: немецкая армия быстро идет вперед от победы к победе, пленных уже несколько миллионов, население встречает немцев колокольным звоном, настаиваю ли я на своих прогнозах. Я отвечаю, что больше чем когда бы то ни было. Население встречает колокольным звоном, солдаты сдаются; но через два-три месяца по всей России станет известно, что пленных вы морите голодом, что население рассматриваете как скот. Тогда перестанут сдаваться, станут драться, а население – стрелять вам в спину. И тогда война пойдет иначе».
Реакция Лейббрандта неожиданна. Он подымается и жмет мне руку: «Я питаю к вам полное доверие и скажу вам вещь, которую мне очень опасно говорить: я считаю, что вы во всем правы. Но Гитлера ни в чем невозможно убедить. Прежде всего, только он говорит, никому ничего не дает сказать и никого не слушает. А если бы Розенберг попробовал его убедить, то результат был бы только такой: Розенберг был бы немедленно снят со своего поста и отправлен солдатом на Восточный фронт».
Баженов завершает рассказ так: «Вернувшись в Париж, я делаю доклад представителям русских организаций. Выводы доклада крайне неутешительные. Среди присутствующих есть информаторы гестапо. Один из них задает мне провокационный вопрос: «Так, по-вашему, нужно или не нужно сотрудничать с немцами?» Я отвечаю, что не нужно – в этом сотрудничестве нет никакого смысла.
Конечно, это дойдет до гестапо. Но должен сказать, что до конца войны я буду спокойно жить в Париже, заниматься физикой и техникой, и немцы никогда меня пальцем не тронут.
А в конце войны, перед занятием Парижа, мне придется на время уехать в Бельгию, и коммунистические бандиты, которые придут меня убивать, меня дома не застанут».
Был ли такой разговор с Розенбергом? В конце концов, Баженов встречался с Маннергеймом, консультировал его, мог вступить в диалог и с Розенбергом, но ситуация характеризует скорее не его, а верхушку рейха: одни слепо верили Гитлеру, другие видели, что Германия идёт гибельным путём (рейхсминистр вооружения и боеприпасов Ф.Тодт рекомендовал Гитлеру прекратить войну уже в декабре 1941 г., мотивируя тем, что «в военном и экономическом отношении Германия войну уже проиграла» – Тодт «неожиданно» погибнет, его самолёт на взлёте взорвётся в 1942 г. ).
А Баженов жил долго и умер в 1982 г.