Пост собственно завершается впереди, уже на пороге страстная седмица. Под конец не хватило сил наблюдать за пощением, единственно, что заметил, что меня поразило: "Питаюсь и покрываюсь я всесильным словом Божиим, ибо «не хлебом одним будет жить человек!» (Мф.4:4). И совлекшиеся греховного одеяния не имеют убежища, укрываясь среди каменных расселин (ср. Иов.24:8; Евр.11:38).
Услыхав, что святая вспоминает слова Священного Писания из Моисея, пророков и псалтири, Зосима спросил, не изучала ли она псалмы и другие книги.
– Не думай, – отвечала она с улыбкой, – что я со времени моего перехода через Иордан видела какого-либо человека, кроме тебя: даже зверя и животного я не видала ни одного. И по книгам я никогда не училась, не слыхала никогда из чьих-либо уст чтения или пения, но слово Божие везде и всегда просвещает разум и проникает даже до меня, неизвестной миру" Эти слова я, вероятно, слышал не один десяток лет. Но сейчас только понял, почувствовал их. Как пишет великий святитель Иоанн: "ПО НАСТОЯЩЕМУ, нам не следовало бы иметь и нужды в помощи Писания, а надлежало бы вести жизнь столь чистую, чтобы вместо книг служила нашим душам благодать Духа, и чтобы, как те исписаны чернилами, так и наши сердца были исписаны Духом. Но так как мы отвергли такую благодать, то воспользуемся уж хотя бы вторым путем. А что первый путь был лучше, это Бог показал и словом и делом. В самом деле, с Ноем, Авраамом и его потомками, равно как с Иовом и Моисеем, Бог беседовал не чрез письмена, а непосредственно, потому что находил их ум чистым. Когда же весь еврейский народ пал в самую глубину нечестия, тогда уже явились письмена, скрижали и наставление чрез них. И так было не только со святыми в Ветхом Завете, но, как известно, и в Новом. Так и апостолам Бог не дал чего-либо писанного, а обещал вместо писаний даровать благодать Духа" Моет это смысл завершение одного из этапов поста: возбудить в нас жажду Святого Духа, в благодати, которого все для человека. Немного обидно человеку, немало потратившему сил на учение. Узнать, что трудился всуе, что надо было подвизаться очищаться как преподобная Мария, и тогда получил бы значительно больше, чем сидя над книгами. Так что, проходя Страстную седмицу, будем думать уже о Пятидесятнице. И вот дожили до "Лазаре гряди вон!" До события, который не может вместить человеческий ум. В то же время Евангелие так подробно и умильно говорит об этом, что становится как бы участниками этого события. И интересно как М.Н. Скабалланович соотносит этот праздник с уставными положениями: "Нынешний устав для первых 3 дней Страстной седмицы назначает сухоядение, в Великий четверг разрешает на елей и вино, а в Великую субботу только на вино, хлеб, смоквы или финики.
Не слишком ли мелочна эта регламентация? Как и везде, здесь важна не буква, а дух. Нужно прочесть самому все эти правила в Триоди и Типиконе, чтобы ощутить на себе теплое дыхание той любви к Церкви и всему связанному с ней, которая дышала с такой силой только в первые 8–10 веков христианства. И в глубоком искусстве нельзя отказать этой регламентации. Самым мелочным предписанием в этом кодексе, вероятно, каждый признает разрешение в Лазареву субботу одной икры. Но надо знать весь исключительный дух службы этой субботы, не имеющей себе в этом отношении в целом церковном году ничего подобного, уступающей по умилительности и оригинальности богослужения только Великой субботе и Пасхе; надо знать это и почувствовать, чтобы понять всю необходимость отметить этот день каким-нибудь особенным образом и в отношении трапезы". Прекрасное раскрытие предписаний устава: когда он говорит о пище, то имеет в виду духовную жизнь.