Часть 1. Глава 2. Продолжение
Берег, на котором они оказались, был пологим: мешанный с землей песчаник, впитавший в себя корни карликовых дубков. Давнишняя паутина и сырость. Но к вящей радости, это была вода! Живая вода. Вдоль жизненной артерии располагались деревни и хутора, мужики справляли лес, и даже мысль, что это маньчжурская территория, не смущала. По карте она значилась так, но на поверку жили здесь, как сказано в мифе, каждой твари – по паре. И русские, особенно те, кто не рад Советской власти, но при должном подходе заговорит с человеком одного языка, отыскаться обязаны.
- Плот делать рискованно, - сказал Антон – городской мальчик, носмекалистый, как столетний деревенский дед. – Заметят.
- Кто тут заметит?
- Тот, кому не надо, - отстаивал позицию лейтенант – таскалось вдоль границ народу предостаточно, и с карабину пальнут, и, при желании, местным властям доложат о странных людях, шатающихся по закоулкам.
Повздыхали о нелегкой судьбинушке – опять ноги стаптывать, продираясь по зарослям, и двинули против шерсти – река гнала воды от границы.
Кирилл испытывал не свойственные ему угрызения совести, хотя, совесть тут не при чем. Ущемленное самолюбие. Провал операции, полный и оглушительный, без примеси его вины, но с горьким похмельем поражения до битвы.
Когда появился хутор, несколько скроенных добротно, ноперекособоченных временем домов, командир не удивился. Нет ни сил, ни желания. Хотя за два дня дошагать до подобия жизни, найдя ее в заскорузлой дремучести тайги – везение не малое.
Залегли и долго сторожили движение. Вскоре поняли, что дома пустуют. Но на всякий случай, как и положено в целях безопасности, выжидали. Не раз и не два случалось: группа, выйдя к пустующим домам, нарывалась на шквал огня, и ложилась вся. Пустые заселки облюбовывались контрабандистами, диверсантами, шпионами, идущими к границе, или просто душегубами, скрывающимися от правосудия. А то, и пальнет старожил – охотник, перепутав с упомянутыми душегубами. Поди знай, как кто выглядит. У солдат на лбу не написано, что они дали присягу стране с самый прогрессивным строем.
Егор и Камиль мурыжили карту, пытаясь ориентироваться на местности. Изучив пройденные изгибы реки, они пытались найти подобные на карте, пользуясь только им известными приметами, отмеченными в лесу, к вящей зависти городских. Но и городским дел хватало. Антон смотрел через снайперский прицел, ища подобие жизни на хуторе: огрызок тайного движения, не примеченный ранее дымок, звериную тишину, приутихшую и чуявшую близость человека. Кирилл до боли в глазах пялился в бинокль.
Обернулся, слыша возбужденных шепот.
- Невероятно! – сказал, выслушав точный, по-военному сухой, доклад Егора.
Действительно, невероятно. В чертовщину Чекушин не верил, нои вероятность случайного совпадения казалась мизерной. В необъятных тысячах километров тайги найти ту единственную, к которой было приказано выйти, точку. Без проводника? Наугад? По чистому везению? В везение Кирилл не верил.
- Сидим, смотрим дальше! – приказал скорее для себя – взялотсрочку подумать. В памяти всплывали слова неприятного лысого. Что он имел ввиду, говоря о чертовщине? Везение может быть чертовским? Кирилл хмыкнул, потирая лицо кулаком. Это вряд ли. Чертовщину он имел в виду поганую, ставящую палки в колеса правосудия, спицами которого и был ОСНАЗ НКВД в маньчжурских дебрях.
Время текло к горизонту на западе. Солнце, разлапистым великаном, царапало небосвод, размазывая кровавые отблески на облаках вечерней зарей, не удержавшись на синем мареве неба, ушло под землю. Печальные сумерки сомкнулись над головами.
Кирилл, поглядывая на часы, выжидал. Чего и зачем, он понятия не имел, но внутренняя осторожность, которую он, таясь от самого себя, сравнивал с трусостью, удерживала от шага вперед. Чутье, нужное хорошему охотнику, а он был охотником на двуногих, держало за шиворот. Старлей видывал местных, способных сторожить с терпеливостью мертвого пустую заимку, не евши, изредка делая глоток из полупустой фляги и мочившегося под себя, если придется. И, казалось, ждет на хуторе подобный сюрприз.
Окружили выселки с четырех сторон, и еще долго пялились в надвигающуюся ночь. Бинокли были хорошие, новенькие, «цейсовские», как случается в НКВД, случайно найденные на дороге, завернутые в заводскую обертку. В Советском Союзе такие производить не научились пока…
Заухала сова: Кирилл подал сигнал. И хлопчики, бесшумно, как учили матерые инструктора, прокрались к домам. Чекушин с Камилем сошлись у одного края, Егор и Антон – у другого. И шерстили хутор, заглядывая в каждую дыру, зорко поглядывая по сторонам, чтоб не сиганул кто серой тенью в заросли. Без шума и пыли такого не догонишь в ночной тайге, и вспугнуть не хочется, как и стрелять вдогонку. А если не было? Не было – и черт с ним. Тренировка на местности, для поддержки бдительности и закрепления приобретенных навыков. Бдительность лишней не бывает, в таких делах – особенно.
Сошлись в центре. Хутор был пуст, как орех, побывавший в зубах у белки. Откуда же тоскливое чувство обманутости? Чекушин скрипнул зубами до боли, обводя тяжелым взглядом товарищей.
- Разбиваемся. Ждем утра. Дежурим по двое. Костер не разводим. Из дома не выходить, - слова коротких приказов – чтоб доходило лучше – сыпались как из пулемета: уверенно, четко, строго.
От избы осталось до неприличного мало: стены. Крыша просела, едва держась на сгнивших опорах. И сруб выглядел хиленько – упрись молодецким плечом, придави посильнее, бревна и посыплются. Потому и выбрали: умному в голову не придет, что сидят НКВДешники в трухлявом строении, рядом с которым чихни посильнее, оно завалится, погребая под собой врага врагов революции.
- Я тропку приметил, - сказал шепотом Егор. – Лошадьми хоженая. Идет из глубины леса, в стороне от реки.
- Хорошо, - кивнул Кирилл. Если лошадьми тропа хоженая и не заросла травой, гости на заимке появляются. И можно выждать время, в надежда оказаться на пиру. – Утром поставим пост на подходе, чтоб неприметно не подошли.
Чекушин не сомневался, что жданые, но не званые гости также будут долго разглядывать в бинокль заброшенный хутор в поисках соседей. Сюда могут забрести не только враги, но и нейтральные ко всем жизненным коллизиям с оружием и политическим пристрастиям охотники, промышлявшие соболя и белку. И придется таиться, чтоб не вспугнуть двуногую дичь, и самим не стать дичью.
- Теперь – отдыхать.
Ночь сутолочно набилась по углам, растопырив мягкие лапы. То кралась бесшумными шагами зверья, то замирала, прислушиваясь. Кирилл, чувствуя гудящую по телесам усталость, не спал, сквозь дрему слыша шевеление тайги, осторожной, но не боящейся. И знать не зная, что готовит грядущий день, чувствовал зудящее беспокойство, пока сон, изрядно растрепав вихрастую голову туманными мыслями, не сморил окончательно. Но даже сквозь его объятия он чувствовал, будто вокруг да около бродит печальный сосед, не находящий покоя в ночном бдении, и постанывает протяжно, как столетние кедры, могучие и рогатые, как жеребцы сохатых стонут под могучим таежным ветром: диким и пронзительным.
Открыл глаза с рассветом, когда туманная дымка парным молокомвыплеснулась на землю. Самое тяжелое время для часового, когда сон украдкой – уже утро и пора скидывать дремоту – с новой силой набрасывается на человека, и он, не чувствуя тела, прикрывает глаза на миг, и, в ожидании солнца, способного согреть, отключаетсознание. За такую провину по головке не поглядят, а при соответствующих обстоятельствах и к стенке поставить могут. Но поди докажи упрямому организму, что отдыхать ему не пора.
Облокотившись на винтовку, под легкой накидкой, дремал Антон, прикрыв глаза. Но едва Чекушин пошевелился, лениво приоткрыл их, моргнул: "не сплю!" Кирилл кивнул: верю. Если снайпер закрыл глаза, то навострил уши. Ошибка думать, что умение стрелка зависти только от глаз. Младший лейтенант обладал особым даром: чувствовать окружение. И даже при видимой расслабленности, противоречащей уставу, бдел.
Вповалку, на сыром полу, впитавшем за проведенные без крышигоды, сырость рассветов и влагу дождей, спали Егор и Камиль, приткнувшись друг к другу спинами. Вместе теплей.
- Почему не разбудил? – шепнул Кирилл, бесшумно подбираясь к младшему лейтенанту.
Тот мотнул головой: не спалось.
Благодарный за подаренный отдых, Чекушин недовольно, как и положено командиру – перед приказами все равны – фыркнул.
- Отдыхать и тебе надо!
Хотел что-то добавить, но Антон поднял предостерегающе руку, смешно оттопыривая указательный палец: руки у снайпера были не военные – напрочь музыкальные, с тонкими пальцами, и суставами, гнущимися в противоположною сторону.
- Тихо! – оборвал гнев на полуслове, - Кони ржут!
- Не может быть! – Кирилл, вспыхивая от радости и не веря везению, подскочил как ужаленный, отметая мысль, что это могут быть не те, кого они ожидают.