162 подписчика

Многоумие и отвага: в чем особенность прозы 30-летних?

Молодые прозаики становятся более дерзкими и смелыми, но при этом не отказываются от наработанной веками литературной традиции. А потому все увереннее чувствуют себя среди книжного многообразия. На примере новинок «Альпины.Проза» разбираемся, как маятник текстов 30-летних раскачивается то в сторону максимального психологизма, то в сторону игры с каноном и историческим контекстом.

Молодые прозаики становятся более дерзкими и смелыми, но при этом не отказываются от наработанной веками литературной традиции. А потому все увереннее чувствуют себя среди книжного многообразия.

Анна Шипилова («Скоро Москва»)

Анна Шипилова внутри одного текста работает сразу в двух глобальных — и весьма амбициозных — направлениях. С одной стороны, автора интересуют судьбы героев, их психологический рост на протяжении продолжительного времени — от детских лет до взрослой жизни. Повествование строится именно вокруг их судеб. С другой же стороны, здесь не менее важны — даже более важны! — и изменения социального фона: конец одного государства и зарождение нового. Анна Шипилова погружает текст в три временные плоскости: описывает прошлое, настоящее и сконструированное альтернативное будущее. Это игра вдолгую, а потому как личный мир героинь, так и мир глобальный — социум, — то рассыпаются, то собираются вновь, принимая весьма причудливые формы. Город — шире, страна — здесь становится отдельным живым организмом, который тоже проходит все этапы взросления, от детских травм и переходного возраста до зрелости. Возможно, не такой, какой она грезилась в юные годы.

Молодые прозаики становятся более дерзкими и смелыми, но при этом не отказываются от наработанной веками литературной традиции. А потому все увереннее чувствуют себя среди книжного многообразия.-2

Дарья Благова («Течения»)

Проза Дарьи Благовой похожа на снежный ком психоэмоциональных состояний: ее героини то полностью уверены себе (так, что позавидуешь), то разочаровываются во всем и всех. И каждая пережитая ими стрессовая ситуация за счет оптики персонажей здесь искрится так сильно, что легкое электрическое покалывание впору ощутить и на своей коже.

Писательнице важно разобраться не столько во влиянии на студентов социального (шире — социально-политического) фона, сколько отрефлексировать проблемы, возникающие в межличностных отношениях: сотворение ложных кумиров, самобичевание, неуверенность в себе. «Течения» безусловно попадают в жанр романа-взросления, однако за счет тех эмоциональных качелей, на которых раскачиваются герои, и попыток автора понять, когда же они сделают «солнышко», книга становится чем-то куда более глубоким, плотным и содержательным.

Молодые прозаики становятся более дерзкими и смелыми, но при этом не отказываются от наработанной веками литературной традиции. А потому все увереннее чувствуют себя среди книжного многообразия.-3

Анастасия Максимова («Дети в гараже моего папы»)

Сначало надо предупредить, что Анастасия Максимова умело водит читателя за нос. Если по первым страницам и обложке кажется, что «Дети в гараже моего папы» окажутся этаким true-crime триллером, то через некоторое время становится ясно: нет, книга совсем не об этом. Ведь в прозе Анастасии Максимовой движение главного героя намного важнее движения сюжета: акцент сделан именно на смене психологических состояний Егора, и это подчеркнуто всеми возможными средствами — от языковых конструкций до обилия звериных метафор, которые делают окружающий мир враждебным и чуждым. Именно таким его воспринимает юный герой.

Тексты Анастасии Максимовой — это исследование поведения людей (изменений психики, различных триггеров) в экстремальных и неожиданных условиях; психологический эксперимент, который при этом не перестает быть увлекательным. Но тут мы вновь попадаем в писательскую ловушку. Эта увлекательность — тоже часть эксперимента.

Молодые прозаики становятся более дерзкими и смелыми, но при этом не отказываются от наработанной веками литературной традиции. А потому все увереннее чувствуют себя среди книжного многообразия.-4

Ася Демишкевич («Раз мальчишка, два мальчишка»)

Для Аси Демишкевич все вокруг — это конструктор, а потому ее проза — сплошь игра. Но не детская, с перестановкой цветных кубиков, а взрослая, наполненная обдуманной и скрупулезной деконструкцией чего только не придется: и канона волшебных сказок, и жанра притчи, и остросоциальной прозы.

Герои из реальных людей — скажем так, персоналий — превращаются в образы и символы; они, можно сказать, овеществленные метафоры. Это именно тот случай, когда важно не «куда герой пошел» и «почему он так поступил», а «что автор хотел этим сказать». Впрочем, Ася Демишкевич не настаивает, чтобы читатель выбирал одну трактовку. В том-то и фокус — количество интерпретаций здесь огромно. Будут ли они всегда совпадать с авторским видением? Конечно, нет. Будут ли среди них правильные? Навряд ли, ведь детали конструктора встают и так и этак.

Молодые прозаики становятся более дерзкими и смелыми, но при этом не отказываются от наработанной веками литературной традиции. А потому все увереннее чувствуют себя среди книжного многообразия.-5

Татьяна Богатырёва («Говори»)

Нужно придумать новую, но похожую метафору. Если выше речь шла о конструкторе, то теперь перед читателем тетрис, где вместо цветных кирпичиков на голову падают узнаваемые сюжетные ходы и идейные концепции антиутопий. Татьяна Богатырева, с одной стороны, занимается переосмыслением жанра: превращает его из условной борьбы личности и системы в большую метафизическую игру идей и смыслов, которая наполнена множеством отсылок, прочно укоренена в контексте антиутопий. Ее герои, как и у Аси Демишкевич, наделены характерами лишь для виду; на деле они лишь сосуды, наполненные авторскими мыслями, — это-то и делает прозу Татьяны Богатыревой особенно «вкусной». Ведь чем ближе подходишь к финалу этого отчасти набоковского текста в духе «Приглашения на казнь», тем отчетливее понимаешь, что персонажи постепенно растворяются и уступают место главным действующим лицам — Эросу и Танатосу, любви и смерти.

Молодые прозаики становятся более дерзкими и смелыми, но при этом не отказываются от наработанной веками литературной традиции. А потому все увереннее чувствуют себя среди книжного многообразия.-6