Скалярии были разочарованы родом человеческим. Ночь, кошмарная и голодная, впервые ударила под жабры. Всегда пунктуальная хозяйка так и не удосужилась бросить горсть сушёной дафнии. А теперь, плотно позавтракавший, невесть откуда приблудившийся Полукарп зеркальный, тащит двенадцати литровую юдоль, разместив её на своём брюхе. Он, никогда не испытавший чувство полёта, несёт их на заклание к пресыщенному меломану Борщевскому. Рыбовладелец, решил поменять две живые безголосые души на один патефон. Что ему красота и грация парящих в зеленоватой стихии созданий… Боязнь замкнутого пространства ничто по сравнению с открытыми окнами первого этажа. Оттуда приходит извечный враг аквариумных рыбок, ловкое исчадие ада – домашняя скотина – кошка. Маша на милю не подпускала хитрую бестию, будет ли таковым падкий на спиртное старый настройщик пианино и роялей.
Вот и четвёртая квартира на этой же площадке, в этом же умирающем бараке. Поликарп Озеров ногой открыл входную дверь в двушку Ивана Абрамовича. «Дома? Встречай гостей заморских!» – ёрничал местечковый абориген, издеваясь над приезжими не по своей воле рыбицами. «Что ты глупый пескарь знаешь о нас? Да мы принцессы крови, мелочь ты пузатая», – выкатывая глаза негодовали иноземки.
Из глубины комнаты, шаркая стёртыми валенками, посвистывая носом, вышел хозяин.
– Принёс, – словно не видя в руках Поликарпа аквариума – полуспросил он. Откашлявшись, продолжал скрипучим голосом: – Будь ласка, вон туда на тумбочку около окна водрузи ковчежец хрустальный.
Предупредительно вежливый продавец живой рыбы поставил посуду на указанное место. Облегчённо вздохнув, немедленно заюлил: «Иван Абрамович, будьте любезны, извольте предъявить патефон со всеми принадлежностями, будьте любезны. Жена ждёт не дождётся! Мечтает приобщиться к прекрасному!»
Борщевский, словно аэростат в посудной лавке, медленно развернулся на зюйд-зюйд-вест и поплыл, не отрывая валенок от земли нашей грешной в сторону секретера.
– Милостивый государь, берите патефон и вот вам к нему пластинки Шаляпина и Собинова. Услаждайте слух супруги вашей! – и задребезжал – «Что день грядущий мне готовит?»
– «Нам знать сегодня не дано» – подхватил уже в дверях Озеров, удачно обменявший двух никчёмных пресноводных в стеклянном ведре на чудо-аппарат по оживлению голосов умерших.
– Ну-с, давайте знакомится, сударыни! – взмахнул щедрой рукой волшебника милый старичок. Что-то восхитительно знакомое, со вкусом личинки мраморной инфузории, посыпалось из пластиковой тары с кричащей надписью «Икра севрюжья».
Кто даму кормит, тот её и танцует! Ветхозаветная истина расцветила неудачно начавшийся день и затмила зажигательной бразильской румбой всякие сомнения по поводу кавалера ордена настройщиков. Старенький арбузно-полосатый халат преобразился в шитый золотом камзол, валенки, позвякивая шпорами, немного портили бравый вид ухажёра, но и они постепенно преображались в яловые ботфорты. Карнавал – это вертикальное воплощение горизонтальных желаний! Нескончаемый карнавал, по крайней мере пока в банке с кормом дна не видать…
На дне аквариума покоилась неприглашённая к празднику жизни изумрудная жемчужина. Опьянённые деликатесной кормёжкой, скалярии где-то там высоко вихляли хвостами, отдаваясь танцу и новому водяному за щепоть ласки. На её же драгоценной душе, как атмосферный столб, лежала тень забвения. «Кто оценит точёные грани, чей взгляд вспыхнет ярче солнца, овладев всеми тринадцатью каратами моего тела? Где он, искатель кладов? Да вот же я!» – страдала невостребованная красавица с приданным. Надежды таяли вслед за грёзами!
Пушечным ядром в открытое окно влетел мяч. Ковчежец, сбитым Фокке-Вульфом, завалился на стеклянное крыло и, пронзая тишину мажорным аккордом румбы, рухнул вниз. Разгорячённые танцем виллисы ещё изобразили пару па на высохших половицах и стихли… Несколько ангелов, бывших по долгу службы неподалёку, смяли в руках бескозырки, обнажив бритые затылки британцев. Младший из них по чину и по возрасту, нарушая все законы кармы, ковырнул тупым носком флотского ботинка ненавистную черноморскую раковину и выкатил изумруд на видное сухое место. «Это за Крым и Севастополь!» – мстительно прошипел ангел-русофоб, превращаясь на глазах изумлённых сослуживцев в демона-либерала.
Сердце Ивана Абрамовича давно искало повод взбрыкнуть не по-детски. Борщевский, неспешно рухнул у ног одетого в чёрный фрак рояля и стал без всякого страха наблюдать как разгорается дивным светом изумруд, окружённый осколками аквариума, множась в каждом из них. И вот уже вся овдовевшая комната была охвачена изумрудной лихорадкой.