Роман Шалганов поговорил с участником 1-й ГРАУНД Биеннале Андреем Сяйлевым о страшном, но просветляющем искусстве.
Андрей Сяйлев
Художественная практика Андрея Сяйлева ориентирована, преимущественно, в поле концептуального производства. На 1-й ГРАУНД Биеннале «Текстиль в современном искусстве» в ГРАУНД Солянке представлена одна из наиболее концептуалистических работ автора.
Предлагаем вам поближе познакомиться с ее оригинальным контекстом. В ряду проектов Андрея особым интересом к, условно, «формальной» стороне художественной работы как таковой отличается выставка «Магазин ”Коллекционер"», прошедшая в галерее РА в 2021 году.
Проект представляет собой ироническое превращение капиталистической машинерии. За основу в нем взят дизайн известной торговой марки. Изначально предполагалось осуществить его в виде интервенции в пространство «Ашана». Интервенция состоялась после закрытия выставки, в качестве продолжения проекта. Во входной зоне торгово-выставочного павильона выставки располагался платежный терминал, на котором можно было «купить текущий момент» за 0 рублей.
Роман Шалганов: Привет, Андрей! Расскажи, пожалуйста, про «Магазин “Коллекционер”».
Андрей Сяйлев: Привет, Рома! С удовольствием. Как всё начиналось — галерея РА предложила мне сделать выставку. У нас есть такой бокс в Кубе, говорят, давай к нам. Я походил, пожил, отразил это в себе. Сравнил с тем, какая интенция у меня в целом на ближайшую какую-то эпоху, несколько месяцев. Я вообще в Ашане хотел делать пиратские интервенции. А потом начался ковид. И я снова к этой идее вернулся. Говорю, давайте, если у нас сейчас музеи закрыты, но Ашан работает, давайте в Ашане! Но за месяц до открытия выставки всех посадили на карантин. Я вообще в больницу сам слег... Но интервенция, в итоге, состоялась позднее. При этом сам проект воспроизводит типичную ситуацию — артефакт этой ситуации или чек и все остальные эти терминалы, которые дают все текущие моменты. Я очень хорошо помню этот артефакт. И это самая лучшая работа из этого проекта, по крайней мере, на мой взгляд.
И вот это не значит, что я текстильный билл–мастер. Я системен в своей несистемности. В «Магазине “Коллекционер”» я понимал, что это прикол. У Дюшана тоже прикол существует как важная составляющая его искусства. У меня был важен прикол, какая-то в этом есть животворящая сила иронии, прикола. Так или иначе все элементы или все встречи были на стыке прикола и чего-то пугающего. Пугающая реальность сталкивается с приколом…
РШ: И с этим встречается зритель?
АС: Да. Вообще нужно сказать, что я подхожу к выставкам, в определенной степени, по-режиссерски. Моя основная задача состоит в том, чтобы организовать встречу зрителя с чем-то иным по отношению к нему. Чтобы увидеть, что любой иной это он сам. В этом смысле «Магазин» получился такой, в хорошем смысле, «партисипаторной» выставкой, предполагающей взаимодействие со зрителем. Но не только в плане встречи с инаковостью, но также и в плане взаимодействия с объектами. Встреча заставляет быть не наблюдателем, а вовлекаться. То есть ты, как бы, соучастник ситуации, то есть неотъемлемый актер этой встречи.
РШ: Встреча может состояться ведь не только с самим собой.
АС: Конечно! В последнее время меня всё больше привлекает мысль о «нечеловеческих агентах», как сейчас модно говорить. Я имею в виду, в первую очередь, братьев наших меньших. Из этой мысли родилось несколько проектов. Один из них — «Дома земли» — мы покажем этим летом на «Архстоянии». Собственно, один из домов этой земли будет представлять собой инсекто-фаланстер, где живут разные виды насекомых. Такой, как бы, огромный многоэтажный улей уличный вокруг дерева обстроенный, где на верхнем этаже живут пчелы, на первом всякие жукари. И вот, грубо говоря, вооружившись костюмом пасечника, туда пробираешься, оставляешь им, типа, такое подношение в виде, там, еды, какой-то медовой воды, или цветов цветущих. Все это про то, что искусство, сделанное человеком, и искусство, которое могло бы быть сделано каким-нибудь жуком-навозником или птичкой-шалашником — между ними я ставлю знак «равно». И, собственно, субъекты тоже равны. Шалашник и человек они как бы радикально иные, потому что они представители разных биологических видов, но в то же время они братья и сестры, потому что они одна большая биологическая мембрана, которая окутывает планету Земля. В этом плане ни с чем радикальным иным, кроме как с самим собой, ты не встретишься.
РШ: Любопытно. Получается такое философски-нагруженное искусство, как у классиков концептуализма, типа Кошута…
АС: Ну, не совсем… То есть, грубо говоря, философия невозможна, если ты не живешь вопросом, даже до конца дня, чтобы что-то съесть, не быть съеденным и так далее, и снова деньги... И вот когда ты понимаешь, что у тебя есть какие-то планирования, что ты, грубо говоря, имеешь роскошь пойти в пещеру и сделать какое-то граффити. Я нарисую быка, и я его овеществлю, пойманного быка, как я ловлю его. И я его тем самым смоделирую, это возможное будущее. И это напрямую растет от того, что я считаю основной задачей искусства. Для меня искусство – это возможность планировать нашу эволюцию, если мы говорим языком атропологов. Я планирую не свою эволюцию, не стараюсь тем самым свой вид продвинуть дальше, а стараюсь смоделировать какое-то возможное будущее в настоящем, то, которое я считаю важным для себя и для своего ближнего. Жук тоже мой ближний, но жук в смысле вообще, в целом, как самый дальний из ближних.
РШ: Которому можно послать знак?
АС: Это вообще отдельная история. Вот тут хороший момент поднимается, что где критерии художника. Либо ты городской сумасшедший, там все твои знаки обращены к тебе, а все остальные раскодируют, как, ну окей, чувак, ты давно к психиатру не обращался, или что-нибудь в этом духе. Либо, собственно, максимально народный, в стиле Бэнкси, и ты понимаешь, что это простая такая балалайка, такая частушка визуальная, которую, в зависимости от культурного контекста, все считывают. И в этом плане, тут всё зависит, наверное, от каких-то личных настроек и желаний авторов. Что ты хочешь сказать? Есть какие-то лабораторные ребята, которые там исследуют циркуляцию пыли в замкнутом пространстве, и никому, кроме трех человек на Земле, это неинтересно. Это тоже имеет место быть. Это хорошо. Разнообразие вообще, мне кажется, очень хорошо.
РШ: Да, но разве циркуляция пыли не может стать моментом встречи с инаковостью?
АС: Вполне может! Знаешь, я когда это говорил мне сразу вспомнилась выставка вот художницы, в той галерее, которую ты курируешь…
РШ: Тина Шибалова? В галерее M.A.R.S.H. под моим кураторством прошла выставка «Метод наблюдения», которую она готовила в «Сводах».
АС: Вот, да, она. Вот, собственно, она могла бы сделать такое исследование. Прикинуться пылью в музейном пространстве. Да, вполне может быть. Типа «Новых скучных». Я в 2014 году, еще были времена, когда и «Манифеста» в России была, в Питере. Я в параллельном проекте принимал участие. И вот там мы бы с Тиной могли бы вообще общую выставку сделать. На то время, когда мне это было интересно, такие нонспектакулярные практики. Вообще от отсутствия зрителя, заботящегося о моей работе. Но эта пора уже миновала...
РШ: Род приходит и род уходит… Кстати, о tempora mutantur — мотто Венецианской биеннале этого года и, соответственно, девиз мирового контемпорари на ближайшие два года – «Иностранцы повсюду». Как бы ты его прокомментировал?
АС: Мы обсуждали как-то проект на заброшенном острове Повелья, около Лидо. Как раз прошлым летом думали сделать такую интервенцию пиратскую. Провести там «Первую трансвидовую биеннале». По сути это то, что я не смог сделать там. Просто все поняли, что ни у кого не хватит мощи. Была идея снять фильм о том, что якобы в Венеции прошла первая биеннале, где человек, птица, листочек и так далее делают коллективную выставку. Только выставки не было, но есть фильм об этой выставке. Такая была идея. От проекта сейчас есть только план-презентация... Вот этим проектом я бы прокомментировал девиз Венеции.
А пока проект для Венецианской Биеннале Андрея Сяйлева на стадии плана-презентации, мы вас ждем на 1-й ГРАУНД Биеннале в центре Москвы — там работы художника представлены в лучшем своем и законченном виде!