Плотва озёрная
Двухэтажный барак доживал седьмой десяток, поскрипывая иссохшим остовом и вздрагивая надломленной лестничной клеткой. Каждый входящий, причинял ему неимоверные страдания в поясничной области. Сергей Сергеевич, проживающий в седьмой квартире на втором этаже, был стихийным бедствием, красным уровнем угрозы! Астероид Апофиз казался долгожданным избавлением от его редких выходов в магазин. Сто пятьдесят два килограмма живого веса на подошвах сорокового размера ударами сваебоя отзывались в основании фундамента дома при каждом шаге жильца-экзекутора, садиста с многолетней пропиской. «Таких бы в юрты за сто первый километр мочищенского шоссе или в берлогу к бандерлогу» – жаловался «бабьему лету» старик, поправляя лист шифера, норовивший съехать на глаза.
Вот и сегодня Сергей Нетребко уверенной поступью стенобитной машины направился за провизией. Лестница, каждой ступенью молила о скором снисхождении, предчувствуя, что вес восходителя на обратном пути возрастёт на пару пакетов с разной околосъедобной хренью и на две пэт-полторашки с пивом. Дом Павлова в Сталинграде не знал подобного варварства.
Половицы в пятой квартире, занимаемой четой Арутюнян, неровно задышали. Стресс со скоростью верхового пожара распространялся по ветхому памятнику довоенного классицизма. Изумрудная бусина, казалось бы, навеки вечные закатившаяся за комод, встрепенулась и нежданно освободившись от грубых объятий трухлявой древесины, провалилась в зияющую бездну квартиры Зинченко.
Аквариум – предметом роскоши – затмевал жалких конкурентов из окружения Маши. Кровать с панцирной сеткой больше подходила для жаровни, чем для места одинокого сна старой девы. В угловато скроенном шкафу немного было чего, вот только скелета, даже захудысенького, отродясь не находили. Было чистенько, лаконично и уныло. Солнце и то заглядывало лишь на полчаса в самый длинный летний день. Луна избегала заходить сюда на ночь, боясь заразы-одиночества. Неолит какой-то…
Бусина всеми тринадцатью каратами грузно плюхнулась в стоячую воду мирового океана квартиры номер один. Уютно расположившись в жерле черноморской раковины, изумруд приобрёл статус невидимки. Теперь аквариум выступил в роли комода из спальни Гамлета Арутюняна. «Храните деньги в сейфах банка «Сахара» – гласила рекламная надпись с календаря времён оных. Маша успешно декорировала им оборванный кусок обоев на стене над кроватью из металлолома. Сейф «Сахары» обладал сверхзащитой от любых не санкционированных проникновений, но старенький аквариум с двумя немыми скаляриями подкупал своей открытостью. Вот я – чист как стёклышко и пуст, как ладонь рублёвского попрошайки.
Заточение сокровища со сметной стоимостью приличной трёх подъездной высотки обещало быть долгим. Как говориться: или барак снесут или аквариум вдрызг и вбрызг!
Чудо одно не ходит. Оно ходит с портфелем и букетом гвоздик. Имя конечно того, подкачало… Но для старой девы Маши Зинченко оно звучало завораживающе: Поликарп Палыч Озеров! Маша несколько раз примечала лысеющего блондина, неудачно скрывающего животик за пухлым портфелем. «Напрасно – думала она – и портфель, и солидный живот очень даже соответствовали зелёным глазам озёрного дива».
Судьба, видя её заинтересованность, стала чаще сталкивать одиноких людей. Едет Маша в трамвае на службу и Поликарп Озеров, вот он, на соседнем сиденье. Зашла на рынок, он навстречу пыхтит с портфелем и полной авоськой в руках. Разве не чудо?
Расписались в районном загсе по-тихому. Друзей нет, денег кот не плакал, а любовь, если она настоящая, вполне обходится тарелкой борща, картофельным пюре с котлетой на пару и сметанной подливкой. Графинчик с огненной водой Поликарп уважал, но без фанатизма, – сто грамм с горкой под праздничный обед и газета «Ордынское викли миррор» на десерт!
Молодые однофамильцы славно посидели за столом накрытым скатертью в крупный зелёный горошек. Купленная хлопчатобумажная, она дивно подходила к изумрудным глазам мужа. «Мужа!» – ещё несколько раз повторила про себя новоиспечённая Озерова, наслаждаясь фонетическим звучанием слова. Озеров тихонечко поскуливал про себя от блаженного состояния обласканного новобрачного, зависшего где-то между газетой и ложем любви!
Скалярии громко пускали пузыри, стараясь привлечь к себе внимание хозяйки, забывшей кинуть щепотку корма.
– Знаешь Маша, завтра же поменяю аквариум на патефон. Старик Борщевский обожает рыбок! Ты, как, не против? Да и воздух будет свежее. Маша сегодня была не против. Она подошла к отдыхающему на венском стуле мужу и стала жарко, и неумело целовать его, стараясь попасть в губы. Счастливый обладатель изумрудных глаз сдался на милость амазонки. «Патефон завтра! Всё завтра…» – слышал он страстный шепот наездницы.