Во время моего детства – а было мне, когда произошла эта история, лет восемь – наша семья жила в маленьком целинном посёлке, затерянном в бескрайних полях Казахстана. Посёлок состоял из одной- единственной улицы, на которой было двадцать небольших одноэтажных домиков на одну-две семьи. При этом в посёлке была школа, детский сад, клуб с библиотекой, медпункт и баня. Все жители посёлка знали друг друга в лицо – и взрослые, и дети. Детей было немного, мальчишек и девчонок примерно поровну. Мы дружили, играли в разные игры, иногда озорничали. Среди мальчишек-озорников своей способностью попадать в различные «нестандартные» ситуации отличался Павлик Воропаев. Павлик был вихрастым белобрысым мальчишкой с добрым, покладистым характером и при этом он был чрезвычайно любопытным. Исследовательский зуд ко всем явлениям жизни и природы приводил Павлика то к потере сапога в небольшом болотце, образовавшемся за дамбой-насыпью у озера, то к крушению самодельного плота с целью переплыть это самое озеро. Всякие-разные истории с Павликом приключались постоянно, и, видя Павлика прыгающего без сапога на одной ноге через наши неогороженные дворы, мы все представляли последствия, – ну сейчас тёть Вера ему задаст!
Понятно, что круг нашего общения был постоянным и если к кому-нибудь приезжали гости, это было грандиозным событием для всего посёлка, особенно, детворы. Как-то летом приехали гости и к родителям Павлика. Два крепыша-подростка лет 15-ти – двоюродные братья Павлика, как оказалось, были курсантами мореходки – популярного в те времена мореходного училища. На бравых морячках были надеты самые настоящие тельняшки, на голове красовались бескозырки, а чего стоили умопомрачительные брюки-клёш, которые как раз в то время входили в моду! Надо ли говорить, что наша детвора во все глаза смотрела на братьев и повсюду следовала за ними по пятам, держась немного в отдалении. Братья, приехав вечером, на следующее утро перед завтраком прогулялись по посёлку в сопровождении нашего эскорта, а потом вернулись в дом Павлика. Наш эскорт остался ждать выхода братьев во дворе у дома. Мы проводили почти всё своё время на улице и по опыту знали, что братья в доме надолго не задержатся. И правда, через какое-то время морячки вновь вышли во двор и направились к качелям, стоявшим неподалёку от дома. Надо сказать, что таких качелей, как у Воропаевых не было ни у кого в посёлке. Грандиозное сооружение из длинных, толстых досок на прочных железных опорах позволяло раскачиваться до самой крыши дома, но никто из нас, малышни, не осмеливался на такие подвиги. Братья, легко прыгнув на качели, начали медленно их раскачивать. В этот момент из дома вышел сам Павлик. Увидев собравшуюся толпу ребятни, он приобрёл горделивый вид и, приосанившись, подпрыгнул и уцепился позади одного из братьев. Качели раскачивались всё выше и выше, а мы, заворожённо открыв рты, смотрели, как они взмывают ввысь. И вот когда качели поднялись почти вертикально вверх и на несколько мгновений зависли в воздухе, произошло два одномоментных события: первое – тётя Вера вынесла вёдра с помоями и поставила их напротив качелей, сама же зачем-то вернулась в дом, второе – Павлик, ещё раз, желая насладится производимым на нас эффектом, обернулся и, потеряв равновесие, сорвался … вверх! Оторопев, мы смотрели, как описав в воздухе красивую дугу, он с грохотом приземлился точно в поставленные вёдра. На шум выскочила тётя Вера. – Да как же тебя угораздило, паразит, – раскричалась она на Павлика, вынимая его за уши из помойного ведра… Но все её крики перекрыл наш общий гомерический хохот. До сих пор помню, как мы валялись на земле, держались за животики и дрыгали ногами...
Через некоторое время наша семья переехала на другое место жительства. Полёт Павлика обошелся без особенных ушибов, а потом, спустя много лет, я узнала, что когда ему исполнилось пятнадцать, он тоже стал курсантом мореходного училища.