Николая II провожали карикатурами и анекдотами.
Юмор был востребован в России в период революции. Чем острее становилась обстановка в Петрограде весной 1917 года, тем более невесёлыми и злыми становились шутки о властителе и плодах его правления. Журналы, прежде всего «Новый Сатирикон» и «Бич», в которых трудились Аркадий Аверченко, Александр Амфитеатров, Надежда Тэффи и другие звёзды русского юмора, били по больным местам только что павшей монархии.
[Сборник: Революционный февраль 1917-го]
Февральскую революцию многие встречали с восторгом: по улицам Петрограда ходили толпы людей с красными бантами, ораторы предрекали свободное государство и скорый конец войны, а также проклинали монархическое прошлое. Журналы также показывали насмешливое отношение (если не сказать презрительное) к императорской семье, подозревавшейся в покровительстве немцам и их агентам, называли их «скучной мещанской четой», а лично Николая II — «тряпкой» и совершенно негодным для правления Россией человеком, «сосулькой», «принятой за государственного человека».
[Сборник: Николай II]
Когда цензура была снесена Февральской революцией и порыв свободы воодушевил прогрессивную общественность, на царя уже после его отречения со страниц сатирических журналов обрушился поток жестоких карикатур и анекдотов. Ведь теперь можно было не опасаться, что что-то «не пропустят». Досталось и самим цензорам. В № 12 журнала «Новый Сатирикон» его главный редактор А. Аверченко описал такую историю из недавнего прошлого (под заголовком «Уничтожающее сопоставление»):
«Однажды я вырезал из газет два циркуляра: одного министра о том, что нужно экономить бумагу и не вести ненужной переписки, и другого министра — о том, что министрам нужно писать с обращением «ваше высокопревосходительство», к директорам департамента — «ваше превосходительство». Эти циркуляры я распорядился набрать и вставить в журнал безо всяких комментарий и критики. Цензура их не пропустила. - Почему?! — завопил я - Это издевательство, — со скорбной извиняющейся улыбкой объяснил цензор. - Да ведь эти циркуляры были разосланы? - Были. - И напечатаны во всех газетах?! - Напечатаны. - И вы их пропустили?! - Пропустили. - Почему же нам нельзя? - Рядом они стоят. Неудобно. Если бы расставить их в разные номера — тогда другое дело».
Отмена цензуры в 1917 г. позволила печатать карикатуры о Николае II
«Его аллея побед. «Эх, если бы они меня не свалили, я бы им всю аллею заполнил!». («Новый Сатирикон» № 13, апрель 1917)
Одна из самых заметных тем в карикатурах марта и апреля 1917 г. — немецкое происхождение и «измена» императрицы, влияние Григория Распутина и неспособность Николая II управлять государством.
[Сборник: Григорий Распутин]
К тому времени общественное мнение уже нисколько не жаловало царя. Совсем недавно и государственные деятели громко высказывались по поводу немецкого влияния на правителей. Самым громким случаем была речь лидера конституционных демократов Павла Милюкова. Произнесённая 1 ноября 1916 г., она вошла в историю под названием «Глупость или измена?». Милюков выдвинул обвинения против императрицы Александры Фёдоровны в том, что она покровительствует группе тайно работающих на Германию высокопоставленных чиновников и имеющих влияние при дворе лиц.
[Сборник: Личная жизнь Николая II]
Авторитет императорской фамилии и так уже был невысок к концу 1916 г., и речь Милюкова вызвала общественную реакцию такой силы, что Николаю II пришлось пойти на отставку одного из обвинённых в речи — председателя Совета министров Б. В. Штюрмера. Общество демонстрировало полное недоверие монарху.
«Не по Сеньке шапка». («Бич» № 14, апрель 1917)
Впоследствии многие полагали, что именно речь Милюкова стала одним из катализаторов Февральской революции: он, политик, с трибуны парламента безнаказанно и открыто, во время войны, практически обвинил правителей в измене. Монархия же показала себя в этот момент слабой, не смогла дать никакого убедительного ответа и смогла только запретить речь Милюкова, которая всё равно расходилась в рукописных вариантах. В том числе за эту речь Милюкова пытались казнить крайне правые монархисты в Берлине в 1922 г., совершив на него покушение, в ходе которого погиб отец знаменитого писателя В. Д. Набоков, тоже один из лидеров кадетов.
Подозрения в измене императрицы подорвали авторитет монархии
Весной 1917 г. все эти слухи и подозрения оказались в открытой печати. И жители Петрограда ещё находили в себе силы смеяться. Ни они, ни А. Аверченко и А. В. Амфитеатров не знали, что всего через 3 года Петроград опустеет (вместо более 2 млн жителей останется едва больше 700 тыс.), и не будет ни воодушевления революции, ни «Нового Сатирикона», авторы которого отправятся в эмиграцию.
Благочестивейшая Самодержавнейшая
Александра Фёдоровна: «А ты, голубчик, где взят в плен?». Немец: «Под Двинском. В атаке». Александра Фёдоровна: «И кто же победил: наши или русские?».
Род оружия
Одного бывшего министра поймали около собственного дома, когда министр хотел ускользнуть, переодевшись в солдатскую шинель. - Вы какого полка? — спросил его милиционер. Министр посмотрел на крышу своего дома и уклончиво ответил: - Радиотелеграфист.
Иллюзии царей
Николай II (растроганно): «Только ты остался верен мне и не покинул, мой старый преданный слуга!». Слуга: «Ещё бы! Как же я вас покину, когда ещё не получил жалованье за два месяца!».
У Николая второго [на Пасху] Александра Фёдоровна (грустно): «В прошлом году с Григорием Ефимычем христосовалась, а теперь… Эх, скушно». Николай: «В прошлом году дом был полная чаша. Яиц — сколько угодно. Столетние вина. А теперь…». Александра Фёдоровна: «Временное правительство отпустило на человека по десятку яиц; сахар по карточкам; а ветчины нет!». Николай: «Эх, не подумали раньше о кооперативе. Есть кооператив журналистов, кооператив ремесленников. Нужно было бы устроить также кооператив царей». Александра Фёдоровна: «Мало ли, что нужно было бы устроить. Танечка, сходи за маслом». Татьяна: «Пусть Оля идёт». Александра Фёдоровна: «Она в хлебном хвосте стоит. Пойди, милая. Нельзя же куличи без масла печь». Николая (тихо поёт): «Солнце всходит и захо-о-дить». О. Л. Д’Ор. «Бич» № 12, апрель 1917.
***
— Не знаете ли, почему царский поезд так долго держали на ст. Бологое? - В нём везли предмет далеко не первой необходимости…
***
— Я хотел бы переменить фамилию. - Что у вас, немецкая? - Хуже: моя фамилия — Романов! - Что ж, подайте прошение на Высочай… Тьфу, чёрт!.. Ну, как-нибудь устроим… «Новый Сатирикон» № 13, апрель 1917.