Мои друзья часто подтрунивают надо мной, что какую бы страну я ни посещал, обязательно нахожу соотечественников из поприща двух самых любимых моих видов искусств – кино и хореографии. Не стала исключением также и поездка в Японию. В компании с историком Такаюки Йошимурой мы посетили японскую школу «Токио Балет» в квартале Окубо – старый район японской столицы, со старыми домами, где живет много иностранцев и где не чувствуется суперсовременный дух Японии. Даже сотовая телефонная связь во время нашего прибытия была прервана. В небольшом трехэтажном деревянном доме балетной школы нас встретил директор (кстати, не имевший прямого отношения к балету), а потом прибыла и преподавательница – бывшая балерина ереванского академического театра оперы и балета имени Спендиарова Жанна Мурадян. Даже не имея представления о ее специальности, по осанке, жестам, прическе, всей ауре можно было предположить, что эта изящняя дама имеет отношение к хореографии. Меня удивило, что к унаследованным армянским и славянским чертам во внешности Жанны Зарэевны как бы прибавились также японские: ведь она работает в Японии уже пять лет.
Наша беседа началась в крохотной «учительской» балетной школы, потом настала пора урока. Позже Жанна Зарэевна присоединилась к нам в тайванском ресторане, где мои японские и армянские друзья собрались на прощальном ужине со мной. Сидя на полу (что было не очень-то удобно), мы продолжили прерванную беседу…
– Жанна Зарэевна, я знаю, что Вы из артистической семьи…
– Верно. Родилась в семье артистов балета. Отец мой, Зарэ Мурадян, был народным артистом и заслуженным деятелем искусств Армении, танцором балета и балетмейстером, мать – Мария Григорьевна Слизченко, балериной и педагогом. Дома у нас постоянно говорили об искусстве. У нас гостили многие видные артисты русского балета – Алексей Ермолаев, Леонид Лавровский, Раиса Стручкова, Александр Лапаури, Борис Хохлов. Отец особенно дружил с Лавровским, который был связан с Арменией, так как во время войны работал в нашем театре оперы и балета. В нашей ереванской квартире до сих пор стоит его подарок – бутылка и две синие рюмки…
– А можно ли подробнее о Ваших родителях?
– Отец родился в 1913 году в западноармянском городе Харберде, что сейчас, увы, в составе Турции. После геноцида семья, пройдя долгие испытания, осела в Алеппо, а в1925 году эмигрировала в Советскую Армению. Он начал заниматься в Ереванскойхореографической студии. Для получения высшего хореографического образования в1930-м году Наркомпрос (Народный комиссариат просвещения) Армении командировал его на учебу в Московскую хореографическую академию при Большом театре СССР. Художественным руководителем мастерской в академии оказался знаменитыйбалетмейстер Виктор Семенов, его одноклассницей была выдающаяся балерина Ольга Лепешинская. В 1935 году Зарэ Мурадян закончил учебу и три года работал в Большом театре сначала как артист, потом – солистом. Выступил в «Щелкунчике», танцевал Нурали в «Бахчисарайском фонтане», ставил танцевальные номера в драматических театрах. Кстати, первый танцевальный номер, который был поставлен для Раисы Стручковой, был поставлен отцом. У него, конечно, больше постановок в ереванских театрах: в ТЮЗ-е, в драматическом театре, в академическом театре имени Сундукяна. Был заведующим кафедры танцев в художественно-театральном институте, его учениками были многие армянские артисты, например, Хорен Абрамян.
– А Ваша мать?
– Мама же, украино-русского происхождения, была родом из Петербурга: дочь офицера, который служил в военном оркестре и играл на флейте. Мама училась в петербургском хореографическом училище, ее преподавателями были Леонид Лавровский, Екатерина Гейденрейх, Мария Романова (мать Галины Улановой). В 1930-е годы по приглашению она переехала в Ереван, где начала выступать в новооткрытом театре оперы и балета. В семье кроме меня были также два брата. Я пошла по стопам родителей…
– Так что Ваша «альма матер» – Ереванское хореографическое училище?
– Так точно… а также ленинградское хореографическое училище имени Вагановой. В Ереване моей учительницей была Дина Николаевна Гацина – исключителный педагог, тоже из Питера. Со мной занималась также Наталья Дудинская, когда приезжала в Ереван. Конечно, огромную роль в моем становлении сыграли родители – своими советами, иногда занимались. 20 лет я поработала в нашем театре, в основном исполняла вторые партии: па-дэ-дэ в «Жизели», па-дэ-труа в «Лебедином озере», главную роль в «Вальпургиевой ночи». После травмы уже начала выступать в игровых партиях.
– Уже много лет вы живете и работаете далеко от Армении…
– Сначала была Украина. Мой сын к этому времени уже был солистом балета, его пригласили выступать в Харькове. Дочке надо было учиться балету, а у нас уже начались жестокие времена войны и блокады, так что мы всей семьей переехали из Еревана в Украину. 12 лет работала в Харькове преподавателем, было много учеников. Кстати, среди них были также армяне: Сюзанна Мкртчян, которая сейчас выступает в Амстердаме, и Карина Шатковская (Минасян), солистка харьковского театра оперы и балета.
– А как вы оказались в Японии?
– Совершенно случайно. Пять лет назад в харьковском училище совместно с японской школой «Токио Балет» ставили спектакль «Золушка». Я приехала сюда подготавливать детей. Показали несколько спектаклей, после чего директор попросил меня остаться и работать у них. Так и случилось.
– Вы говорите на японском?
– Чуть-чуть. Я работаю с переводчиком. С детьми могу объясняться сама, а с руководством общаюсь с переводчиком.
– Как к Вам обращаются, сэнсэй Жанна?
– Скорее – сэнсэй Джанна!
– Джанна, почти как по-армянски – душа моя… А чем отличаются японские дети, учащиеся балету, от наших?
– Они очень трудолюбивые. Но конечно, фигуры в основном для балета у русских лучше. Здесь занимаются не ради профессии, а ради интереса. Балетом занимается любой желаюший: способные, неспособные. Причем в подавляющем своем большинстве это девочки. Для японских мальчишек, как и для большинства наших, заниматься балетом, скажем так, не очень престижно.
– И что Вы делаете с этими прелестными японскими детишками?
– Ставлю отдельные танцы – классические и характерные. Поставили отрывки из классического репертуара: «Лебединое озеро», «Коппелия», «Пахита», «Дивертисмент», также концертные номера. Делаю класс-концерты.
На столе лежит 12-й номер журнала «Кодомоно окэико» («Учеба ребенка»), где на двух страницах есть фотографии сэнсэй Джанны с ученицами, а также сведения о ней и балетной школе. Там отмечено, что в этой школе часто проводят совместные спектакли с иностранными балетными группами. Кроме этой школы Жанна Мурадян преподает также в в другой школе в районе Мабаши.
– Как Вам живется в Японии?
– Хорошо. В двухкомнатной квартире. Много друзей. Гуляю с ними. Была на сумо, в театре Кабуки. Жизнь здесь своеобразная: это не Европа.
– Расскажите о Ваших детях.
– Сначала – о муже. Он, Эдвард Ананян, тоже был солистом ереванского балета, танцевал Тореадора в «Кармен-сюите», Юношу в «Вальпургиевой ночи», Тореру в «Лоркиане». Как и я, он тоже преподавал в харьковском училище. Сейчас больше не работает. Мой сын Эдгар закончил ереванское хореографическое училище, 18 лет работает в харьковском театре оперы и балета, танцует ведущие партии: Хосе в «Кармен-сюите», Принца в «Спящей красавице», Зигфрида в «Лебедином озере», Альберта в «Жизели», Солора в «Баядерке». Сын ставит спектакли, преподает, у него балетмейстерское образование. Последняя его постановка – балет «Русалка». Что касается дочери Виктории, она солистка балета в Амстердаме, танцует Аврору в «Спящей красавице», Сванильду в «Коппелии», Никию в «Баядерке», Шехеразаду, в ряде современных балетов Нормайера. Она – моя педагогическая гордость.
– Как Вам вспоминается родной город?
– Я родилась в Ереване, жили мы в самом центре – на Каскаде. Самое яркое впечатление из детства – все было ярко, безоблачно. В последний раз была в родном городе в 2005 году. У меня до сих пор армянское гражданство. Я знаю, что очень трудно живется артистам балета в Ереване, надо как-то помочь, тем более что такая трудная и красивая профессия. Я мечтаю о расцвете искусства в моем Ереване, как это было в 70-е годы – много гастролей, культурный обмен. Я мечтаю о том дне, когда молодежь не уезжала бы из Армении и дарила свое искусство не другим, а своему народу.