В начале апреля Уполномоченный по правам человека на Украине Дмитрий Лубинец сообщил, что за два года у украинских беженцев в ЕС отобрали 255 детей.
По его словам, проблемнее всего дела обстоят в Германии, там забрали 71 ребенка. В Польше — 33, в Италии — 25, в Чехии — 24 и в Швеции — 17.
На самом деле таких случаев ещё больше, просто не все из них доходят до официальных властей Украины и не всегда те предпочитают вмешиваться, устраивать международный скандал, чтобы вернуть своих несовершеннолетних граждан.
Кто и почему отбирает маленьких украинцев у их родителей и есть ли шанс этим детям вернуться в семью, а всем вместе — на Родину.
Галина (имя изменено) позвонила мне на Ватцап в феврале.
«Я нахожусь сейчас в Люксембурге. Муж сидит в заключении в Бельгии. Семеро наших детей в разных приёмных семьях, по двое — в каждой. Все в разных городах. Моему младшему сыну нет ещё и месяца. Он родился и его сразу же отобрали. Ему было всего десять дней. У меня молоко лилось из груди, но никому до этого не было никакого дела… Помогите…
Она была далеко не первой, кто обратился к российским журналистам с такой просьбой и проблемой. О том, что в Европе отбирают украинских детей, известно уже давно. Все они разного возраста, семьи тоже разные, есть и чисто украинские, и смешанные, где один из родителей — европеец. Даже по времени приезда в ЕС, были те, кто бежал туда ещё в 2014, но основная масса, конечно, в 2022.
— Вы гражданка Украины? — сразу же спросила я ее.
— Да. Мы из Николаевской области.
— Ну а как мы тогда можем вам помочь? Вы не имеете к России никакого отношения. За что сидит ваш муж?
— Его обвиняют в том, что он якобы хотел меня убить. А детей отобрали, потому что я не захотела от него отказаться…
Ситуация… Я не знала, что ей ответить. Она звонила снова и снова. Вперемешку с другими звонками таких же несчастных украинских мам, пытавшихся вернуть своих малышей. Они собирались в общем чате, где рассказывают свои истории. Они собираются жаловаться в Европейский суд и зарегистрировать свою организацию. Уже даже нарисовали эмблему для неё. Украинская женщина на жёлто-голубом фоне пытается выдрать из решетки своего малыша. А европейские чиновники держат в своих лапах и не отдают. Впечатляет.
Я не знаю, что было больше в их рассказах — испуга ли? Обиды? Недоумения? Как же так, бежали в Европу от военного конфликта, а тут детей отобрали. За что? Это, что ли, плата за спасение — живыми детьми?
И понятно, почему эти мамы как за последнюю соломинку цепляются за Россию, звонят российским журналистам. Враг моего врага — мой друг.
В обиходе эти отобранные дети по-прежнему говорят на русском или на мове. Младшие, конечно, родной язык быстро забывают и уже бодро лопочут на чужом. Забывают, увы, и биологических родителей.
Их размещают в профессиональные приемные семьи, которые получают за свою работу неплохие барыши. В некоторых семьях таких опекаемых детей больше десятка. И понятно, что там не до особой любви, это обычная передержка.
В самом начале мне казалось, что, наверное, Россия как-то может и даже должна им помочь. Если не всем, то хотя бы некоторым. Той же многодетной Галине. Тем более, что и нас самих, как известно, обвинили в незаконном вывозе украинских детей в Российскую Федерацию. Так чем Европа лучше? Тем, что забирает их, прикрываясь юридическими нормами?
Но в какой-то момент, когда поток информации захлестнул и перелился через край, я поняла, что помочь здесь никак невозможно. И все не так однозначно.
Мамы говорят, что готовы снова бежать из Европы — на этот раз уже к нам. Умолять о помощи, подавать на гражданство РФ. Путину бросаться в ноги…
В обмен на то, что наши официальные органы вступятся за них. Но зачем это России? И лично Путину? Слишком мелочная борьба с англосаксами… Тем более, что его собственные проблемы с Гаагой и МУС это никак не решит.
Кто здесь прав или виноват — решать не мне. Я просто рассказываю.
На первый взгляд история Галины и ее мужа Николая проста и прозрачна. Они многодетные родители.
Проживали в Николаевской области. Верующие.Строгий традиционный уклад, жена да убоится мужа, детей столько, сколько Бог пошлёт. Как я поняла, не шиковали, хотя Галина и говорила, что муж занимался бизнесом, даже какое-то время все вместе уезжали для этого в Краснодарский край. Но, судя по тому, как и что она рассказывала — это больше похоже на фантазии. Сама Галина работала много. Надо же кормить детей. Муж был главой семьи. Точка.
На фотографиях, которые она прислала, россыпь детишек. Симпатичные, светловолосые. Вот отец держит на плечах младшую дочку. Саму Галину лучше не показывать сейчас. Не в самом замечательном она состоянии. Больная, беззубая, уставшая.
Жили в Сарове, там же и крестили детей. Два года назад, как многие, по словам Галины, бежали от бомбежек в Европу. Говорит, что эвакуироваться помогал Красный Крест. На тот момент младшей дочери было чуть больше двух месяцев, та родилась в начале 2022-го года, старшей девочке исполнилось 11.
Через Молдавию переправились в Румынию, оттуда в Бельгию, где, наконец, осели. Многодетных семей в современной Европе не так уж и много, поэтому власти помогали по полной. Из песни слов не выкинешь.
Как я поняла, в месяц они получали больше 8 тысяч евро. Также им дали бесплатное и просторное жилье. Девочек устроили в школу. А потом начались проблемы.
Европа не Украина. Это там (и ещё в России) можно написать записку от родителей и пропустить занятия денёк, потому что болит живот или горло. Здесь такое не прокатывает. Семья думала, что все будет как у них дома, а получилось — не совсем.
За прогулы детей взяли на заметку. Заодно присмотрелись и к родителям. Причём жаловались на них не только местные педагоги, но и ассимилировавшие украинские учителя. Что дети не хотят слушаться, ведут себя слишком свободно, не стараются в изучении языка, дерзят. Галина с Николаем тоже не спешили влиться в новое общество. В принципе, зачем, если помогают и без этого.
Но они не знали, что здесь не Россия и не Украина, это у нас бюрократическая система предоставляет малую помощь или вовсе никакую. Но зато и взамен ничего не требует. В Европе беженцы реально получают много благ — в виде пособий, съемных квартир, бесплатного образования без поборов…
А затем за эти блага начинают спрашивать по полной. Беженец, живущий на пособие, как бы уже и не принадлежит самому себе. Государство платит, государство и решает, что он должен делать. И чьи у него дети. Его личные или тоже государственные. Насколько правильно их воспитывают в родных семьях.
У 38-летней Галины действительно почти нет зубов. Местные ювенальные службы, конечно, решили, что зубы выбил муж-абьюзер. Она пыталась объяснить, что это от многочисленных родов, но ей не поверили.
Чем дальше, тем больше становилось недопонимания у этой многодетной семьи с чиновниками и соседями. Украинцы проживали в одном из наиболее консервативных районов Антверпена. А там свой уклад. Жители сигнализировали, куда следует, что в этой семье происходит непонятно что. С точки зрения коренных бельгийцев, так оно и было.
«Ночью у нас дома горел свет, потому что дети боялись спать в темноте, это из-за бомбежек, а на нас за это настучали», — рассказывала Галина. Я понимала, что да — постравматический синдром у малышей, так бывает, ничего страшного в этом нет. Свет так свет.
Но для европейцев электричество стоит дорого. Поэтому пусть приучаются спать, как положено. А если с этим проблемы, то надо идти к психологам. А не жечь лампочки почем зря. Тем более, что за свет беженцы тоже платили не сами.
Галина не понимала, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Для законопослушных европейцев доносить — это нормально, они же жалуются не на всех, а только на тех, кто живет не по правилам.
И вообще, соседи искренне были уверены, что спасают детей.
Дети гуляли допоздна на улице. По закону это тоже запрещено. Ну так что же … если им хочется. Здесь спокойно, тихо, бомбежек нет.
«Я поздно вечером находилась на улице с детьми. А Коля спал дома. Сосед увидел нас из окна и вызвал полицию, — признается она. — Полицейские приехали. Так как я языком не владею, то с ними объяснялась старшая дочь. Они спросили: агрессивен ли отец, бьет ли он маму. Дочка неправильно перевели слово «bos». Она подумала, что ее спрашивают, кто у нас в доме главный, кто босс, а на нидерландском, здесь в ходу он, это означает «злой, рассерженный». Она сказала, что да, наш папа — босс».
Мне кажется, что здесь женщина немного лукавит и семейные ссоры дома все-таки были. Поэтому она с детьми и сидела в темноте на улице, ожидая, пока супруг угомонится. Но Галина уверена, что это вообще никого не касается — бьет, значит, любит. А муж действительно босс, так и по вере положено.
В России и на Украине, возможно, полицейские все поняли бы и даже сказали, что когда убьёт, тогда и приходите, но в Европе поведение Николая квалифицировали как серьёзное домашнее насилие.
К тому моменту Галина была беременна седьмым ребёнком… Они ждали мальчика. Хорошая же жизнь, благополучная, почему бы ещё не родить.
«Мужа забрали из дома. Пришли полицейские. Это все было очень страшно. Я не понимала, что происходит. Я не могла им объяснить, что у нас с Колей все хорошо», — кричала она мне в трубку.
Николая обвинили не много и не мало, а в том, что он замыслил убить жену. И не просто так в сердцах и от эмоций, а прямо-таки планировал преступления против женщины, носившей под сердцем его ребёнка. Хотел вывезти в Швейцарию якобы на медицинское обследование и там прикончить.
Я понимала, что либо Галина что-то не договаривает, либо европейцы сошли с ума.
Ну ладно, сковородкой по голове, но чтобы жестоко и предумышленно?
А остальные шестеро на кого останутся? Родители женщины по-прежнему проживают у себя на родине в Николаеве. Помочь не могут.
Мать мужа ютилась в лагере беженцев в Германии. Никакой выгоды от смерти супруги у мужчины явно не было. И даже пособий ему больше не дали бы, наоборот, сократили бы. Так в чем смысл убивать, тем более умышленно?
При задержании Николай пытался оказать сопротивление, что только усугубило его участь.
Но гораздо хуже для себя сделала Галина. Вместо того, чтобы повиниться и сказать, что да, прожила больше десяти лет с потенциальным душегубом, родила от него столько детей, но каюсь и отрекаюсь, она решила за него… бороться. Практически как Зоя Космодемьянская или, что ближе европейцам, Жанна д’ Арк. Сама добровольно забралось на костёр, подкинув вязаночку хвороста.
«Мой муж ни в чем не виноват. Я добьюсь, что его выпустят на свободу и нам заплатят за моральный ущерб и страдания», — заявляла она мне.
Почему-то женщина была уверена, что ее сложную славянскую женскую душу непременно поймут. А Николая простят.
Но в ответ социальные службы пришли за детьми. Ничего личного. Просто европейским чиновникам показалось странным, что женщина, которую хотел убить муж, его вдруг так защищает. Мало того, пишет и жалуется во все инстанции на то, что его плохо содержат в заключении. Бьют, обижают, и даже пытаются применить сексуальное насилие…
Собственно, обо всем этом Галине рассказал сам Николай. По телефону из тюрьмы. У них в Бельгии по закону положено предоставлять заключённым средства связи каждый день в определённое время.
Галина все принимала за чистую монету. Потому что любила. Что было воспринято соответствующими структурами, как явное психическое отклонение и созависимость с подозреваемым.
Проходить терапию женщина не захотела. Поэтому посчитали, что она также опасна для своих детей. Сегодня она защищает мужа-убийцу, а завтра, может, и сама что-то натворит…
Поэтому детей в целях безопасности было решено забрать через суд. Ограничить ее в правах. То, что дети являются гражданами другой страны в принципе ничего не значило, так как в данный момент они находились под защитой европейских законов.
Закономерно, что мать за два года не выучившая ни слова на языке государства, где проживала, толком не могла понять, что от неё хотят и где ей искать защиту. И как писать жалобы — если только через гугл-переводчик.
Она присылала мне многочисленные судебные документы, переведённые по фото. Понятно, что это выглядело наивно и смешно. Понятно, что суд в итоге она проиграла. Из арендованного жилья ее выселили — она же одна, зачем ей целый дом, ещё и свет будет жечь.
Детей разместили сначала в разные приюты, а потом по разным приёмным семьям. По два человека в каждую семью. Для того, чтобы встречаться с ними, что в принципе разрешено по закону, беременная мать должна была добираться туда несколько часов.
Тогда же Галина узнала, что когда она родит, новорожденного малыша у неё отнимут тоже. Так как, лишённая всех остальных детей, она все равно не сможет стать для него одного хорошей матерью. У неё же стресс, муж в тюрьме и вообще, что она может предложить своему ребёнку? Так зачем портить жизнь мальчику? Пусть у него сразу будут хорошие и правильные папа и мама… Она должна быть счастлива, что ее сыну привалила такая удача.
По ее словам, ей даже советовали не ждать его естественного появления на свет, а вызвать роды к определённому числу. Возможно, это было важно будущим приёмным родителям. Но не исключено, что его хотела пустить на органы, об этом ведь тоже много пишут в прессе. Особенно в росстйской, которую Галина регулярно читала. Что украинские дети пропадают, потому что становятся донорами для богатеньких европейцев. Как бы там ни было, но женщина опять бежала.
На этот раз в Люксембург, где украинских беженцев почти нет и поэтому к тем, кто там живет, относятся бережно. Но она забыла, что Европа единая, а ее роды по страховке обойдутся в несколько тысяч евро и все данные сразу появятся в системе.
Саша (имя мальчика изменено) был отобран у Галины через 10 дней после своего появления на свет. Она успела приложить его к груди, вот и все. Она не знала, кому его отдали. Но так как по закону она ещё не лишена родительских прав, то получила официальную возможность изредка встречаться с мальчиком на нейтральной территории в присутствии его опекунов. Фамилию новых родителей, как и их местожительство, узнавать было запрещено в интересах ребёнка.
Она попыталась пробить адрес, который стоял в их документах, но тот оказался пустышкой…
«Я вижу, что та дама, у которой он находится, очень ревностно относиться к каждой нашей встрече. Она не хочет давать мне сына и воспринимает его как своего ребёнка. Я лишняя для них», — переживает Галина.
Не зная, как быть, разорванная в клочьях, измученная, нервная, она написала письмо жене президента Украины, чтобы та, сама мать, помогла вернуть ей Сашу.
«Уважаемая госпожа Зеленская,
Сердце мое разрывается от боли и отчаяния, когда я обращаюсь к вам с мольбой о помощи. Я мать, чьи дети были спасены из-под обстрелов и перевезены в безопасное место в Бельгии. Но теперь они снова находятся в опасности из-за доносов и ложных обвинений.
Мы потеряли нашего младшего сына, всего лишь 10 дней назад родившегося, его похитили из родильного дома. Это был последний гвоздь в гробу нашей боли. Я не могу себе представить, что может быть хуже, чем не знать, что сталось с собственным ребенком.
Мы пережили так много страха и потерь, и я прошу вас, как женщину и мать, помочь нам вернуть наших детей. Пусть ваше вмешательство станет светлым лучом надежды в нашей темноте. Мы верим в вас и в вашу способность изменить нашу судьбу.
С искренними надеждамиц и мольбой о помощи».
Елена Зеленская не ответила. И тогда Галина связалась со мной, как с российским журналистом, чтобы я помогла ей выйти на … Путина. Или на нашу уполномоченную по правам ребёнка Львову-Белову. Как на последнюю инстанцию. Она была готова выступить в прессе и открыто заявить о своих правах, о том, что детей фактически похитили. И что она просит Россию их вернуть.
Напрасно я пыталась ей объяснить, что, находясь в Европе и имея детей в заложниках, заявлять такое — прямой путь никогда их больше не увидеть, а то и отправиться в психушку, мало того, что муж абьюзер, так она ещё и просит помощи у воюющей с Украиной России, тогда Галина начала плакать.
У неё было два состояния. Либо обострённое чувство собственного достоинства и желание засадить и наказать своих обидчиков. Либо слёзы.
И все бы ничего, если бы она могла мыслить логически. Например, выбрать, что же для неё дороже — супруг, которому грозил нешуточный срок, или дети.
Спасти всех не получилось бы… Надо же смотреть правде в глаза. И не в том она положении, чтобы качать права.
«Нет. Вы все неправильно понимаете. Сначала я вытащу мужа, а затем верну детей. А эти чиновники нам заплатят за то, что разрушили нашу семью», — убеждённо и гордо заявляла она.
Однажды прямо из комфортабельной бельгийской тюрьмы мне позвонил Николай. Он тоже с разбегу начал предъявлять претензии, а на мой резонный вопрос — в чем и почему его все-таки обвиняют, все же покушение на собственную жену — это очень серьезно, и заодно расскажите как до этого жили на Украине, вдруг проявил непонятную агрессию.
«Я запрещаю вам писать о нашей семье. Все равно все наврете», — заявил он и бросил трубку, истратив драгоценные минуты своего тюремного телефонного времени.
Ок. Не очень-то и хотелось. На следующий день мне написала Галина, сказав, что обратиться за помощью, было ошибкой. Она с мужем посоветовалась и он решил. Она будет продолжать спасать его сама. Сначала его, потом детей. Она определила для себя приоритеты…
«Я хочу чтобы мы были полной семьёй. Сразу в один день верну детей и мужа. И пусть о нашем горе узнает весь мир».
Несколько недель спустя, мне позвонили наши общие знакомые из Европы, они сообщили, что Галина пропала. Как оказалось, не слушая никого, она отправляла жалобы от имени мужа в различные инстанции. И подписывалось от его имени на всех документах. Ничего особенного, они же с точки зрения высших законов «единая плоть». Но почему-то европейцы так не думают. И теперь ее обвиняют в подделке документов…
А ещё из Украины на Николая пришел запрос, что там он подан в международный розыск, так как незадолго до отъезда нанёс кому-то тяжкие телесные повреждения. Это то, что Галина так тщательно пыталась от меня скрыть.
Так, может, и зубы ей выбил тоже он?
И мысль о том, что произошла трагическая ошибка, что бельгийские органы, озабоченные семейным насилием, включили чрезмерный режим насилия институционального, сменилась другой.
Может быть, не все так однозначно? Может, детям и правда лучше попасть в нормальную семью, чем носить передачи в тюрьму отцу с матерью?
Мне безумно жалко этих людей и их не оправдавшиеся надежды. А конце концов они не виноваты, что оказались в такой ситуации. Хотя и абсолютно невинными их назвать тоже нельзя. Потому что бежали они не от бомбежек, а от уголовного преследования Николая.
Сейчас, насколько я знаю, тоже женщина в бегах. Она все ещё в Европе. Шансов на то, что ей удастся вернуть детей, воссоединиться с мужем, практически не осталось. Ещё и розыск подадут.
Но Галина по-прежнему надеется на справедливость. Ведь она была хорошей матерью и хорошей женой. Не ее вина, что европейцы все неправильно поняли.
И также, как Галина, на помощь России рассчитывают многие украинские беженки с отобранными детьми.
ЕСПЧ, Международный уголовный суд (МУС), ООН и ОБСЕ предпочитают не вмешиваться в эту непростую ситуацию.
Массовые обращения украинок в постоянное представительство России в ООН, минуя власти Киева, с точки зрения международного законодательства являются неправомочными и тоже не принимаются во внимание. Украинские же власти, как я уже написала, предпочитают проблему замалчивать. И только недавно озвучили статистику по отобранным маленьким украинцам.
А больше ничего. И что делать дальше несчастным беженкам, оказавшимся между молотом и наковальней, у кого ещё искать защиты…
Разве что у Путина или, что проще и быстрее, у Господа Бога…