Оксана Никодимовна выпустила очередную порцию дыма от термоядерных папирос «Беломор - канал». Она стояла в небольшом коридоре между группами детского садика, придерживая ногой дверь от чрезмерного раскрытия на тот случай, если кто-то из детей с разбегу попытается её открыть.
Сизый дым заполнял постепенно весь объём небольшого коридора.
Она делилась последними новостями с подругой, такой же воспитательницей из соседней группы:
- Он, как прижал меня к дверному косяку, так я вся сразу обмерла. Я уже и не сопротивлялась.
Дверь приоткрылась:
- Ксана Никодимна я хочу пить! – маленькая девчушка просунула голову в приоткрытую дверь.
- Не мешай! Видишь, я занята, разговариваю с Лидией Христофоровной!
- А это сто? Дым?
- Нет – это пыль. Закрой дверь!
- Я сказу ребятам, что здесь много пыли! - дверь захлопнулась, но тут же снова открылась.
Из приоткрытой двери теперь уже торчали три детские головки.
- Ксана Никодимна, а почему у вас много пыли летит изо рта? – спросила та же самая девочка.
Две другие головки изумлённо разглядывали воспитательницу, выпустившую изо рта очередную порцию сизого дыма и усердно прячущую папиросу за спиной.
- Я что вам сказала? Закрыть дверь! – Оксана Никодимовна, застигнутая врасплох, прикрикнула на детей, - Вот «спиногрызы», не дадут спокойно поговорить! Забыла, на чём остановилась, - разнервничавшись, она сделала глубокую затяжку, увидев, как дверь мгновенно захлопнулась.
- Ты рассказывала, как он тебя прижал к дверному косяку, - напомнила Лидия Христофоровна, - А твоего мужа что, дома не было? – наивно спросила она.
- Шляется паразит по бабам! Ни одной юбки не пропустит! Ему до детей никакого дела нет. Дети сами растут. А я вынуждена скучать в объятиях этого обнаглевшего вертихвоста. Правда, он мне нравится, хоть и женат, - сказала она так, что было непонятно, к мужу это относилось или к любовнику.
Оксана Никодимовна полноватая женщина невысокого роста и крепкого телосложения в свои тридцать пять лет имела двоих детей и мужа учителя физкультуры, худощавого, подтянутого, чуть выше среднего роста, шалапута и балагура.
Дверь опять приоткрылась:
- Ксана Никодимна, Васька сказал, что меня импичментит.
- Чего-чего?
- Так говорят по телевизору, импичментит.
- Вы, бестии, дадите мне поговорить или нет?
Дверь захлопнулась и снова открылась.
- Ксана Никодимна, меня Маша обижает, - кудрявый парнишка, на голову выше Маши, которая тоже пыталась заглянуть в коридор, с детской непосредственностью решил на девочку пожаловаться, а больше его разбирало любопытство: что делает воспитатель в коридоре и почему там много пыли.
Дети видели, что их воспитатель делает что-то за дверью и никого туда не пускает, поэтому играть им стало неинтересно, больше разбирало любопытство: а что там делают взрослые тёти в коридоре, где много пыли и почему-то пахнет дымом. Многие дети видели, как дома курят их родители, поэтому стали подозревать, что их воспитательница обманывает, но они никак не хотели воспринимать, что их строгий воспитатель курит папиросу – это никак не укладывалось в их маленьких головах в теорию детского воспитания в детском саду в свете программ образовавшихся новых партий.
- На девочек нельзя жаловаться, их надо уважать, иди и подумай! – сказала Васе Оксана Никодимовна.
А Вася, закрывая дверь, цинично подумал:
«Неужели надо уважать воспитателей, которые тайно курят за дверью папиросы!? Правда, воспитатель не маленькая девочка, но детей обманывать как-то нехорошо».
С этой мыслью он сел по срочной необходимости на свой горшок, забыв про Машу и обдумывая теорию воспитания детей в детском саду и поведение своей любимой воспитательницы.
- Вот я и говорю, - продолжила Оксана Никодимовна, - Он, зараза, ко мне пристал, а я же не могу отказать мужику, который мне нравится. Ну и что, что он женат! Жена может немного подождать его дома, испечь пироги или наколоть дров. Пусть очаг стережёт, а не мужа. Другие бабы мотор пятидесятикилограммовый несут в лодку вслед за мужем и ничего! – вспомнила она женщину, у которой муж все тяжёлые работы перекладывал на жену, беспокоясь о своём здоровье, которое позволяло пить и курить в неограниченных количествах.
- Нам не пора к детям? – спохватилась Лидия Христофоровна, - Ты уже почти докурила…
- Дети никуда не денутся, чтоб они все провалились! Я тебе рассказываю про любовь, а ты отвлекаешься. Что нам и покурить нельзя? Всегда ты всё испортишь! У меня вся любовь прошла.
- Ну, хорошо, рассказывай! Постоим тут немного ещё. Детям действительно и без нас не скучно.
- Я тебе лучше расскажу про прокурора. Этот вообще в любви ничего не понимает. Он навалился на меня, целует шею, а мне зачем шею? Мне не надо шею! Пусть он в шею свою жену целует. У меня на ней нет никаких чувствительных точек. Не понимает гад, что целовать надо грудь или ещё что-нибудь… Мало что ли членов, то есть, частей тела, а сказать ему не могу, стыдно как-то. Думаю, когда же он отстанет от моей шеи… Там же нет ничего привлекательного, кроме грязи и копоти! Я вчера стены мыла, так вся грязь и налипла на шею. Он, наверно, всю и слизал. Вот гад, а ещё прокурор! Людей учит, как надо жить! Что, его разве в детском саду не воспитывали? Его бы к нам на воспитание, быстро бы научили!
- Ксана Никодимна, а плокулол, он холоший?
Воспитатели не заметили, когда открылась дверь в группу. Дети тихо и внимательно слушали, о чём говорят взрослые.
- Ну, что мне с вами делать? Вы почему подслушиваете?
- Мы не подслушиваем, - сказала девочка, которая задала вопрос, - Мы хотим плогнать от Вас плокулола. Мы будем Васу грязную сэю засисять от плокулола. Мы её можем Вам помыть…
- Идите, прибирайте игрушки, скоро будем ужинать.
- Мы всё плиблали, а можно мы будем слусать пло плокулола? Мы любим сказки!
- Рано вам слушать взрослые сказки. Идите в группу, я сейчас к вам тоже приду.
Оксана Никодимовна тяжело вздохнула, поглядела зачем-то на часы и, ничего не сказав Лидии Христофоровне, открыла дверь в группу, зачем-то помахав перед лицом рукой. Вероятно, она отгоняла дурной запах от папирос. Курение она не считала вредной привычкой, просто так привыкла с молодости, считая, что успокаивает свои нервы. Ей даже в голову не приходило, что весь детский коллектив она воспитывает на своём примере, что дети внимательно за ней следят и всё запоминают: плохое и хорошее. Ей никогда не говорили, что воспитатель может быть неправ и как-то нехорошо повлиять на маленькие детские души.
Оксана Никодимовна была просто женщиной, думающей о своей семье, своих детях, квартирных неурядицах, гуляющем муже, низкой зарплате и многом, многом другом, что называется жизнью и без чего никак не обойтись. А дети в детском саду были её работой, чем-то безликим и неодушевлённым, надоедливым, мешающем сосредоточиться и в тишине подумать, но они не были безразличными ей, как профессионалу. Безразличия она допустить не могла – это была её работа, а работу принято выполнять независимо от настроения, может быть, машинально, но без ошибок и погрешностей.
Ей хотелось с кем-то поделиться своей нелёгкой, в домашних делах и хлопотах, жизнью, чтобы хоть частично снять с души камень, давивший всей своей тяжестью и не дававший сосредоточиться на чём-то главном, красивом и торжественном, необыкновенном и чудесном. Она не могла понять, что дело не в окружающей обстановке, муже и прочих мелочах, а в ней самой, в её сущности, поведении и поступках, в её воспитании и умении видеть прекрасное, в самом обыденном и ежедневном, в конце концов, в детях, окружающих её на работе каждый день.
Оксана Никодимовна переключилась в сознании на предстоящий отпуск – это отвлекло её от невесёлых мыслей и настроило на лирический лад.
- Дети, одеваемся на прогулку! - скомандовала она привычным зычным голосом.
Заканчивался обыкновенный день в обыкновенном детском саду.
07.2016.