1. Исторически так сложилось, что в моей жизни первым было стремление ума к наиболее адекватному отражению внешнего предмета, некоему идеалу наиболее точной реконструкции предмета познания в познающем уме. Это есть и цель, и идеал так называемых естественных наук.
Домыслить такое стремление до предела, то есть добраться с ним до идеала и осмыслить этот идеал, в общем-то нетрудно. И если, скажем, в распоряжении мыслящего ума имеются законы земной и небесной механики сэра Исаака Ньютона или законы движения планет по эллиптическим орбитам Иоганна Кеплера, то ум, стремящийся к исчерпывающему, то есть, да не покажется странным, полному и целостному познанию предмета, не будет удовлетворяться лишь формулировками законов, но применит их к полному описанию движения исследуемых предметов на всём протяжении их существования. В детском конкурсе — «В каждом рисунке — Солнце!», а тут в каждой секунде — полное знание координат и направления движения и планет, и Солнца, и других звёзд, и галактик и вообще всей вселенной. То есть некий механистический идеал Пьер-Симона Лапласа: знание всего и обо всём здесь в настоящем как бесконечно в прошлое, так и бесконечно в будущее.
Применяя к действиям ума математическую метафору, скажем, что так познающий ум движется по асимптоте, всё более приближаясь к своему идеалу полного, цельного и абсолютного знания, никогда тем не менее не соприкасаясь с координатной линией и уж тем более — не пересекая её, то есть никогда не достигая абсолютного знания и никогда не вылезая в знание сверхабсолютное.
2. Это вполне позитивистский идеал. И рьяный критик позитивизма, Владимир Ильич Ульянов (Н. Ленин), легко и с радостью бежал на сворке у ноги основателя позитивизма Исидора Мари Огюста Франсуа Ксавье Конта в толпе почитателей этого мэтра и, язви его, гения. Учение о диалектике абсолютной и относительной истин, прописанное в книге «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии» (1909) как раз вполне позитивистское и вполне естественнонаучное.
3. Если ум вырвать из процесса такого познания и позволить ему совершить рефлексию этой своей предыдущей познавательной деятельности, то сообразительному, самосознающему и самокритичному уму нетрудно заметить, что он занимался повторением мира в уме, строго говоря повторял на ночь чтоб заснуть таблицу умножения тогда, когда она давно написана на последней странице обложки тетради по арифметике. Несколько странно творческому уму заниматься повторением пройденного, реконструкцией всего мира в одной голове. Зачем миру его копии, пусть и идеальные копии? Скорее всего, коли мир породил ум, а ум входит в мир в качестве его составной части, ибо мир есть всё что было, бывает и будет вместе с бывшими, бывающими и будущими пустотами, нишами ничто бытия, чтобы бытию было куда двигаться. Это ничто есть пространство. И оно больше и обширнее бытия, дабы бытию было где резвиться по малолетству и всерьёз развиваться в более зрелом возрасте.
И вот ум доставляет миру его идеальный мгновенный срез. Зачем миру этот его фотоснимок? Понятно, ум — зеркало смысла. Понятно, ум — орган самосознания. Но когда ум доставляет лишь идеальные мгновенные фотоснимки, всё, что мир может с ними сделать — это полюбоваться в них на себя, хорошего, и отправить их в архив.
Очевидно, ум, реконструирующий мир, живёт и действует неконструктивно.
4. Противоположная описанной стратегия познания состоит вот в чём. Ум не бесконечно долго по времени приближается к абсолютному знанию, а в едином мгновенном акте захватывает целостный энергийный лик мира и, сообразуясь с его спецификой, намечает и планирует пути развития мира.
То есть здесь ум выступает оперативным и стратегическим руководителем движения и развития мира. А такое планирование невозможно без формирования будущего образа мира, отличного от образа настоящего.
5. Если спуститься с вселенских высот и уменьшить масштаб умопросветления, то такой ум в обыденной реальности не столько воспроизводит то, что есть, сколько формирует то, что должно быть.
Вот почему предназначение ума — не совпадать с предметом мысли, не исповедовать тождество бытия и мышления. Такое тождество должно быть для ума не то что неприемлемо, а быть давно усвоенной и пройденной тривиальностью.
Нормальный ум философа с предметом не совпадает.
А между тем все имманентисты — включая эпикурейцев, стоиков, скептиков — ещё философы, но уже с испорченным, импотентным, умом. Когда продукт ума полностью совпадает с предметом ума, стремиться не к чему ни этому уму, ни этому предмету.
6. Но примерно так же действует и ум художника. В искусстве, — а всякое искусство изобразительно, поэтому в нём нет и не может быть такого отлёта произведения искусства от изображаемого предмета, как это имеет место в уме философа относительно мира, — в искусстве господствует (3) синтез (1) чувственно-предметной выразительности (момент реконструктивности предмета изображения в произведении искусства) и (2) изобретательности ума художника.
Именно ум художника должен ответить на вопрос «Во имя какой идеи всё это предметно воссоздано в произведении искусства?». И ответ этот должен быть дан не в комментариях к каталогу выставки и не литературных воспоминаниях мастера сразу или двадцать лет спустя, а в самом произведении искусства, в самой его материи и самой его форме.
7. Более того, уже близко к такой деятельности ума и те естествоиспытатели, которые не довольствуются уныло-никчёмными, хотя и тщательными, описаниями того, что дано в наблюдении, опыте или эксперименте, а те, которые создают модели поведения своего предмета, в каковых моделях естественно учитывать ныне не наблюдаемые, но в будущем вполне возможные действия предмета исследования. В модели ум естествоиспытателя максимально отличен от эмпирического предмета. Дальнейшее отличие — это уже потеря предмета и естественнонаучное сумасшествие. Тонкая грань.
В общем, это второе стремление ума в моей жизни. Логически оно последнее. Третьего не будет.
8. Реально ум может или (1) эмпирически собирать подножный корм, а потом, основательно им заправившись и всё переварив, восходить к его духовному обобщению на выхлопе. Или (2) из целостного общего образа делать частные выводы, нисходя к деталям предмета, то есть пускать стрелы в святого Себастьяна, потенцируя его святость.
9. Насколько неприемлем, насколько раздражающ «описательный ум», видно по речам политических демагогов.
(1) Демагоги у власти просто описывают простейшие реалии: что вижу, то пою. В большинстве случаев они заинтересованы в сохранении по крайней мере, текущего политического состояния, в котором они у власти. Поэтому озвучивают банальности. Леонид Ильич Брежнев: «Надо лучше работать. Лучше составлять планы. И лучше выполнять их».
(2) Демагоги в оппозиции или безудержно фантазируют, рисуя контурные карты своих завоеваний, дорожные карты своих политических ссылок, каторг и предаваясь тем самым, в отличие от естественнонаучного, политическому сумасшествию, или описывают эмпирические мерзости и гадости общества, всё ещё заповедно сохраняющиеся при текущей власти контр-демагогов.
Реальные, а не демагогические или авторитарные, политические умы способны как сформулировать критический образ настоящего общества, так и сформировать желаемый образ будущего общества. И, конечно же, предложить методы и средства перехода общества от первого своего образа ко второму образу.
10. Отсутствие ясно сформулированной идеологии, сформулированной от имени политической власти, есть не какое-то неуловимое достоинство общества, и его сущий недостаток. Это как народ без метафизики, описываемый Георгом Вильхельмом Фридрихом Хегелем: может быть построен грандиозный храм, а святое святых в нём отсутствует. Для атеистического восприятия, может быть, проще аналогию Г. В. Ф. Хегеля воспринять как огромный храм без крыши или без купола: какой-нибудь Парфенон в Афинах или храм Юпитера в Баальбеке в том состоянии, в каком они даны нам сейчас.
При этом идеология у общества всё равно и всегда имеется. Только она обнаруживает себя как народное мироощущение или более или менее ясно сформулированная отдельными энтузиастами и не распространяемая на всё общество, имеющая лишь местное, а то и — лишь индивидуальное, значение, то есть лишь как личное мировоззрение.
11. В том клубке противоречий, пребывая в котором человечество сейчас, как колобок, катается по миру, наибольший дефицит, который испытывает человечество, есть не дефицит энергетических или минеральных ресурсов, а дефицит ума. Платить за недостаток ума приходится человеческими жизнями. И как только острая нехватка ума станет критической, человечество, несомненно, самоуничтожится.
2024.04.23.