Сосед

Сосед у нас был таким правильным, правдивым, правдолюбивым, что с ним рядом и стоять страшно было. Вдруг не так ноги поставишь и руки сложишь? Тот час тебе выговор будет! Не успокоится, пока не донесет до собеседника свое мнение, которое, конечно же, единственно верное на всем белом свете. И ведь что обидно, с такой обворожительной внешностью и такой характер! Впрочем, не в нем дело, а в умственных способностях, которые у соседа напрочь отсутствуют.

- Вот тут на тарелке снизу грязь была, я отмыл, а краешек пирога был слишком поджарен, пришлось срезать. Вы уж передайте своей матушке, чтобы она в следующий раз была поаккуратнее!

Это было первое, что я услышала от нового соседа. Прекрасные слова искренней благодарности, не так ли? А все моя мама! Старается меня замуж выставить, чтобы я в одиночестве век не вековала. Вот новенького и постаралась приветить вкусным, как ей казалось, пирогом и искренней добротой.

- Вас Алла зовут? Ваша матушка о вас рассказывала, а я - Анатолий. Позвольте представиться! - сосед изящно наклонил голову и обворожительно улыбнулся. Если бы он еще и молчал, тот час же побежала бы покупать свадебное платье, но Анатолий, стремясь к правде как птаха к солнцу, не затыкался.

- Пирог у вашей мамы был, безусловно, неплохой, но яблоки кисловаты, надо было больше сахара добавить.

Мне тут же захотелось предложить Толику испечь пирог самому и угостить нас с мамой. Как захотелось, так и сказалось. Сосед удивился.

- Алла, это же не мужское дело! Вот если вам что-то из настоящей, мужской работы надо сделать, то я...

- Надо, - тут же ответила я, - в кухне раковина течет, сифон поменяете?

- Ну, собственно, я сейчас тороплюсь, а вот на выходных, возможно, и выкрою время, - предсказуемо выкрутился сосед и юркнул в дверь своей новой квартиры, куда он переехал неделю назад.

Ох и нехорошая то была квартира! Жили в ней черти, не терпящие доброту и свет, и жильцов выбирали подобных себе. Как этого не чувствовала моя мама, которая сразу сказала, что Анатолий - очень выгодная для меня партия, я до сих пор не могу понять.

Впрочем, надо рассказать обо всем по порядку. Решить с чего начать - сложно. Любая история - запутанный лабиринт, и рассказчику повезет, если в его руке окажется сюжетная нить Ариадны, тогда повествование будет ровным, понятным и гладким. Если же сказитель бредет по своей истории на ощупь, путается в поворотах и утыкается в тупики, то слушатели постоянно будут пребывать в легком недоумении по поводу событий и хитросплетений сюжета и так и не поймут, почему дворецкого записали в убийцы, а служанка так и не вышла замуж за принца.

Получится ли у меня пройти дорогу этой истории гладко, без запинок и неясностей? Пока не знаю, но почти уверена, что справлюсь. Вот же, держу в руке кончик красной нити безупречного повествования! И ведет эта нить аккурат в ту самую нехорошую квартиру, в которой когда-то жила старуха Евдокимова со своим непутевым сынком Витьком.

Рассказывали, что у матери-одиночки Зои Семеновны Евдокимовой было три сына. Первый - красавец, умница, материн любимчик, - глупо погиб от удара током (подробности этой трагедии мне неизвестны), когда был совсем молод, жениться не успел, внуков матери не предоставил, род детьми не обессмертил. Среднего Зоя Семеновна почему-то не жаловала, и когда он женился без ее благословления, она почти прокляла его и поклялась, что ноги его и его отродья в ее доме не будет. Страшное обещание сдержала и свое продолжение - внуков так и не увидела. В общем, остался с ней младшенький, непутевый Витек - человек подлый и пьющий, гнилой человек. Мать поколачивал, пенсию отнимал, и Зоя Семеновна часто ночевала в подъезде, как бездомная собака. У нее даже матрасик был припрятан под лестницей, на случай Витьковых запоев, находясь в которых, сын зверел и обвинял мать во всех грехах этого мира. В особенности в том, что она когда-то родила его, Витька, и не сумела создать ему комфортную, легкую, приятную жизнь, состоящую сплошь из увеселений и сорокоградусных удовольствий.

- Что вылупилась, ведьма? Папашу извела, думаешь и я тебе, гадюка беззубая, поддамся? А это видела? - бывало орал пьяный Витек, с трудом складывая фиги грязными пальцами (он все никак не мог понять, откуда у него на руках появляются лишние пальцы и даже как-то пытался отпилить ненужные кухонным ножом, но не смог, уж больно нож тупой попался).

- Папаша твой, кобелина, сам сгинул, ты же помнишь, Витенька! Ну? Тебе пять годиков было, когда этот упырь нас бросил! - пыталась достучаться до пропитого разума сына старуха Евдокимова, но озверевший от расстройства Витек (в магазине требовали накопившийся долг и даже дали в ухо вместо бутылки) свято веровал в придуманную им самим легенду о безвременно погубленном отце и пер на мать всем своим хилым, высохшим, испитым тельцем. Все еще сильная и бодрая старуха Евдокимова сыночка и сама могла бы крепко поколотить, но душа болела за пьяную кровиночку, и Зоя Семеновна шустро убегала в подъезд, чтобы там продержаться ночь, дождаться тяжелого Витького похмелья и услужливо сбегать в магазин за бутылкой кефира.

Вам наверняка интересно, почему же общественность и соседи не вмешивались в эту драму и лишь качали головами, слыша пьяные вопли и натыкаясь на старуху Евдокимову, прячущуюся под лестницей? Видите ли, Зоя Семеновна и сама не была ангелом. Теткой, а потом и бабкой она была вредной, жестокой, склочной. Моя мама не любит вспоминать те годы, когда Евдокимова была в силе и тиранила весь дом примерно также, как позже ее тиранил собственный сын. Слишком все это было неприятно, грязно. Потому-то за старуху никто и не хотел вступаться. Память людская всякую пакость хорошо в себе удерживает. Не злословили и не злорадствовали соседи, но и помогать не хотели, помня былые "подвиги" Евдокимовой.

Я, к счастью, не помню злодеяний, сотворенных в ее бодрые годы. Ребенком я эту неприветливую бабку побаивалась и обходила десятой дорогой, стараясь при случайной встрече поздороваться как можно приветливее и вежливее, чтобы Зоя Семеновна не жаловалась маме на мое "хамство". А случай, который ярко характеризует нашу бывшую соседку и который я хорошо запомнила, произошел, когда я уже училась в выпускном классе.

Дело было зимой. Я допоздна загостилась у своей подруги и домой возвращалась уже в темноте, часов в девять вечера. Мне хотелось поскорее преодолеть этот короткий путь, так как день выдался длинным, и я очень устала. Я почти бежала и когда уже зашла в подъезд вдруг, с небольшим опозданием, осознала, какую странную, настораживающую картину я только что видела. Кто-то лежал на лавочке около нашего подъезда. Я медленно вышла в морозную ночь и подошла к лавочке. Помню я подумала, что это тот самый пьяный Витек, но спящий оказался спящей. Это была незнакомая девушка, и она совсем не спала, а была без сознания. Лицо ее было таким белым, как снег, а губы неживого, синего цвета. Меня охватил ужас, мне показалось, что незнакомка уже успела замерзнуть. Я ринулась в подъезд, заколотила ногами в дверь нашей квартиры (мы живем на первом этаже), забыв про звонок, и когда напуганная мама открыла дверь, сбивчиво рассказала ей про девушку.

- Звони, а я затащу ее в тепло, - велела мне мама и выскочила в подъезд. Я чуть глупо не спросила, кому звонить, но потом мой разум очнулся, и я дрожащей рукой набрала 03.

- Алла, помоги! - услышала я слабый мамин голос спустя несколько минут и выбежала на лестничную площадку.

Девушка оказалась крупной, тяжелой. Мама с трудом заволокла ее в подъезд, а сил, чтобы поднять ее на несколько ступенек, у нее уже не осталось. Я тогда была маленькой, худенькой, слабой пичужкой и помощи от меня было мало. Кое-как мы все-таки смогли усадить ее на матрас Зои Семеновны (мама вовремя о нем вспомнила и велела достать его из тайника, о котором знали все жильцы нашего подъезда).

- Она жива? - шепотом спросила я маму.

- Да, дышит вроде бы. Скорую вызвала?

- Едут.

Мы переговаривались вполголоса, словно боялись, что громкие звуки могут навредить этой девушке.

- Что нам делать? Мы вообще можем что-нибудь еще сделать? - спросила я у мамы, уверенная, что она знает абсолютно все на свете. Мама ответить не успела. Скрипнула дверь и на площадку, крадучись, вышла Зоя Семеновна.

- Что тут у вас творится? Кто это?

Я сбивчиво объяснила, что произошло и наивно извинилась за то, что взяла матрас без спроса.

- А ну выкидывайте ее отсюда! - неожиданно приказала соседка таким громким, командирским голосом, что я вздрогнула от страха. Так я боялась свою учительницу физики, которая орала на наш класс, обзывая нас дебилами и идиотами.

- Сейчас скорая приедет и ее...

- Я кому сказала? Она здесь помрет, на моем матрасе, мне это зачем надо? Будет тут валяться, пока ее не заберут! А ну быстро, волоките ее на улицу!

- Нет! - твердо (сама не ожидала от себя такой смелости) сказала я. - Ей нужно быть в тепле.

Мама, которой показалось, что Евдокимова просто не поняла, что именно происходит, начала объяснять, как все случилось, но Зоя Семеновна, брызгая слюной, вопила и понемногу начала нас троих проклинать.

- Будет тут эта дохлятина лежать! Тащат в подъезд всякое! Да что б вам! - бушевала бабка, но тут, к счастью, приехала скорая помощь, и Евдокимова замолкла, лишь недобро глядя и на нас с мамой, и на врачей, и, конечно же, на незнакомую девушку.

В тот самый момент я еще не до конца поняла этот сволочизм, эту жестокость и даже не знаю, как назвать те страшные слова старухи Евдокимовой. Я с волнением смотрела, как врачи осматривают девушку, негромко переговариваются, а потом кладут ее на носилки и увозят в больницу. Забегая вперед скажу, у этой Лены, так ее звали, упал сахар в крови (у Лены был диабет, с которым она обращалась весьма несерьезно, за что и поплатилась), ей стало плохо, она присела на лавочку, думала, посидит и все пройдет, но потеряла сознание, и если бы не мы с мамой, замерзла бы. Лена потом приходила к нам домой, плакала и благодарила нас, и мы даже какое-то время дружили, но потом отношения сошли на нет, и сейчас лишь по праздникам мы с ней просто обмениваемся открытками. Я не обижаюсь на нее и уж тем более не обвиняю в неблагодарности. Жизненные тропы извилисты и никогда не знаешь, когда и почему могут разойтись пути-дорожки. Иногда даже не подозреваешь, почему с когда-то близким человеком не хочется общаться, винишь себя, грызешь, обвиняешь в бесчувственности, но и пересилить себя не можешь. Я долго думала над такими странными поворотами и поняла: мы все меняемся, так почему же отношения должны оставаться неизменными?

Но вернусь к Зои Семеновне Евдокимовой и ее нехорошей квартире. Как вы понимаете, домовой оттуда сбежал давным-давно, тараканы наоборот набежали, а вместе с ними черти, демоны и всякая подобная нечисть, падкая на скандалы, склоки, пьянство и грязь. Евдокимова дряхлела, старела, слабела и настал тот час, когда она умерла. От чего? От старости или своей жизни, я не знаю. Витек ее быстренько похоронил и всем хвастался, что вот сейчас-то он заживет! Сейчас-то и начнется у него настоящая житуха без материных нотаций и наставлений. Но, как оказалось, пенсию мертвым не платят, а работать Витек никогда не умел и, что самое главное, не жаждал. Потихоньку пропил все нехитрое имущество, нажитое матерью, накопил долги за свет, воду и газ, и когда бесчувственные коммунальные службы все отключили или опломбировали, ходил к нам за водой и иногда просил кипятка.

Можно ли назвать подобное существование жизнью? Я не знаю, не мне судить.

Долго ли коротко ли, как говорится в добрых сказках, в Витьковом случае коротко ли, но умер и он, запоздало поняв, что только мать и держала его на этом свете. Приехали наследники - сын и дочь среднего брата, квартиру слегка почистили и отремонтировали, скрыв следы пожара (сейчас расскажу о нем) и как-то очень быстро эта нехорошая квартира обрела нового владельца, который почему-то не обратил ни малейшего внимания на легкий запах гари. Как вы догадываетесь, это и был герой моего рассказа - Анатолий.

Так вот, о пожаре. Пребывая в расслабленном, счастливом состоянии, Витек случайно подпалил свое засаленное одеяло, то есть уснул с сигаретой в руке, и вскоре вся квартира оказалась заполнена дымом, в котором огонь начинал свое неспешное, но жадное пиршество. К счастью, случилось это в воскресенье, когда все жильцы нашего подъезда были дома, огонь быстро потушили, Витька откачали, пожарные залили квартиру пеной, и те тараканы, кто не погиб от огня, захлебнулись. Соседки-кумушки шептались, это очищение, так наш дом пытается изгнать из себя всю нечисть. Получилось ли у него? Глядя на нового соседа Анатолия, могу ответить: не до конца.

- Вам как с матерью повезло! - говорили нам соседки. - Страсть какая! Двери-то рядом!

Действительно повезло, в кои-то веки, не поспоришь. И вот так плавно я перехожу к рассказу о нашей с мамой жизни и объяснению того непонятного пока факта, почему моя мама так боится, что я останусь одна и в старости обрасту не внуками, а кошками, которые стакан воды не только не подадут, но и шкодливо опрокинут, оставив меня умирать от жажды.

Родители моей мамы умерли очень рано, когда я была совсем крохой. С моим отцом они не ладили и все говорили маме, что она совершила огромную ошибку, что ей надо бежать от своего мужа и пока есть время и молодость, устраивать свою жизнь. Но мама была влюблена, счастлива и наивно полагала, что уж с ней никакая беда случится не может. Но сначала умерли ее родители, а потом отец сказал, что маму разлюбил и уходит к другой.

- Все будет очень честно, по справедливости, - сказал папа маме и начал делить нажитое добро, - кроме того я не имею права становиться захребетником и в новую жизнь должен вступить с неким приданным, - продолжал он и делил абсолютно все: постельное белье, посуду, безделушки, подаренные на свадьбу и дни рождения, книги и пластинки. Я помню, как, не веря своим глазам, плакала мама и сначала не понимала, почему она так переживает из-за каких-то вещей, ведь самое страшное - папа нас разлюбил и уходит жить к другой тете. Почему-то я думала, что мама сокрушается по поводу ваз и тарелок и лишь немного позже ко мне пришло осознание: мама оплакивала свою жизнь, растоптанную веру в любимого мужа и уничтоженную любовь.

- Аллочка, ты какую ложку выберешь? С мишкой или с цветочками? - а вот этот вопрос любимого папы застал меня врасплох. Мои любимые ложечки. На одной изображен олимпийский мишка (как же я плакала, когда увидела те самые кадры, когда он взмывал в небо), а на другой премилый букетик цветов.

- Аллочка, у тети Ани тоже есть маленькая дочка. Она обрадуется такой красивой ложечке. Ты ведь не жадная девочка? Ты поделишься?

"Нет! Я жадная, я очень жадная! Это мое!" - хотелось мне крикнуть, но я не могла и слова вымолвить от тоски. За меня закричала мама. Сначала я услышала страшный стон, переходящий в вой, а потом мама вытолкала меня из квартиры и что-то орала настолько громко, что я не могла разобрать ни слова. Я смирно сидела на лавочке и тихонько плакала. Вскоре папа выскочил из подъезда - красный и злой и, не взглянув на меня, умчался прочь, а я побрела домой.

Потом мама рассказывала, что папа пытался и квартиру поделить, но тут вмешалась его мама, то есть моя бабушка. Она мою маму терпеть не могла, да и меня тоже не особо жаловала, но почему-то твердо сказала, что у ее внучки должно быть нормальное жилье, поэтому пусть папа берет все, что хочет, но квартиру не трогает. Папа ее послушался, а мы остались в разоренной квартире. А те ложечки, кстати, я сама потом выбросила, не могла их видеть, они мне напоминали ту жуткую сцену, показавшую суть моего отца. Он настолько разозлился на маму, возненавидел ее, что перенес эти чувства и на меня, поэтому мы с ним почти не видимся, а если вдруг случайно встречаемся на улице, просто здороваемся и делаем вид, что мы оба страшно торопимся и разговаривать нам некогда. А папины родители безоговорочно приняли его новую семью, а меня забыли. Вот и получается, что кроме мамы у меня никого нет. И теперь ее главная забота - выдать меня замуж, чтобы в старости воду мне подавали и дети, и внуки, и правнуки. "Как бы мне не захлебнуться!" - обычно говорю я маме, шучу конечно, а она обижается и все твердит, что боится за меня и поэтому сватает меня за любого, лишь бы с виду солидный и не злой человек казался. А я сопротивляюсь, отвечаю, что замуж буду выходить по любви и по расчету.

- Это как? - поначалу удивлялась мама.

- Это чтобы и чувства были, и человек чтобы не оказался сволочью. Не хочу ложки делить.

- Да разве же так сразу поймешь! - вздыхала мама и все старалась найти мне выгодную партию. Вот тут сосед и подвернулся.

- Да, неплохо вы готовите, но мясо пересушено было. И салат не очень сочный. А в борще гущи должно быть поменьше. Те занавески, что вы мне дали, ну совсем страшные. Как такие вешать в приличном доме! - претензий у Анатолия было о-го-го сколько! Чем больше мама старалась, тем капризнее и придирчивее становился сосед, словно решив, что мы с мамой должны заслужить штампы в его и моем паспортах. Еще бы! Завидный жених! Не пьет, не курит, охранником в ювелирном магазине работает.

Я терпела и сопротивлялась маминому напору долго, месяца два, а потом не выдержала. Пришлось рассказать, что встречаюсь с одним человеком, что у нас все серьезно и хватит уже Анатолия прикармливать, только продукты переводить и критику выслушивать.

Почему я держала свой роман в тайне? Чтобы не сглазить, чтобы мама не расстроилась, если вдруг что не сложится, чтобы не переживала, что мой избранник уже бывал в ЗАГСе, что у него двое детей и прекрасная бывшая жена, что женились они по дурости, а разошлись уже по-умному, без скандалов и дележа ложек. Я хотела подождать, когда все станет яснее, да и маму надо было потихоньку подготовить, но она так вцепилась в этого Анатолия, что мне пришлось раскрыть все свои карты.

Мама, конечно, всполошилась, расплакалась, даже пыталась меня отговаривать от такой не выгодной партии, снова напомнила, какой Анатолий прекрасный человек, но тут уж у меня не выдержали нервы, и я стала орать, как умалишенная, припомнив мелочность, жадность, глупость и безрукость идеального соседа. Мама поджала губы и обиделась, а я тоже не собиралась извиняться за свои чувства и чутье.

Мы, конечно же, помирились, а через несколько месяцев мы с Мишей сыграли свадьбу (его дочери несли мою фату и были также счастливы, как и я), и у меня началась совсем другая жизнь, другая история, которая требует новый клубок Ариадны. Я же хочу еще немного поговорить о нашем соседе. Красная нить повествования все еще в моей руке, и мне самой интересно, как оно закончится.

Нехорошая квартира сломала Анатолия. Я подозревала, что так оно и будет, ведь сосед, как он сам как-то признался, не выбирал квартиру. Это она его выбрала и заставила себя купить. Я видела, как сосед меняется, сначала совсем незаметно, всего лишь выпивать полюбил, но чуть-чуть, все прилично и культурно. Потом немного больше, затем прибилась к нему какая-то девица вида ухарского и испитого, и веселье в соседской квартире началось такое же, как и во времена Витька и старухи Евдокимовой, с той лишь разницей, что уже девица колотила Толяна и выгоняла его на улицу на поиски бутылки и нехитрой закуски. В нашем доме снова появились тараканы - вестники грязи, а Анатолий - уже уволенный с десятка работ, чернеет и все больше становится похожим на покойного Витька. Я даже как-то пыталась поговорить с соседом по душам, рассказала о незавидной судьбе предыдущих жильцов, но Анатолий посмотрел на меня слегка презрительно и сказал, что у меня блузка плохо поглажена и лучше бы я за собой следила, а мои экскурсы в историю дома его не интересуют. Я пожала плечами. Что еще я могу сделать? Лишь принюхиваться и быть настороже. Ведь история нехорошей квартиры еще не закончена.

©Оксана Нарейко