Старообрядческий комплекс в Верхней Берёзовке, знаменитом музее на окраине Улан-Удэ, открывает беспоповская часовня (1910) из деревни Ключ, на самом деле для забайкальских староверов не очень-то характерная. В годы Раскола единство сохранили как раз-таки "никониане", а вот понимание того, что именно натворил патриарх Никон было у всех его противников разным.
Одни сочли, что православная церковь продалась "латынянам", другие - что Господь оставил этот мир на растерзание Антихристу. Первые воспринимали новообрядчество "инославием", как католичество или армянскую церковь, принимали из него через простые обряды вроде миропомазания, а потому к ним и священники переходили с сохранением сана, за что официальная церковь называла их беглопоповцами.
Те же, кто уверовал в пришествие Антихриста, и никониан считали кем-то вроде сатанистов; новых адептов пускали к себе лишь через повторное крещение, а потому со смертью своих последних батюшек остались беспоповцами. Они чаще бежали в северную глушь вроде Карелии, Заволжья или Печоры или, напротив, в степные казачьи вольницы: мне нравится версия, что Разинщина, Булавинщина, Пугачёвщина являли собой не что иное, как религиозные войны по-русски.
Беглопоповцы больше жили среди никониан, не уходя дальше глухих углов своих уездов, а в большие и самодостаточные общины чаще собирались за границей. Так появились липоване в дельте Дуная, позже разошедшиеся по Австрии и Турции и наконец в 1846 году переманившие к себе греческого епископа Амвросия. То есть - получили возможность не только принимать священников, но и рукополагать их, и вскоре создали полноценную Русскую Православную Старообрядческую церковь с центром в Белой Кринице (ныне это Западная Украина).
Беглопоповцами стали называть тех, кто не принял и её, а было таковых немало: в 1685 году от жестоких гонений царевны Софьи многие староверы бежали через глухие брянские леса в Речь Посполитую, на остров Ветка в реке Сож выше теперешнего Гомеля. Местные магнаты Халецкие этому не возражали, а спрашивать мнение короля у ясновельможных панов было не принято.
Вздохнув свободно, староверы построили на Ветке первую со времён Раскола собственную церковь, а к ней со всех концов Необъятной потянулся народ. Купечество расселилось по берегам, а остров заполнили монастыри, где одних только беглых монахов жило не менее тысячи. В начале 1730-х годов Ветковское согласие скрепил перешедший в староверие епископ Епифаний... но к тому времени про это всё уже хорошо знали в России.
Которая тогда, как бы странно это ни звучало, была скорее союзником Польши против общего врага - Швеции. В 1733-35 годах случился Первый Выгон: после двух лет переговоров и приглашений переселиться в соседнее Стародубье границу пересекли пять полков русской армии и сбросили староверов с Ветки. Около 13 тысяч человек были принудительно выселены, а разобранная для перевозки в Стародуб церковь утонула в Соже.
Но эффект от этого был невелик: зайти в Польшу русская армия могла, оставаться там - нет, и уже через несколько лет Ветка благополучно отстроилась. Четверть века Россия пыталась действовать уговорами, и в 1762 году они даже возымели результат - несколько тысяч старообрядцев не смогли отказаться от предложения обширных чернозёмных земель на реке Иргиз под Саратовом. С теми же, кто не хотел по-хорошему, вскоре разобрались по-плохому: в 1764 году генерал-майор Яков Маслов устроил Второй выгон.
Теперь с Ветки сняли около 20 тысяч человек, а тут и в Петербург дошли тревожные вести с востока, где хрупкий мир с Цинским Китаем чуть не разрушил безымянный беглый каторжанин. Ведь по итогам череды войн за империей Цин остались оба берега Амура, а за Россией - весь остальной Дальний Восток. Большая река так и манила чиновников, военных и купцов как маршрут для снабжения Охотоморья, и вот 1752 году для разведки водного пути была учреждена "Секретная Нерчинская экспедиция".
Скорее всего, с Пекином бы договорились о транзите, вот только когда власти соседней страны узнают о таких планах не от официальных лиц, а от беглого преступника - желание вести переговоры как-то само собой пропадает... Тучи над границей стали ходить хмуро, и Екатерина II рассудила, что дикие степи Забайкалья надо бы кем-нибудь заселять. Люди с Ветки прибывали туда целыми семьями от стариков до детворы, за что и получили у казаков и пашенников, которые женились на туземках, прозвище семейских. В 1766 году первые из них дошли до Верхнеудинска, где их встречала "Хлебопашеств и поселения Контора". Последние партии семейских прибыли в Забайкалье в 1794 году.
На дальнем пограничье государство не обижало староверов, но и явно не горело желанием поддерживать Раскол. К трудностям выживания в чужом и суровом краю добавилась весьма неожиданная проблема - беглых священников в здешнем безлюдии взять было просто негде!
10-20% общины подались в беспоповство, причём "классические" федосеевцы и поморы оказались среди них в меньшинстве. Больше ко двору пришлись спасовцы, которые отрицали большинство таинств и всякую иерархию, но всё же носили младенцев креститься к никонианам, ибо "хоть и сатана, да в ризах". Когда крещёных стали ещё и полицейские книги заносить, от спасовцев откололись самокрещенцы, которые сами и в сознательном возрасте трижды окунались, читая Символ Веры. Из тех выделились темноверцы - бродяги, носившие за пазухой одинокую икону, единственное средство связи с Богом, которое не дозволялось даже видеть чужакам. Большинство же - ни к кому не примкнули, а просто как-то жили: есть батюшка - Слава Богу, нет - на всё Божья воля.
На западе, тем временем, продолжалось соперничество "поляков" и "австрийцев", и последние, даже присылая за Байкал священников, своей паствой сделали дай бог несколько десятков семейских. Зато когда в 1923 году саратовский архиепископ перешёл в староверие и основал в Новозыбкове Русскую Древлеправославную церковь, семейские увидели в ней преемницу Ветковского согласия.
Ныне Сибирская епархия РДЦ окормляет примерно 2/3 семейских, а остальные общины разными путями пришли в РПСЦ. Но религия - лишь одна из традиций, которые семейские верно хранили с самого начала всей этой истории. Даже дома их выглядят почти как те, что находят археологи в раскопках русских допетровских городов: на кадре выше огромный дом-связь Борисовых из села Куйтун здорово напоминает 300-летний Посадский дом в Угличе, хотя сам и не старше полтораста лет. Дальше в ряд с длинными заплотами (заборами) стоят дома Красиковых и Зайцевых, имитируя улицу семейского села.
...ну а кружевные ворота дома Родионова из села Новая Брянь для зодчества семейских как раз не типичны и навеяны скорее обликом дацанов - просто у них самый сказочный вид.
Деревянная резьба вообще пришла в Россию из Хорезма, первоначально украшая суда торговавших с ним по Волге купцов. Лишь с появлением бездушных пароходов она переместилась на дома - сначала опять же у Волги. В допетровской Руси предпочитали роспись - как на дверях и окнах дома Борисовых:
Размером не уступающий избам-дворам Русского Севера, где под одной крышей было всё хозяйство, он принадлежал, конечно, не чёрным крестьянам. Его нижней этаж занимали склад, дверь которого и теперь на замке, и любовно воссозданная лавка:
На втором этаже - просторные светлые комнаты, половики, кровати: те веяния прогресса, которые делали жизнь комфортнее, семейские воспринимали вполне.
Но мебель и окна - в таких же росписях, которые в 19 веке полностью утратили роль оберега и делались просто для красоты. Причём - не только семейскими: те щедро платили пришлым мастерам, включая украинцев с их петриковкой и даже бурят, наловчившихся работать "на русский манер". На стенах и столах - вышитые рушники и скатерти, на манекенах - яркие одежды, главная визуальная "визитка" семейских.
Тут, впрочем, нужно оговориться, что как и в Усть-Цильме, не стоит искать в них подлинный русский народный костюм, по крайней мере мужской - там сильно влияние коми, тут - конечно же, монголов, бурят и китайцев. Да и в Полесье многое ко двору пришлось, так что мужской костюм у семейских - это скорее русско-литвинско-азиатский синтез. Но одежда мужчин, в силу большей мобильности и физического труда, у всех народов эволюционирует быстрее.
Семейские женщины рядились в сарафаны самого истинно-русского покроя, по моде ещё допетровской Москвы. Под них надевали чехлик (широкая кофта с кошеными рукавами) и юбку-станушку, на плечи накидывали шаль, а замужние женщины даже в ХХ веке носили знакомые по русским сказкам кички - сложные головные уборы из множества частей (тут справа). Однако на древний покрой в Забайкалье хорошо легли китайские шелка и яркие краски Азии.
Со двора у дома Борисовых ещё и крыльцо совсем как у старых палат. Рядом - самый старый из трёх дом Красикова из села Барыкино-Ключи (1861):
Его хозяин считался бедняком, а на жизнь зарабатывал не столько пашней, сколько ремёслами:
И даже кузню ему музей подарил, привезя аж из бурятского улуса Арбижил в Заигревском районе. Но видимо просто конструкция кузниц была единой для двух народов, а бурятские поверья о том, что "небо кузнеца выше неба шаманов" всё равно не доступны для глаз.
Тертий дом-связь привезён из села Надеино и принадлежал зажиточным крестьянам Зайцевым:
Резные наличники напоминают, что он моложе соседних: построен в 1897 году. Но рядом с ними - удивительно простая и красивая роспись на ставеньках, заставляющая вспомнить саратовский Дом-со-львом:
В сенях - целая галерея инфостендов о семейских, а интерьеры как-то особо душевны:
Комнаты в обоих домах убраны за оргстекло, но без толпящихся туристов и табличек "Руками не трогать" кажутся ещё живее. Хотя и сильно сомневаюсь, что крестьянка сидела за ткацким станком в шёлковом сарафане:
Часть экспонатов в этих избах надо не смотреть, а слушать: помимо зодчества и веры, семейские сохранили ещё и древний фольклор. Причём не только то, что можно перенести на бумагу: как бы не главным памятником их культуры считается "семейский распев", который и звучит из динамиков в этих избах. Он завораживает, а в списке Всемирного нематериального культурного наследия ЮНЕСКО (не путать с тем же списком материального наследия!) Россию представляют всего два пункта - песенная традиция семейских и якутский эпос "Олонхо".
В начале ХХ века в уездах будущей Бурятии жило около 40 тыс. староверов, а ныне потомками семейских считается около 200 тыс. человек. Но их сёла остаются для меня белым пятном, кроме посещённого ещё в 2012 году райцентра Тарбагатая. Что из всех этих чудес русской самобытности там ещё живо, что можно встретить на улице или хотя бы в гостях, где хозяева не едят из одной посуды с чужаками - я так и не понял заочно, однако даже крупный ПГТ впечатляет обликом старых домов и улиц.
Особенность усадьбы Зайцевых - хозпостройки, уходящие вглубь сектора на полсотни метров:
В завознях - сани и повозки разных типов, местами почти сказочные:
Рядом с ними - современные для прошлого рубежа столетий плуги и молотилки да архаичные ручные мельницы из пары жерновов:
Ещё одна такая меленка стоит отдельно, и видимо её можно покрутить на каких-нибудь мастер-классах:
Ещё одна завозня отмечена табличкой "Арт-объект с дополненной реальностью":
В дальней части - мастерская колёс и полозьев саней да конский станок, где животных подковывали, зафиксировав меж четырьмя столбами:
Сама лошадь, вернее, её муляж, стоит у баньки "по-чёрному":
Причём, кажется, действующей за дополнительную плату:
На краю усадьбы - видимо, зимовка или тепляк, где зимой держали кур, а летом жили сами. Я машинально заглянул в его дверь, но обнаружились там лишь холодильник и не ждавшие гостей сотрудники музея:
В идеале семейские имели ещё летнюю кухню под навесом, а за всем этим скотский двор, включавший засадку, или чушатник (для свиней), стайку, или хлев (для коров) с отдельным телятником, омшанник, или баранник (для овец), хашан (утепленное помещение для мелкого скота) и курятник. Ещё дальше находилось гумно с колосником (сарай для сена), сеновалом, поскотником (загоном для животных) и колодцем, который здесь устраивали так.
Возможно, и другие постройки тут есть, просто моих знаний их определить не хватает.