"Витязь русской славы», как называли современники Федора Артуровича Келлера, родился 12 октября 1857 года в Курске.
На воспитание он был отдан в приготовительный пансион Николаевского кавалерийского училища. Ему едва исполнилось двадцать лет, когда началась русско-турецкая война. Оставив учебу, граф Келлер поступил вольноопределяющимся в 1-й Лейб-драгунский Московский полк и отбыл на фронт. За храбрость был награжден двумя солдатскими Георгиевскими крестами. Через год состоялось его производство в офицеры своего полка. Экзамен был выдержан при Тверском кавалерийском юнкерском училище. Потом служба в 18-м драгунском Клястицком полку и учеба в санкт-петербургской Офицерской кавалерийской школе. Уже при Николае ІІ Келлер принял командование Крымским дивизионом, который нес почетную охранную службу в Ливадии во время Высочайших приездов в Крым.
Польский мятеж 1905 года, устроенный социалистами, всерьез угрожал подорвать целостность страны. Келлер исполнял тогда обязанности временного Калишского генерал-губернатора. Тогда он и стал жертвой покушения революционеров. Был ранен и контужен при взрыве брошенной в него бомбы, осыпавшей его осколками. В живых Федор Артурович остался лишь чудом: ему удалось поймать смертоносный снаряд на лету.
В 1906 года Келлер стал командиром Лейб-гвардии Драгунского полка. Федор Артурович терпеть не мог проявлений высокомерия к солдатам. Не случайно, через несколько лет он потребовал суда над офицером своей дивизии, который, проезжая на извозчике по улице, ударил стеком пехотинца - вольноопределяющегося за то, что тот не отдал ему чести. Генерал Шкуро писал в своих воспоминаниях:
- С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат. С начальством, если он считал себя задетым, шел положительно на ножи. Верхи его поэтому не любили. Неутомимый кавалерист, делавший по сто верст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех.
В марте 1907 года Николай II произвел графа Келлера в генералы и зачислил его в Свиту Его Императорского Величества. Почти четыре года Федор Артурович командовал гвардейским полком, потом - кавалерийской бригадой.
В Первую Отечественную войну Келлер вступил, командуя 10-ю кавалерийской дивизией. Уже в самом начале войны - 8 августа 1914 года - его части разгромили три австро-венгерских конных полка под деревней Ярославице. Это была первая победа Русской Армии в той войне. На поле боя осталось до 300 убитых и тяжело раненых австрийцев, более 650 человек было взято в плен, захвачено 8 орудий, пулеметы. Потери русской стороны составили 150 человек убитыми. Участник того боя полковник А. Сливинский писал о командире дивизии:
- Генерал граф Келлер обладал присущей только выдающимся военачальникам способностью наэлектризовывать войска, воодушевлять и увлекать массу на самые отчаянные и опасные предприятия и на блестящие подвиги и на тяжелые жертвы.
Отличился Келлер и в Галицкой битве, организовав успешное преследование отступающего врага. За это Николай ІІ наградил «первого кавалериста страны» орденом Святого Георгия 4-ой степени. Александра Федоровна в письме Императору писала: «Какая радость для Келлера - он действительно заслужил свой крест, сейчас он отплатил нам за все, это было его пламенным желанием все эти годы».
В марте 1915 года генерал принял командование 3-им конным корпусом. Именно с ним он совершил, пожалуй, один из самых известных рейдов русской кавалерии в Великой Войне - выбил австро-венгерские войска из тройного ряда опутанных проволокой окопов и прорвался во вражеский тыл. Наградой ему стал орден Святого Георгия 3-ей степени и шашка, врученная ему лично Императором Николаем ІІ. Генерал Шкуро вспоминал:
- Высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами. Он знал психологию солдата и казака. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. Все подчиненные положительно не чаяли в нем души.
Летом 1916 года, во время наступления Юго-Западного фронта, корпус Келлера был в авангарде русской армии в Буковине. Преследуя отходившего врага, его казаки продвинулись на запад дальше всех прочих частей и заняли Кимполунг, взяв в плен тысячи солдат германских войск. Федору Артуровичу было присвоено звание генерала от кавалерии.
2 марта 1917 года, после оглашения манифеста Николая II об отречении от престола, Келлер собрал своих офицеров и сказал им:
- Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя.
— Ура, ура! — закричали драгуны, казаки, гусары. — Поддержим все, не дадим в обиду Императора!
Ответ пришел от командующего Румынским фронтом: под угрозой объявления бунтовщиком Келлеру предписывалось сдать корпус. Не дождавшись распоряжений от Государя, он был вынужден подчиниться полученному приказу. Под звуки народного гимна «Боже, Царя храни!» шестидесятилетний генерал прощался со своими старыми полками, принимая их последний парад. В глубокой горести и со слезами провожали его бойцы.
«Кругом измена, и трусость, и обман», — написал в своем дневнике Император Николай II в день отречения от Престола. Паутина предательства опутала самое сердце сражающейся страны, и в окружении Царя почти не осталось верных людей. Заговор проник в верхи армии, найдя поддержку у представителей генералитета, тайно сносившихся с думской оппозицией и иностранными дипломатами. Мечтая удалить от власти Царскую Чету, они мечтали о «благах» европейского либерализма.
Светское общество окончательно потеряло способность мыслить и чувствовать так, как велит Православная Церковь. Духовно отдалившись от своего монарха, оно нашло Его чужим, ненужным, лишним. Исполнялись пророческие слова Святого праведного Иоанна Кронштадтского:
- Если не будет покаяния у русского народа, конец миру близок. Бог отнимет у него благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами.
Изменники лгали Государю о своей верности «монархической идее». Готовый отдать и корону, и жизнь для спасения своего отечества, Николай II принял решение о передаче Престола в пользу брата. Но вырванное отречение явственно провело черту, за которой началось необратимое разрушение страны и армии. Опустевший трон упразднил само понятие власти в глазах народа, расторгая все связывавшие его обязательства. Переворот перерос в революцию.
Верных присяге командиров сдерживала видимая легальность актов отречения и боязнь междоусобной войной открыть фронт. Генерал Деникин писал:
- Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село и две телеграммы, посланные Государю командирами 3-го конного и гвардейского корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение Государя для подавления мятежа.
Сказать, что Келлера в армии любили – значит, не сказать ничего. Атаман Шкуро, служивший под началом Келлера в первую мировую войну, рассказывал о нем:
- Воин с головы до пят, богатырь двухметрового роста Федор Артурович Келлер в трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования.
Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчиненных; особое внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово.
Дворцовый комендант Воейков, близко знавший Келлера в бытность его командиром Лейб-гвардии Драгунского полка, назвал Федора Артуровича в своих записках «истинно русским, кристально чистым человеком, до мозга костей проникнутым чувством долга и любви к Родине». Надо сказать, что Воейков был одним из немногих в окружении Царя, кто сохранил Ему верность.
Получив известие о революции в Петрограде и текст новой присяги, Келлер заявил, что не станет приводить к ней вверенные ему войска, так как «не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства». Барон Маннергейм — тот самый, что в будущем сделался правителем независимой Финляндии, уговаривал его «пожертвовать личными политическими убеждениями для блага армии», но встретил твердый отказ: «Я христианин. И думаю грешно менять присягу».
Дворянская оппозиция и либеральная интеллигенция, руками высшего генералитета вырвали отречение у Николая II, но не были неспособны сдержать расходившиеся волны, поднятые ими самими. Россия погрузилась в беспросветную анархию, Октябрь стал неизбежным продолжением Февраля.
Покинув действующую армию, Келлер жил в Харькове. На его глазах происходила «украинизация» малороссийских губерний, большевистский мятеж после октябрьского переворота в столице и последовавшее за этим занятие Украины германскими и австрийскими войсками. В ту пору Федор Артурович участвовал в деятельности тайной монархической организации, ставившей целью освобождение Царской Семьи из тобольского заточения.
В апреле 1918 года при поддержке немцев была провозглашена Украинская держава во главе с гетманом Скоропадским, ставшая первым крепким островком среди моря всеобщей анархии.
Все внимание Федора Артуровича было приковано к Дону. Оттуда постоянно доходили сообщения, что генералы Алексеев и Деникин сражаются с красными во главе созданной ими Добровольческой армии. Келлер хотел принять участие в борьбе с большевизмом, но считал, что ее можно вести только «именем Самодержавного Царя всея Руси», следуя по пути всенародного раскаяния и немедленного воссоздания старой армии. На других условиях присоединяться к добровольческой армии он не собирался. Что и не удивительно: донской атаман Краснов в своих мемуарах охарактеризовал Келлера как «рыцаря, оставшегося верным Государю и непоколебимо преданного идее монархии».
Свидетельство не вызывает сомнений, ведь Краснов знал графа еще по Первой мировой войне, его казачья дивизия входила в корпус Келлера. Федор Артурович не оставлял попыток убедить лидеров Добровольческой армии, что спасти Россию может только Государь Император. В письме к генералу Алексееву, Келлер подчеркивал:
- Каждый Ваш доброволец чувствует, что собрать и объединить рассыпавшихся можно только к одному определенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Государь, умалчиваете. Объявите, что Вы идете за законного Государя, и за Вами пойдет без колебаний все лучшее, что осталось в России, и весь народ, истосковавшийся по твердой власти.
Съехавшиеся в Киев правые деятели желали видеть Федора Артуровича во главе монархической Южной армии, создаваемой ими при помощи германских военных. Келлер отказался. «Здесь, — отмечал он, — часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть — приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации».
Лишь в сентябре 1918 г. киевский митрополит Антоний Волынский отслужил в Софийском соборе панихиду по убиенному Государю — давно дошедшему из Екатеринбурга страшному известию многие вначале не хотели верить. Мировая война близилась к концу; немецкая администрация утратила всевластное положение на Украине, где ожидали появления союзников.
Прервались затянувшиеся переговоры гетмана с советской Россией, а на северных границах были замечены красные отряды. «Времени терять нельзя, — беспокоился Келлер, — высадившиеся англо-французы могут ложно учесть положение; не видя реальной силы, открыто стремящейся к объединению России и монархии, они могут вообразить, что в нашем отечестве все мечтают о республике».
В Киев прибыли псковские монархисты от имени Северной армии, по окончании формирования готовившейся принести присягу «законному Царю и Русскому государству». В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки — белого креста на левом рукаве; в Пскове развешивались плакаты с именами известных генералов — Юденича, Гурко и Келлера как вероятных вождей. Последнему и было предложено возглавить армию.
Келлер ответил согласием, обещав «через два месяца поднять Императорский штандарт над священным Кремлем». В Киеве при новом командующем был образован монархический Совет обороны во главе с графом Безаком. В «Призыве старого солдата» Келлер обратился к своим боевым товарищам:
- Настала пора, когда я вновь зову вас за собою. Вспомните и прочтите молитву перед боем — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божией помощью вперед за Веру, за Царя и за неделимую нашу родину Россию.
Известно, что Патриарх Тихон отказался благословить Белое движение – оно, в своей основе, было антимонархическим. Граф Келлер такой чести удостоился. «Патриарх Тихон прислал тогда через епископа Нестора Камчатского графу Келлеру шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда он должен был возглавить Северную армию», — вспоминала впоследствии жена графа Безака.
С ноября немецкие войска начали отход к довоенным границам по условиям заключенного перемирия. Воспользовавшись ситуацией, социалисты-самостийники со своим головным атаманом Петлюрой подняли мятеж против гетмана и его «помещицкого правительства».
Почувствовав всю опасность своего положения, Скоропадский провозгласил создание Всероссийской федерации с включением в нее Украинской державы. Знакомый с Келлером еще по службе в Царской свите, гетман просил его помощи в организации армии, для чего вручил ему «всю полноту военной и гражданской власти».
Именуя себя Главнокомандующим Украинской и Северной армиями, Федор Артурович подчеркивал, что «может приложить силы и положить голову только для создания великой, единой России, а не за отделение от нее федеративного государства». В Киеве срывали желто-голубые флаги с заменой их русскими и разбивали бюсты Шевченко, ставшие своеобразным символом самостийности. На новой должности Келлер продержался не более недели, отправленный гетманом в отставку за нелояльные действия.
В то время Северная армия отступала, оставив большевикам Псков, а под Киевом горстка добровольцев из русских дружин отбивалась от наседавших петлюровцев. Скоропадский бежал, его приближенные рассеялись. Келлер вновь взял на себя руководство обороной, несмотря на то, что имел возможность покинуть город.
Ворвавшиеся в Киев петлюровцы предавали мучительной смерти пойманных на улицах офицеров и истязали уже мертвые тела. Германские военные, преклоняясь перед доблестью Келлера, предлагали ему укрытие в случае, если он согласится снять оружие и форму, но тот не хотел расставаться в целях самосохранения ни со своими погонами, ни с полученной от Государя шашкой с дарственной надписью.
Совершенно открыто граф Келлер поселился в Михайловском монастыре с двумя находившимися при нем адъютантами. Когда петлюровцы явились туда с обыском, монахи предложили ему уйти потайным ходом, но он сам через адъютанта сообщил о себе пришедшим. Патруль объявил всех троих арестованными. В ночь на 8 декабря 1918 года был получен приказ об их переводе в Лукьяновскую тюрьму. Они шли вдоль стен Софийского собора, мимо памятника Богдану Хмельницкому, когда из ближайшего сквера раздался залп по арестованным. Стрельба была продолжена патрульными, добивавшими раненых выстрелами и ударами штыков в спины. Генерал Келлер пал, сраженный одиннадцатью пулями…
Надо сказать, что в русском зарубежье существовала и другая версия смерти графа. Согласно ей, Федор Артурович сказал своим конвойным: «Я знаю, что вы хотите меня убить. Позвольте мне помолиться». Потом он сам скомандовал петлюровцам «Пли!». Поступок вполне в духе Келлера. Узнав о гибели «первой шашки России» вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в своем дневнике: «Это страшное несчастье, ведь он самый разумный и самый энергичный из всех и знал, что нужно делать. Все же остальные действуют словно бы вслепую».
В его предсмертном дневнике были такие слова:
- Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения, а таких людей громадное большинство.
Явивший в себе лучшие традиции русского воинства, он был примером для своих последователей, носивших у сердца «крест Келлера» — серебряный знак без всяких надписей и дат, по преданию установленный им самим для нагрудного ношения в Северной армии. Весьма символично, ведь еще с 18 века в России была очень популярна поговорка: «Крест победителя мальтийский престолу русскому отдан…»
С тех пор прошло немало времени, но имя прославленного героя еще не затерялось на страницах истории. В Киеве, на территории Покровского монастыря по сей день покоятся останки русского генерала. Его жизненный путь и поныне остается примером истинной доблести, и этот пример связывает воедино Россию прошлого и Россию будущего.