Част I. Завещание Никиты Петровича Озерова.
Завещание помещика Никиты Озерова, в котором он помимо прочего отпускает на волю моего предка. В оном из предыдущих постов я писала о том, как нашла предка в списка ополчения 1812 года. Из ополчения он не вернулся, а на волю помещик отпустил его сына.
Списки ополченцев и завещание считаю одними из самых потрясающих находок.
1823 года Декабря 6-го дня (дата составлния копии).
Я, нижеподписавшийся Надворный советник Никита Петров сын Озеров, в совершенном уме и полной памяти составил сей акт к исполнению по смерти моею в следующем:
1-е. Крестьян моих живущих в Костромской Губернии в Галичском уезде отпускаю я в свободные хлебопашцы по заключенном прежде некоторым условием: всех без изъястия (без исключения) что их там по ревизии найдется, с тем чтобы все они как внесли ко мне уже деньги так и теперь мною отпущаемые по числу душ выплатили за меня долг московскому опекунскому совету и впрочем приняли на себя все те обязанности, какие предположены для прежде отпущенных особым моим актом.
2-е. Крестьян моих в Ростовском уезде за мною состоящих, а так же и в Рыбинском числящихся равно и в Костромском уезде с принадлежащею и в том и другом уезде землею, отдам после себя во владение сестре моей прапорщице Лукерье Петровне Ошаниной, а по смерти ее в пожизненное владение дочери ее девице Екатерине Николаевне Ошаниной, по смерти же ее отпущаю всех их с землею, мне в каждом уезде принадлежащую, в свободные хлебопашцы, только чтобы тогда наследникам моим платили оброк какой ныне платят, то есть Ростовския: по две тысячи рублей, рыбинские по пятьсот рублей и Костромские по сто пятидесяти рублей в год ассигнациями отправляя казенные и земские повинности независимо от сего сами собою.
3-е. Платье мое все без исключения отдаю служителю моему Прокофею Ларионову с семейством, а деньги в долг по мною по розданные по прошествии сроков наследникам моим.
4-е. Дом с землею в городе Ростове мне принадлежащим и всеми в нем службами и движимым имением равно дом в сельце Монастырском и скотом и хлебом и прочим движимым имением отдаю то же сестре моей, а по смерти ее племяннице Катерине Николаевне Ошаниной в вечное владение. Дворовых людей моих, при мне теперь находящихся, заотпущены мною на волю, да остальных Ермолая Тимофеева с женою и детьми, Исайа Петрова, Сергея Семенова, Илью Федорова, Ивана Филиппова, Якова Иванова, Филиппа Иванова с Женами и их детьми обоего пола по смерти моей отпускаю на волю.
5-е. Тело мое с христианскими обрядами положить в приходском моем селе Верзине; и наконец,
6-е. силу и действие сей акт должен иметь не прежде, как после смерти моей в жизнь же свою я представляю себе полную волю переменить его и все уничтожить или признать таким как бы ее и не было для чего она с жизнью моей нигде не записывается Генваря 26-го дня 1822 года. Сверх того, пополняю что оставшийся на галичских мужиках за двенадцатью тысячами воспитательному дому достальныя сорок тысяч рублей отдаю я наследникам моим, а что в сей странице по чищеному написано /Исайя Петрова и Сергея Семенова и от сего слева сделана выноска Илью Федорова, Ивана Филиппова, Якова Иванова, Филиппа Иванова с женами их и детьми обоего пола тому верить к подлинному руку приложил надворный советник Никита Петров сын Озеров что сей акт составлен по доброй воле завещателя г. Озерова в полном уме его и памяти и подписан собственною его рукою в том свидетельствуя Рыбинский полицмейстер Майор Федор Степанов сын Попов и руку приложил, в том же свидетельствую и подписуюсь штабной лекарь Коллежский асессор Григорий Михайлов сын Левицкий руку приложил. В том же свидетельствую и подписую Титулярный советник Андрей Афанасьев сын Сторожев с подлинным.
Сергей действительно был отпущен на волю. Волю Никиты Озерова исполнила его наследница - сводная сестра Лукерья Ошанина. Своих детей у помещика не было.
Через несколько лет Сергей смог приобрести свою землю с домом в сельце Никулино Ростовского уезда. До наших дней дошли интереснейшие документы купчая на землю, план генерального межевания участка составленный в 1845 году и прошение о записке в вольные хлебопашцы.
Сергей купил землю у Надежды Силичны Пасынковой в 1829 году за 500 рублей. Общая площадь составляла 16 десятин (17.48 гектар или 1748 соток).
Часть II. Новая помещица.
В предыдущей части я писала о том, как мне посчастливилось обнаружить завещание помещика, который среди прочих распоряжений отпустил на волю моего предка. Но не всем людям этого помещика так повезло. Копия завещания оказалось в деле о крестьянах, отыскивающих свободу от новой владелицы и жалующихся на притеснения и незаконные действия.
📍1. Надворный советник Никита Петрович Озеров умер в 1822 году оставив завещание, в котором просил передать крестьян из нескольких уездов своей сестре Лукерье Ошаниной, а после ее смерти, ее дочери - Екатерине Николаевне Ошаниной в ее пожизненное владение, а после отпустить их в вольные хлебопашцы, выплатив оброк наследникам.
📍2. Сестра помещика умерла вскоре после него, успев однако отпустить на волю моего предка - дворового человека Сергея Семенова. Другие крестьяне перешли во владение племянницы Екатерины Ошаниной, которая по словам крестьян начала угнетать и притеснять их.
Прошение было подано от лица Матвея Алексеева из сельца Монастырского Ростовского уезда Ярославской губернии.
Далее следует повествование от лица крестьян Ивана Андреева, Ивана Петрова, и Николая Иванова сельца Монастырского и деревни Иверцево.
Если дословно цитировать это повествование, но нить теряется уже на втором предложении. Поэтому краткая суть повествования такова. Часть крестьян, которые достались по наследсву Екатерине Ошаниной являлись потомками людей которые перешли покойному помещику, по их мнению, незаконно. Род их принадлежал Ирине Дмитриевне Озеровой - двоюродной тетке умершего помещика, она была несовершенного ума и памяти и ее делами занимался племянник Федор Борисович Озеров. Этот племянник, не дождавшись смерти тети, заложил крестьян отцу моего помещика за 100 рублей, не имея на то никакого формального права и умер раньше своей тети.
Последний законный акт о принадлежности крестьян вместе с недвижимым имуществом значится сентябрем 1755 года в деле об отказе имения Дмитрием Озеровым единственной дочери Ирине, так как его сын Борис умер. К повествованию так же прилагается описание рода помещиков от первого владельца имения со времен прихода литовского королевича, когда земля выдвалась как награда за участие в изгнании неприятеля.
Таким образом, с тех пор крестьяне переходили из рук в руки, без всяких крепостей и законных актов. Ирина Дмитриевна была последней их официальной владелицей, а после ее смерти принадлежащее ей движемое и недвижемое имущество, включая крестьян должно было считаться выморочным.
📜 Жалобщики поведали, что в бытность Никиты Озерова и его отца у них была относительно спокойная жизнь, потому как владельцы знали о незаконности владения и не чинили 19-ти представителям рода спорных крестьян никакого притеснения, поборов и даже не отдавали в рекруты, а новая владелица Екатерина Ошанина изнуряет их тяжелой работой по 12 недель в в работном доме в Ярославле без возможности прокормить детей и зарабатывать на государственные подати и оброк, а так же угрожает наказанием плетьми и бритьем головы.
📜 В деле сразу несколько прошений с разными датами и небольшими отличиями в деталях повествования, но основной смысл один и тот же. Крестьяне объясняли свое долгое молчание при прежнем владельце незнанием порядков и пытались доказать, что не принадлежат по закону их нынешней владелице, которая всячески их притесняет и не отдает им паспортов для прокормления себя подработкой. К вышеперечисленному добавляется, что одного крестьянина из спорного рода Екатерина Ошанина отдала в рекруты и вступила в судебное разбирательство со своим собственным братом.
📜 Далее следует распоряжение суда о приведении крестьян в повиновение до выяснения обстоятельств. На этом дело прерывается.
Част III. Уничтожение Завещания.
Продолжении истории о том, как приводили в повиновение крестьян, не желавших признавать нового владельца. Cреди них, как оказалось, был еще один мой предок - Козьма Дмитриев (Боровенков).
В предыдущих сериях крестьяне пытались отыскать свободу от помещицы, которой достались по условиям завещания, как они считали незаконно. Разбирательство прервалось на распоряжении суда привести крестьян в подчинение до окончания разбирательства.
Еще одно дело, касалось родного брата помещицы и тех же селений. Как я и предполагала, оно оказалось продолжением этой истории. В нем обнаружилось и имя моего предка - Козьмы Дмитриева. Меня даже удивило, что после этого эпизода через несколько лет новый помещик все-таки отпустил его в вольные хлебопашцы.
Если в предыдущем деле некоторые крестьяне считали, что ими незаконно владели несколько поколений помещиков, то на этот раз к ним присоединились и другие, ожидавшие, что после девицы Екатерины Ошаниной их должны были отпустить в соответствии с завещанием Никиты Озерова.
Дело начинается с сообщения о том, что помещица протестующих крестьян судилась параллельно со своим родным братом по поводу унаследованного имения. В итоге, по какой-то с ним договоренности, она уничтожила завещание предыдущего владельца, в котором он просил после племянницы Екатерины отпустить ростовских крестьян в вольные хлебопашцы, выплатив наследникам по 1000 рублей оброка. Можно предположить, о чем была договоренность сестры и брата. Через 25 лет между ними возникнет новое “Дело по прошению корнета Александра Сергеевича Ошанина о приостановлении решения палаты по делу об освобождении отца и его давать тетке своей Екатерине Ошаниной хлеб, овес, сено и дрова”.
Так как Екатерина уничтожила оригинал завещания, имение по законному разделу перешло ее родному брату - Сергею Николаевичу Ошанину и формально она уже не имела права отпускать кого-либо в вольные хлебопашцы. Вопрос о законности владения 19-тью крестьянами, доставшихся предыдущим владельцам по закладной без должных законных актов, судя по содержанию дела, никто не расследовал.
Председатель земского суда прибыл в имение прочитать предписание суда о законности принадлежности недовольных крестьян наследнику, призвать их к повиновению и послушанию, а также взять с них расписки о принятии приговора суда. Однако некоторые из крестьян, включая старосту отказались давать расписки и требовали решения по этому вопросу от Великого Государя и при том один из них Николай Иванов, обратясь с требованием, “вышел из избы со своими товарищами по делу, чем возмутили других крестьян и в них дурь единодушного с ними ослушания”.
Судебный представитель не прерывая своего действия дождался тишины и спокойствия, а его нарушители были взяты под стражу чтобы не сеять смуту. Земский судья попытался сделать крестьянам внушение к повиновению своему владельцу, тем что законы милосердствует тем, кто почитает власть и наказуют тех, кто остается ослушником власти и законам. Однако и это не возымело успеха. Исправник собрал не повинующийся крестьян покойного Озерова при сторонних людях, а именно сельца Монастырского Прокофея Иванова, Родиона Петрова, Семена Петрова, Осипа Семенова, Афонасия Тимофеева, Илью Петрова, Деревни Иверцово: Козьму Дмитриева (тесть отпущенного на волю другого моего предка), ивана Дмитриева, Григория Дмитриева. Прочитал им указ уездного суда и со стороны своей сделал им всевозможные внушения и убеждения дабы они почувствуя слепоту заблуждения своего обратились в повиновение и послушание наследника своего.
Однако, по безграмотству своему они продолжали считать указ недействительным и приводили в качестве аргумента завещание покойного Озерова по которому, после Екатерины Ошаниной им надлежало выплатить наследникам 1000 рублей и стать вольными хлебопашцами. Причем Один из неповинующихся крестьян Семен Петров из вотчины самовольно отлучился для подачи ходатайства в городе Санкт-Петербурге. В деле многократно повторяется о попытках внушения и угрозах сурового наказания, а также об упрямстве протестующих.
Затем, уже в 1826 году следует обращение нового владельца имения Сергея Николаевича Ошанина к Ярославскому губернатору. В нем он сообщает о полюбовном разделе с сестрой и о том, что крестьяне учинили упорство и ослушание. В результате, староста Матвей Алексеев наказан плетьми, а семь человек батогами (палками), но он остается недоволен слабыми действиями суда, так как с этих крестьян не взыскан оброк за 1824 и 1825 годы, между тем как у него самого семейство и состоит он в немалочисленных суммах (возможно подразумевалось немногочисленных?), что заставляет его изложить обстоятельства стеснительного его положения. Далее помещик просит удовлетворить его деньгами и привести крестьян в должное его владение.
В июне этого же года в имение Ошанина прибыли уездный судья и стряпчий, чтобы в присутствии посторонних вычитать крестьянам Сергея Ошанина распоряжение губернатора с внушением о приведении крестьян в повиновение и обязать всех крестьян о бытии в беспрекословном подчинении у своего владельца скрепленных крепчайшей подписью. На самом деле, некоторые слова в тексте повторяются по несколько раз в одном предложении, особенно такие как «повиновение» и «внушение».
Тех же, кто откажется повиноваться отправить под военным караулом в Ростовский уездный суд. Взыскать с крестьян 1760 рублей за 1824 год и оными г-на Ошанина удовлетворить.
Далее следует подписка от лица крестьян с перечислением их имен, в том числе и моего предка Козьмы Дмитриева в согласии к послушанию и повиновению. Так же приводится длинный список свидетелей из соседних селений с подписью нескольких грамотных выборных.
Заканчивается дело распоряжением о взыскании задолженного оброка, но отчета о его выплате нет.
Через несколько лет Сергей Ошанин отпустит Козьму Дмитриева на волю. Копия отпускной с прошением о записке в мещанство тоже дошли до наших дней. Могу предположить, что Козьму помог выкупить ранее отпущенный зять.
Жили они впоследствии все вместе и умер Козьма в сельце Никулино в доме своего зятя в 1846 году. Там же через 70 лет родится мой дедушка.