Из воспоминаний автора текстов, Сергея Лазо.
Виталий Колесник. вокалист, автор песен. Когда-то учился в музучилище, но так его и не закончил. Романтик, прятавшийся в раковину себя самого. Бессребренник, собака по гороскопу и по жизни. С «Ямахой», видавшей виды, которую таскал в Тернополе, Москве, Питере, по ресторанам и гастролям. Ничего не скопил, один в прокуренной полутёмной комнате, с «битлами» на обшарпанной стене и продавленным диваном. В Тернопольском драмтеатре ставили смелую по тем совковым временам пьесу прибалтийца Грушаса – «Любовь, джаз и чёрт».
Нужна была песня. Я написал текст и отправился к Колеснику, который жил в соседнем дворе. Он конечно загорелся, сразу сел за клавиши. Через день запаниковал режиссёр, мол, песня нужна срочно, без неё не выстраиваются какие-то мизансцены и так далее. Я позвонил Витьке.
Тот стал пространно формулировать вызревание некоего полифонического замысла, но я остановил эти творческие метания одной фразой:
– У тебя есть день. Не успеешь отдам текст Перчуку…
Игорь Перчук был очень уважаем среди музыкантов и понятное дело, с песней бы не тянул. На следующий день я лично заявился к творцу, не стал слушать его сбивчивых аннотаций и предисловий. показывай что есть!
Он сел за пианино, приладил к подставке скомканный текст и выдал.
Я обнимал его, рассыпался в восторгах, которые по большому счёту мало что значили: мелодия, голос – вне всяких похвал! Витя конфузился:
– Голос как голос… Немного похож на Фила Коллинза…
Думаю, если б Колесника записать на тех студиях, где работал Коллинз, последнему, возможно, пришлось бы потесниться.
В общем песня удалась и явно тянула на шлягер. Однако не хватало припева. Думали, рожали, но ничего путного не выходило.
Подключили даже Перчука, случайно залетевшего в Тернополь.
Он, оторвавшись от рюмки, что-то наваял на пианино, и закрыв крышку, снисходительно подытожил:
– Ну, что-то в этом роде…
Закончилось тем, что мы коллегиально сочинили припев, который и по сей день вызывает некоторую неудовлетворённость.
Витькин запев сильнее припева, а в песне должно быть наоборот.
Набирали обороты шальные 90-е. На глазах рождался и становился на ноги отечественный шоу-бизнес.
Дико, хаотично, беспредельно, как всё в этой разваливающейся державе…
Зато пьянила упавшая с неба свобода. Из Санкт-Петербурга на побывку в родной Тернополь приехал Саша Назаров,
создатель и лидер довольно известной группы «Форвард».
Он демонстрировал свои аранжировки, которые создавались на новейших синтезаторах, и мы задыхались от восторга. наконец-то стали пробиваться правильные звуки, появилась возможность достойно одеть собственные песни.
Застрельщиком проекта стал Анатолий Мельник, соратник Дубовицкого и Назарова по первой тернопольской команде «Искатели». Так появился квартет «Макси», который стал гастролировать с «Электроклубом», играя в первом отделении на разогреве. Работа в раскрученном коллективе, с хорошими музыкантами, конечно много дала.
Я писал тексты, Мельник – музыку, аранжировку делали сообща, хотя больше всех потел над синтэзатором Толик. Витя Колесник пел голосом, слегка похожим на Коллинза. Он и песни пописывал, и на клавишах играл.
В общем, сделали вполне приличный по тем временам альбом, и виниловый лонг-плэй вот-вот должен был выйти в монопольной «Мелодии». Но не сбылось, и зависли наши песни на километровых бобинах студийной плёнки…
Я в состав «Макси» не входил, на гастроли не ездил, но всегда ждал возвращения приятелей, иногда приезжал в Москву, где они на Шаболовке снимали квартиру… Время шло, жизнь и обстоятельства вносили свои коррективы.
Первоначальный «Электроклуб» разваливался, нужно было решать, что делать дальше. Приглашала Аллегрова, но решили остаться с Салтыковым. «Макси» трансформировался в «Армию любви»… Однако и этот проект не выдержал испытания временем.
Музыканты вернулись домой. Витька женился, уехал с женой в Питер. Новых песен я от него не слышал – вероятно бытовые бури не способствовали вдохновению.
Потом Колесо вернулся в Тернопль, уже без жены, грустный и непривычно пополневший. Всё в ту же прокуренную комнату с пианино и старым надорванным плакатом битлов. Он по-прежнему висел на стене, испещрённой номерами полузабытых телефонов. Витя играл в ресторанчике, где-то на отшибе, иногда выныривал, появлялся на горизонте, однако былого бунтарского единения уже не было. Все мы оставались друзьями, но при этом у каждого была уже своя собственная жизнь… А если не связывает жизнь, то что же связывает?
Пути Господни неисповедимы, и так случилось, что именно мне пришлось провожать его в последний путь.
Как-то нелепо всё произошло: Витя поздно вернулся с работы, утром плохо себя почувствовал. Отвезли в больницу, а вечером взорвалась поджелудочная. И всё. Никто ничего толком не знал, никто не успел помочь.
Когда я примчался в больницу, он был уже в морге. Там сразу же задали вопрос:
– Надо помыть, одеть, привести в порядок. Кто будет оплачивать?
Вот уж не думал, что когда-нибудь буду организовывать Колесу услуги морга…
Стали искать одежду, нашли какой-то пиджак, брюки, в которых его никто раньше не видел. Возникла дилемма, в каких туфлях хоронить: старых или новых, даже нехоженых? Настояли, чтоб ушёл в новых…
Потом привезли гроб, и водитель траурного автобуса заявил, что не обязан укладывать покойников.
Вот и пришлось вдвоём с Вадимом (тоже музыкант и старый приятель) переносить негнущееся тело с бетонного стола в деревянный ящик.
Даже в этом кошмарном состоянии не мог заставить себя воспринимать происходящее, как свершившийся факт.
Смотрел на землистое осунувшееся лицо и не верил, что это Витька Колесник.
Тот самый, когда-то вернувшийся с первых московских гастролей, весёлый, счастливый, неожиданно разбогатевший на новые джинсы и только-только появившийся кассетный плеер.
Воткнув мне в ухо один наушник, и одновременно слушая другой, он восторженно делился. Новый Стинг. Вот как надо лабать.
– Да ты сам поёшь как Коллинз!
– Не… Так, иногда, слегка похоже…
