Архивариус: Я вам обещал рассказать о своей поездке на Украину, и вы, конечно, ждете, что я вам сразу про древности всякие буду говорить. А для меня поездка в Киев и Чернигов в 2005 году была путешествием в детство — в конец сороковых годов прошлого столетия, что по меркам истории, согласитесь, не такая уж глубокая старина.
Тата: Ничего себе, господин Архивариус, это же больше, чем полстолетия!
Кирюша: Полстолетия! Какой вы старенький! Как моя бабушка!
Архивариус: А знаете, это я только снаружи такой старенький, а внутри у меня живут и смешной остриженный после блокады наголо тощий мальчишка, и подросток, гонявший набитый тряпьем мячик за забором школы, и еще много-много разных людей разных возрастов…
Кирюша: Как это?
Архивариус: Точно так же, как в старой дуплистой березе живет тоненькая белоствольная березка. Вы когда-нибудь срез дерева видели?
Кирюша: Еще бы! Тыщу раз! Мы с братом Санькой сколько дров бабульке в Пурнеме напилили. А, я понял: годы просто наслаиваются на человека, как годовые кольца на березу. Так это что же — какой я сегодня, я навсегда останусь внутри? Не хочу! Я же вон вчера маме соврал, что сдачу потерял, а сам мороженое слопал! Это все внутри останется?
Архивариус: Увы-увы! Меня вот тоже иногда и в жар, и в холод бросает, когда вспоминаю некоторые свои детские и юношеские промахи и прегрешения. Особенно перед ушедшими от меня навсегда, у кого уже и прощения не попросить.
Кирюша: Нетушки, сегодня же маме все расскажу и прощения попрошу.
Архивариус: Но ведь внутри человека остаются не только его прегрешения. Там целый огромный мир прошлого, и я это особенно остро почувствовал в Чернигове. Ведь он живет во мне таким, каким был в 1947 году: маленький очень зеленый город с разрушенным центром и сохранившимися или уже отстроенными небольшими белыми домиками на тихих и пыльных улочках ближе к окраинам. Наша школа была как раз на окраине в здании, только что восстановленном после пожара. В годы оккупации там было гестапо, и мы видели в подвале на сырых стенах нацарапанные узниками прощальные записки. А классом старше меня училась девочка-еврейка, которая с мамой сидела в одной из камер и чудом осталась жива. Да я уже вспоминал про нее.
Кирюша: А за что это ее посадили? Она ж совсем была маленькая! Разве маленьких детей в тюрьму сажают?
Архивариус: В годы войны фашисты уничтожили миллионы евреев, цыган, славян, потому что считали их низшей расой, недочеловеками, а себя — сверхчеловеками.
Кирюша: Это еще что за глупости! Какая разница — немец ты, англичанин, негр или украинец? Я вот цыган не очень люблю, так это потому, что мальчишка-цыганенок, меньше меня — шкет совсем — меня толкнул, а потом я гляжу — в кармане дырка, а кошелька нету. А мне мать стошку на тетрадки дала и мороженое купить разрешила.
Архивариус: Ну, я полагаю, это тоже недостаточная причина для того, чтобы всех цыган не любить. Среди них есть воры и жулики — а среди русских их нет? Но есть и цыгане замечательно талантливые, работящие, отличные кузнецы, строители, а какие артисты! Фашизм же утверждает, что есть одна избранная раса — арийцев, к которым они относили себя, и низшие расы, которые должны либо быть уничтожены, либо стать рабами высшей расы господ. В Киеве в Бабьем Яру были расстреляны десятки тысяч евреев — ни за что, просто потому, что они евреи. Там сейчас парк и памятники — вот посмотрите: это взрослым, а это детям.
Кирюша: Это их игрушки?..
Архивариус: Да, такой вот памятник детям, расстрелянным в Бабьем Яру: грустные игрушки, оплакивающие своих хозяев. Но тогда, в 1947 году мы ничего об этом не знали. Мы многого не знали.
Когда я вошел во двор своей школы — той, в которой проучился с 4 по 7 класс в Чернигове, мне показалось, что ничего не изменилось. Школа такая же белая, и грядки опытные — их у нас Тамара Васильевна, ботаничка наша, с нами делала. Потом посмотрел вверх, а надо мной шелестят листьями огромные каштаны — а ведь это мы их посадили, целый ряд. У моей мамы не было 10 рублей на саженец, и мне подарила его Лиза Хацкелевич — толстенькая девочка с длинными косами, с которой мы сидели за одной партой. Так мы и сажали свои саженцы рядом, наш класс посадил штук двадцать, не меньше. А осталось три — огромные деревья, вот смотрите — я на память листок привез. И в этом огромном дереве живет, как во мне, память о том хмуром весеннем дне, когда мы сажали эти саженцы…
С тех пор все изменилось. Город большой, шумный, банки, магазины, скучные пятиэтажки. И я отправился искать старый город – тот, что живет в моей памяти.
Тата: И нашли?
Архивариус: Не все, что помнил, а иногда больше, чем помнил.
Кирюша: Как это?
Архивариус: Минуту терпения. Конечно, по-прежнему утопающий в зелени город стоит на высоком берегу Десны — полноводного притока Днепра. Но прекрасные пойменные луга вдоль берега застроили какими-то безобразными сооружениями.
По-прежнему на самой высокой точке берега возвышается древний вал и курганы — древние захоронения, их тут множество.
Как когда-то, высоко к небу возносят купола древние храмы. Но среди них восставшие из руин церкви, которых я в детстве не видел, — Параскевы Пятницы на торгу, Бориса и Глеба… Это называется реконструкция.
Но давайте я вам по порядку про Чернигов расскажу. В 907 году в договоре Олега с греками впервые упоминается имя города, очевидно, уже существовавшего ранее.
Тата: Это какой договор?
Архивариус: А это когда Олег повесил щит свой на воротах Царьграда. Вспомните, у Пушкина: «Твой щит на вратах Цареграда…» Князь Владимир, Креститель Руси, отдал Чернигов сыну своему Мстиславу.
Кирюша: Который победил Редедю! Храброму!
Архивариус: Совершенно верно. Тмутараканскому и Черниговскому князю. Он пытался захватить Киев в отсутствие Ярослава…
Тата: Мудрого!
Архивариус: Мудрого. Но киевляне его не приняли. А спустя два года, в 1026 году братья помирились и поделили Русь по Днепру: все земли по правому берегу с Киевом отходили Ярославу, а по левому с Черниговом — Мстиславу. И стал он княжить в огромном государстве, простиравшемся до Оки, Дона и Азовского моря. Вот тогда Мстислав и построил детинец между реками Десной и Стрижнем, укрепил его валами и рвом, а посредине возвел огромный Спасо-Преображенский собор. Киевскому Софийскому почти ровесник, а по красоте — соперник. Строили его византийские мастера, мозаик в нем не было, а фреска в нем сохранилась только одна, но и сегодня собор поражает своей красотой и величием.
После смерти Мстислава в 1036 году и это княжество отошло под власть Ярослава. Киевская Русь стала поистине великой, от Новгородских северных земель до приазовских южных. При Святославе Ярославиче обстроился Чернигов, был возведен княжеский дворец, основаны монастыри, сооружены новые храмы, город расцвел и похорошел. И наследники князя из династии Святославичей город украшали. Память о том жива и поныне. В память Бориса и Глеба…
Тата: Первых русских святых, сыновей князя Владимира!
Архивариус: Так вот, в их память возведен был в 1123 году Борисоглебский собор, ныне восстановленный в первоначальном виде. Однокупольный, с волнистым позакомарным перекрытием — вот видите, крыша не скатами, а по полукруглым сводам перекрыта, это и называется позакомарным перекрытием. Стройный собор, красивый! А вот церковь покровительницы торговли Параскевы Пятницы на торгу — одна из самых прославленных на Руси.
Тата: Кирюша, да ты посмотри, как она на новгородскую церковь Параскевы Пятницы на Торгу похожа! Только еще красивее, стройнее!
Архивариус: А вы сравните их!
Кирюша: Новгородская поосанистее, а черниговская — как стрела в небо!
Тата: Да, и у новгородской вон какой куполочек — недомерочек, наверное, поздний, а зато у нее сколько колонок.
Архивариус: Все совершенно верно. Эти церкви — родные сестры, просто черниговская восстановлена после войны в первоначальном виде, то есть реконструирована. С ней связаны два славных имени. Предполагают, что построена она была русским зодчим Петром Милонегом. А после Великой Отечественной войны она была реконструирована по проекту замечательного ученого Петра Дмитриевича Барановского. Мы уже о нем упоминали однажды. Запомните это имя. Когда-нибудь я особо расскажу вам о нем и еще нескольких ученых — хранителях сокровищ нашей культуры.
Кирюша: А имя-то у них одно – Петр!
Архивариус: Верно! А я раньше внимания на это не обращал. Спасибо. Наверное, не случайно: вы ведь помните, что имя «Петр» обозначает камень. Так что я побродил по древнему Чернигову, а потом отправился в пещерный Ильинский монастырь. В мое время он был закрыт, но легенды о черниговских пещерах, о подземном ходе до самого Киева будоражили наше воображение, и однажды мы, вооружившись свечами и веревками, отправились его искать.
Кирюша: Совсем как Том Сойер и Гекльберри Финн! И нашли?
Архивариус: Нашли какой-то вход, но обвалившийся, хотя бродили по берегам Десны целый день, исцарапались, лазая по кустам, потом выкупались в каком-то илистом бочаге, съели с горя хлеб с помидорами, который брали с собой, и вернулись домой сильно разочарованные.
Кирюша: А пещеры-то там есть на самом деле?
Архивариус: Конечно. И в этот раз я в них побывал. Начнем с того, что первыми с древнейших времен в Чернигове были два монастыря — Успенский Елецкий и пещерный Антониев. При князе Святославе Ярославиче зимой 1060 года в густом еловом лесу была чудесным образом явлена икона Успения Богоматери. Здесь и был заложен во имя явленного образа монастырь и поставлен Успенский собор. Он и поныне стоит, в нем и сегодня службы идут. Монастырь также возрожден и, надеюсь, существует ныне. В 1239 году Чернигов был сожжен и ограблен монголо-татарами. Монастырь и город долго пребывали в запустении. Когда в начале XVI века Чернигов перешел во владение Москвы, монастырь ожил, а в 1611 году был снова сожжен поляками. Через 7 лет Чернигов опять попал под власть Польши, собор начал разрушаться… Много бед пережил монастырь, а сегодня снова живет, и снова со всех сторон видны купола стоящего на высокой горе древнего храма.
На другой горе возвышаются купола храма Троицкого Ильинского монастыря на Болдиных горах.
Тата: Ой, это там Пушкин в Болдинскую осень столько всего написал!..
Архивариус: Название «Болдинские» — от славянского слов «болд», что значит «дуб». А дубы ведь не в одном этом месте росли! Болдино — имение Пушкиных находится в Нижегородской губернии. А Болдины горы в Чернигове тянутся вдоль высокого берега Днепра на несколько километров. Мимо входа в Антониевы пещеры Троицкого Ильинского монастыря пройти совсем немудрено. От дороги и от главных помещений монастыря через рощу к пещерам ведут тропы. С верхушки холма сначала открывается верх часовни, а возле — вход в сами пещеры.
Кирюша: А зачем это монахи под землю-то лезли? Прятались от кого, что ли?
Архивариус: Да вроде того. Вы же знаете, что первых христиан в Римской империи преследовали и казнили страшными казнями, поэтому они собирались для молитвы в римских катакомбах — пещерах. Они ставили на стенах и сводах пещер тайные знаки, чаще всего кресты, в пещерах хоронили своих священников.
Позднее в пещерах — и на Руси, как в других христианских странах, — стали селиться монахи. Кто такой монах, вам известно.
Кирюша: Ага, в черное одет, крест на груди и все время молится.
Архивариус: Ну, в какой-то мере… Само слово «монах» происходит от греческого слов «монос» — один, значит. Так называли отшельников. А еще по-русски их называли «иноками».
Тата: Это потому, что они иные, не такие, как все!
Архивариус: Нет, Таточка, слово «инок» — это калька, то есть точный перевод слова «монах», потому что происходит от старославянского слова «инъ», что значит «один». Нередко, желая уединиться и сосредоточиться только на молитвах, монахи становились отшельниками. Вдоль Днепра и Десны очень много пещер, вырубленных в скалах высоких берегов. А вот на севере в этих случаях просто копали землянку и в ней жили. Остатки такой монашеской «пещеры», по словам жителей, выкопанной еще в начале XVII века, мне показала бабушка, у которой я поселился во время этимологической экспедиции на берегу Синичьего озера в Вологодской области еще на практике после первого курса, в 1955 году. Что такое этимология, помните?
Кирюша: Вы слова собирали! Местные старинные говоры. У нас в Пурнеме тоже студенты к бабушке приходили за словами.
Архивариус: Совершенно верно. Но вернемся в Чернигов.
Тата: А бабушка говорила, что иноки словно бы в могилу уходили под землю, отрекались от живого мира.
Архивариус: И это верно. Иные из них и спали в гробу. И хоронили их тут же, нередко просто замуровывая вход в келью. В следующий раз я расскажу вам о пещерах Киево-Печерской лавры, там много таких захоронений. Да и основал Черниговский монастырь бежавший из Киева инок Святой Антоний, почитаемый по всей Руси. Из-за княжеских распрей он был вынужден покинуть на время киевскую обитель и, придя в Чернигов под защиту князя Святослава, в 1069 году выкопал себе на Болдиных горах пещерку неподалеку от Святого урочища. Там, говорят, крестили жителей Чернигова еще посланцы Владимира Святого. Со временем образовался пещерный город, от которого уцелели подземный храм, часовня, галереи, кельи, в их числе — самого Антония. И еще подземное кладбище.
Тата: Ой, страшно, наверное.
Архивариус: Нет, везде проведено электричество и очень много любопытных людей, которые все норовят что-нибудь потрогать и оставить свои следы. Я купил книжечку «Тайны монастырских подземелий», которую написал вполне уважаемый человек — ученый-археолог, тридцать лет изучавший черниговские пещеры. Так вот он среди прочих чудес пишет о привидениях, которые являются людям в этих пещерах, в частности, о черном монахе…
Кирюша: А вы его видели?
Архивариус: К сожалению, нет. Полагаю, все привидения в тот момент в ужасе разбежались, потому что навстречу мне повалила из первого пещерного храма дикая, орущая, хохочущая и визжащая толпа школьников.
Тата: А вы что?
Архивариус: А мне пришлось вспомнить свои учительские годы, остановить это стадо бандерлогов и напомнить им, где они находятся. Только мое настроение было безвозвратно испорчено. Ничего похожего на то, что я пережил в эту поездку в Киево-Печерской Лавре, в ее пещерах, мне в Чернигове испытать не удалось.
Кирюша: А расскажете? Про Киевскую-то?
Архивариус: Конечно. А что бы вам хотелось получить в качестве задания?
Тата: Ой, мне интересно было, что мы растем — и в то же время сохраняемся, как дерево. Можно, я напишу, что я хочу взять с собой в будущую взрослую жизнь, а что пускай уж лучше забуду совсем.
Архивариус: Вообще-то сложноватое вы себе придумали задание. Можно упростить — к примеру, написать о том, какими вы хотели бы увидеть себя лет через 15-20.
Кирюша: Во, это по мне!
Архивариус: Итак, задание на выбор:
Что я хотел бы взять с собой из детства, а с чем распрощаться навсегда?
Или
Каким я хотел бы стать через 20 лет?
Нонна Яковлева