— Слушай, Вероник, а давай встречаться начнём, а? По-взрослому, в смысле.
— Дурак ты, Лёшка, — отмахнулась Вероника, а сама покраснела пуще прежнего.
— А чего дурак-то? — обиделся Алексей. — Я ж серьёзно. Или ты мне, как другу, только и годишься?
Вероника аж задохнулась от возмущения:
— Это ещё кто кому годится! Ишь, разговорился тут, друг сердешный.
— Ну так что, — не унимался Алексей, — будем аль нет?
— Будем, — буркнула Вероника, пряча глаза. — Раз уж приспичило тебе.
***
Вероника со своим суженым Алексеем, можно сказать, с пелёнок знакомы. Их родители соседями были много лет, отец Вероники военным был, но не из этих, кочевых, что по гарнизонам мотаются, а прочно так на одном месте служил, в местной части.
Лишь однажды Анатолию Ивановичу начальство предложило в другой город перевестись, звание ему там пообещали, дескать, кадров у них в городишке том маленьком кот наплакал. Анатолий призадумался да и согласился.
Как Вероника про переезд узнала, так слёзы в три ручья полились: ну куда ж это годится, в восемь-то лет с друзьями расставаться да одноклассниками, что уж как родные стали. А пуще всего малышку удручало, что с Алексеем, дружком своим лучшим, путь-дорожка разойдётся. Парнишка на два года её старше был. Но родители, ясен пень, в Вероникины проблемы не вникали.
— Марин, а Марин, — окликнула соседка через забор Вероникину мать за день до отъезда, — и к чему вам в такую даль переезжать? Анатолий твой новые погоны получит, а для вас-то чего хорошего?
— Да что уж поделать, Петровна, — вздохнула Марина Евграфовна, сворачивая мешки с вещами, — муж сказал — жена сделала.
— А Вероника-то как же? — покачала головой соседка.
— А что Вероника? Привыкнет, чай, не маленькая уже, — махнула рукой мать.
А вечером, едва управившись с чемоданами, подсела к дочке, обняла её:
— Ты уж не серчай, доченька. Новая жизнь у нас начнётся, всё путём будет.
— Не хочу я новую жизнь, — насупилась Вероника, — я к Алёшке хочу.
— Эх, молодо-зелено, — усмехнулась Марина Евграфовна, — забудется всё, вот увидишь.
Веронике только слёзы глотать оставалось. Как же Лёшку-то забыть, друга сердечного, с которым и в казаков-разбойников играли, и все коленки себе в кровь стесали. Ведь только с ним и секретничала, а теперь вона как — лети, Вероника, в новую жизнь, забывай старую.
***
Ох, и тяжкое то было время — Анатолий Иванович при звании новом словно с цепи сорвался, запил, загулял. Только и слышно было, как он хмельным голосом на Марину Евграфовну орёт да кулаками по столу стучит.
— Я те покажу, как на меня зенки пялить! Забыла, с кем разговариваешь, дура деревенская? — надрывался отец.
— Толя, да что ж ты творишь-то, образумься! — пыталась Марина Евграфовна мужа вразумить. — Верка ж в соседней комнате, всё слышит!
Да только куда там — Анатолий Иванович уже себя не помнил от злости пьяной.
Марина терпела, терпела, а потом — будто плотину прорвало. Собрала она в охапку нехитрые пожитки да с Вероникой махнула к родителям обратно. А муженёк дорогой и не шибко расстроился — только рукой махнул. Знамо дело, без жены-то жизнь слаще мёду покажется: пей хоть до зелёных чертей, гуляй хоть до первых петухов — ни тебе нотаций, ни упрёков.
Вероника всё о Лёшке думала, скучала. Девять лет без дружка сердечного, почитай, целую вечность. Вспоминала, как напоследок его обняла да в глаза заплаканные глянула — мол, не поминай лихом, Лёш. А он только кивнул да буркнул:
— Возвращайся давай поскорей, Вероник. Без тебя тут совсем тоска.
Эх, кабы знать Веронике тогда, сколько годков пройдёт, прежде чем им с Алексеем свидеться вновь доведётся. Может, покрепче бы его обняла, да посмелей в глаза глянула. Только вот судьбе, знамо дело, не прикажешь — как карта ляжет, так и жизнь пойдёт.
***
Марина Евграфовна с дочкой Вероникой в родные пенаты вернулись, когда девчушке семнадцать годков стукнуло. Приютили их старики-родители в своей двушке тесной. Марина, недолго думая, за работу ухватилась, жизнь по новой закрутилась.
А Вероника с Алексеем встретилась да диву далась — не признать дружка прежнего! Из мальчонки угловатого в красавца статного превратился, загляденье прямо.
— Пойдём, Вероника, детство вспомним, — подмигнул ей Алексей лукаво. — Прогуляемся, как в старые добрые.
Вероника зарделась да кивнула — пойдём, мол. А на обратном пути возьми Лёшка да и ляпни:
— Слушай, Вероник, а давай встречаться начнём, а? По-взрослому, в смысле.
— Дурак ты, Лёшка, — отмахнулась Вероника, а сама покраснела пуще прежнего.
— А чего дурак-то? — обиделся Алексей. — Я ж серьёзно. Или ты мне, как другу, только и годишься?
Вероника аж задохнулась от возмущения:
— Это ещё кто кому годится! Ишь, разговорился тут, друг сердешный.
— Ну так что, — не унимался Алексей, — будем аль нет?
— Будем, — буркнула Вероника, пряча глаза. — Раз уж приспичило тебе.
Вот так вот, с шуток да прибауток, и завязалась у них любовь. А как Веронике восемнадцать стукнуло, решили они с Алексеем в ЗАГС бежать, расписываться. Марина Евграфовна не против была, родители Лёшкины тоже одобрили.
Антонина Алексеевна, свекровь будущая, и вовсе нарадоваться не могла:
— Хороша невестка-то, — всем знакомым расхваливала, — и чистоплотная, и по хозяйству ловкая, и покладистая. Одно слово — клад!
А как расписались молодые, так вопрос в полный рост встал — где жить-то? До свадьбы недолго они вместе ютились, комнату снимали в коммуналке, да только соседи-алкаши подселились, житья от них не стало.
— Что делать будем, Лёш? — вздыхала Вероника. — Не век же нам по углам мыкаться.
— А ты не кручинься, Вероник, — подбадривал её Алексей, приобнимая за плечи. — Что-нибудь да придумаем. На улице уж точно не останемся.
— Оно конечно, — кивала Вероника, — только хочется уже свой уголок иметь, понимаешь?
— Понимаю, — вздыхал Алексей. — Сам об этом думаю. Может, с родителями моими переговорить? Авось пустят пожить.
— Да ну, — отмахивалась Вероника, — неудобно как-то. Взрослые уже, чай, не дети. Сами должны как-то устраиваться.
— Это ты верно говоришь, — соглашался Алексей. — Только вот с коммуналкой этой долго не протянем. Давеча Митрич, сосед наш, в дым пьяный заявился, орал так, что стены тряслись. Я уж думал, полицию вызывать придётся.
Вероника только рукой махнула — мол, что теперь поделать. А сама всё думала, как бы им из этой ситуации выкрутиться. Не век же по съёмным углам скитаться, в самом-то деле. Охота уже своё гнёздышко свить, чтоб никто не мешал.
Тут-то Марина Евграфовна и подсуетилась. Отца-то она к этому времени схоронила, царствие ему небесное, вот и решила дочке подсобить.
— А что, Вероник, — говорит, — может, вы к нам перебирайтесь? Мы с мамой в одной комнате поместимся, а вы с Лёшей в зале расположитесь. Ничего, потеснимся малость. А там, глядишь, на ноги встанете, своё жильё купите.
Вероника аж подпрыгнула от радости:
— Ой, мам, неужто можно? Вот спасибо тебе, выручила так выручила!
Да только не тут-то было. Алексей наотрез отказался к тёще переезжать.
— Ты что, солнышко, — возмутился он, — не пойду я примаком в дом к твоей маме. Засмеют ведь, скажут — на шее у тёщи сидит, сам ни на что не годен. Не по-мужски это, Вероник.
— Да что ж делать-то? — всплеснула руками Вероника. — Не на улице же ночевать, сам говорил.
— А мы к моим пойдём, — решительно заявил Алексей. — Антонина Алексеевна с Геннадием Фёдоровичем не против будут, я уже говорил с ними. Место найдём, не сомневайся.
Вероника призадумалась. Не хотелось ей к свекрови переезжать, если уж начистоту. Больно уж та настырная да привередливая, не угодишь ей. Но деваться некуда, надо выбирать меньшее из зол.
— Ладно уж, — вздохнула она, — к твоим так к твоим. Только ты это, Лёш, скажи им, чтоб не больно-то командовали. А то я ж тоже не лыком шита, могу и огрызнуться, чай, не маленькая.
— Не боись, Вероника, — подмигнул Алексей, — я им всё объясню. Мы ж теперь семья, сами решать должны, как нам жить.
На том и порешили. Собрали молодые манатки нехитрые да и переехали к родителям Алексея. Комнату им выделили, ремонт небольшой сделали, обустроились потихоньку.
Антонина Алексеевна поначалу и вправду лебезила перед невесткой, мёдом разливалась. А потом, как пообвыклась, начала своё брюзжание разводить.
— Ой, Вероника, что ж ты пыль-то не везде протёрла? А сковородку не дочиста отмыла, гляди-ка, въелось всё. Бельё опять недосушила, куда ж такое годится?
Вероника терпела-терпела, да и не выдержала.
— Мам, ну что вы в самом деле, — возмутилась она, — я ж не нарочно, стараюсь как могу. Сил моих больше нет ваши придирки слушать!
— Ах, старается она, — передразнила свекровь. — Видала я, как ты стараешься. Сынок-то мой весь в трудах да заботах, а ты прохлаждаешься тут.
Алексей только рукой махнул — мол, не обращай внимания, пройдёт. Оно, конечно, легко сказать — не обращай. А каково Веронике каждый божий день нотации эти выслушивать? И борщ у неё не так сварен, и мусор не туда выброшен, и постель не идеально заправлена. Всё не слава богу, всё не по-людски.
Но делать нечего, приходилось терпеть да помалкивать. Не на улицу же, в самом деле, идти. А Алексей всё приговаривал:
— Ты, Вероник, крепись. Ничего, перебьёмся как-нибудь. Вот встанем на ноги, тогда и отдельно заживём, в своё удовольствие.
Вероника только вздыхала да кивала. Что ж, придётся потерпеть, раз такое дело. Не век же им по чужим углам мыкаться, авось и на их улицу праздник придёт. А пока надо в себе держать, характер свой норовистый усмирять. Чай, не маленькая уже, понимать должна.
Так и жили молодые — ни шатко ни валко, меж двух огней. Антонина Алексеевна всё цеплялась да придиралась, а Вероника помалкивала, слова поперёк не говорила. На Алексея вся надежда была — может, и вправду вытянет, отдельное жильё купит.
Ставьте лайк 👍🏼 подписывайтесь на канал ✍🏼