Случился юбилей у Ивана Пантелеймоныча. На восьмой десяток его лета-весны перекинулись.
А так как дело было летом, и тема благоприятная, и мухи летают повсюду с деловым видом - решено было отпраздновать событие у него, в деревне.
Кроме сына Сергея с женой Олей (опять на сносях она, ей-Богу, не баба, а крольчиха), да отпрысков ихних - семилетних малохольных лоботрясов Вани и Мани, и приглашать особо было некого. Чтоб прошло всё, знамо дело, в тесном круге близких. Средь которых, если припрет, и пособачиться не грех.
Пантелеймоныч заранее каждому своё желание о подарке обозначил. Чтоб подарили, и сворачивались поскорее. Весна, мабуть, зовет их в луга да просторы здешние, а они в гостях чужих комаров кормят, и утку жареную расчленяют безжалостно. Время года такое, что падать надо от обилия воздуха, а не от хозяйского самогона.
Сначала, знамо дело, на дачу прибыли отпрыски юбиляра. Первой вошла невестка Ольга, привычно держащаяся за огромный живот уже восемь с лишком годков. - Поздравлямши вас, батюшка, - говорит.
А сама так и косит лиловым глазом на праздничный стол. Али на утку все же калибр подбирает, али мечтает, с какого бока порося кромсать начнет. И кактус с потухшими колючками свекру любезно вручает.
- Держите это чудо флоры, папа, - говорит, - оно вам туточки в усадьбе вашей всех лютых микробов изничтожит. И поливать часто не надобно. Если что, кот ваш, Фома, с удовольствием на помощь придёт. Просить не придётся.
Рад именинник подарку, сил нет. Хотя просил герань розовую на подоконник, чтоб гармония была. Феншуйс, по ихнему. Ну да ладно, главное, говорят, внимание.
Следом за супругой и сын Ивана нарисовался. Улыбнулся, вдохнул полной грудью, и потянулся так, что все 208 костей его скелета радостно скрипнули.
- Примите, папаша, презент городской, - говорит, - всё на ваш персональный заказ, в лучшем сельпо по дороге прихватизировали.
Ни дать, ни взять - держите эту косу на долгую память. Чтоб зайцы всякие по ночам не занимались у вас трын-травой. Я бы и себе такую купил, но в городе поставить её, сердешную, некуда.
Рад именинник подарку, сил нет. Хотя просил газонокосилку. Ну да ладно, главное, говорят, внимание.
Два оболтуса Ваня и Маня тоже не остались в стороне. В плане подношений не ударили щеками в чернозём.
Внук преподнёс деду собственноручно изготовленную рогатку, а внучка - стихи свои. Авторские. Которые и зачитала заунывным голосом, слегка заикаясь от волнения:
"Как так сделать чтобы дед,
Мне купил велосипед,
Чтоб колеса в нём блестели,
Чтоб вокруг все обалдели,
Чтоб по сотне мне платили,
Все, кого я прокатила,
Жить начну тогда без бед,
В общем, с Днём рождения, дед!"
Наконец, устроилось семейство за столом хлебосольным. Пантелеймоныч посередине восседает. Справа от него, наследник Сергей невежливо кряхтит. Потому как кот хозяйский шибко Серёгу ненавидит. Всё норовит штаны ему порвать и зубами в голень впиться с аппетитом.
Оленька привычно за живот хватается. Как блюдо с уткой отодвинули от неё, так совсем плохая стала.
- Рожаю, - шепчет, - и бледная вся как сустатку. Отвели на крыльцо, в место, где Фома поутру кусты метит. Наклонили. Вдохнула. Отпустило...
Малолетние обалдуи работают по своей обычной программе. Взяли все сладкое, и айда на улицу, кота Фому кормить.
Так, в черном списке животного появилось ещё два имени...
- Еда - дело хорошее, -говорит, вставая, Сергей, - но пора бы и о земном перетереть, батя. Вишь, прибавка в нашем семействе в скором времени намечается. Олька совсем как с цепи сорвалась, в родильный дом уже без паспорта проникает, а я тут вообще лицо не заинтересованное. Но надобно бы нам, батя, как-то жилищный вопрос обговорить. Дом у тебя большой, нам впятером в самый раз будет. А ты в городе поживи, в однокомнатных наших аппаратаментах. Покуда мы домик твой на выгодных условиях не задвинем. Купим трёшку в райцентре. И тебя заберём. Там печь топить не утруждаются, вода плещется в ванне: хошь, под душевым водопадом Витасом вой, хошь, ныряй в ванну, как Немо. В одной комнате я жить буду, во
второй - старшие наследники нашенские. В третьей - Олька с новорожденным. Чтоб никто не мешал бабе с кульком орущим возиться, и потихоньку готовиться к следующему визиту в роддом.
Именинник онемел.
- А хде же, - вопрошает, - я сам кантоваться стану?
- А тебе, отец, мы кладовку оборудуем по лучшим, значица, городским стандартам. Чтоб и лампа, и софа, и кактус там смогли ужиться. Мабуть, томным вечером захочешь ты прессу поглядеть. А тут тебе все условия! А пока я, в связи с жизненными невзгодами, числюсь немного безработным, то твоей пенсии и денег от сдачи однушки хватит и на баранки твои любимые, и на все сопутствующие заварочные дела.
- Небось, тарелку супу не зажмём для любимого бати, - подаёт голос невестка, - чай, не чужие хошь по плоти, хошь по морде лица.
Встал Иван. Хмурится. Жестикулирует, зовёт кого-то, руками во все стороны машет супротив часовой стрелки. И тут появляется возле праздничного стола какая-то молодая женщина. На вид лет 35-50. Может, ближе к 60-ти. И лапку свою с ноготками крашеными небрежно на плечо юбиляра укладывает. И рада всех видеть безмерно. Несмотря на то, что Сергей продолжает кряхтеть, а Оля - рожать в прямом эфире.
- А это моя невеста Светлана. Знакомьтесь. Знамо дело, прям сегодня пополудни решили мы объявить вам, дети, о скором сочетании брачном. Хотим души наши невинные соединить в порыве любви и страсти. Штоб плыть по бурному океану жизни взявшись за руки. Мабуть, и берег встретится на нашем пути. Успеем урожай осенью собрать.
Оленька побледнела. И в жареную утку не стреляет очами более. И рожать начинает усиленно.
Фома прекратил жевать вторую штанину Серёжи. Никак запахло там чем-то нехорошим.
И Маня велосипед более не клянчит.
Так и уехали родственники, не отведав ядрёного ивановского самогона. И невесту лобызать отказались, сославшись на принципы гигиены.
И не приезжают больше.