(Евгений Алехин. Луноход-1. М., Городец. 2024)
Давайте для затравки немного покрутим в головах такую вот мысль: если компрадорско-шубинская литература храбрым «Титаником» движется туда, куда следует, что придёт за ней? Что за дерзкие ростки взрастут на отравленных премиальным борщевиком гектарах литугодий?
Один образ будущего в виде романа Даниила Туленкова «Шторм Z» мы увидели. Но не фронтом же единым будет шириться литература ближнего будущего? Что-то же должно быть ещё?
Ответ, казалось, нашёлся на недавней ярмарке non/fiction. На стенде издательства «Городец». По ту сторону прилавка бодрые девчонки расхваливали кому-то молодому и бородатому книжную серию «Во весь голос».
— Мы собираем самую безбашенную молодую литературу! — кажется, так говорили девчонки бородачу. — И издаём! Вот! Смотрите!
«Вот оно как!» — задумался Лев Валерьевич. Релизы этой серии мы пару раз обозревали. Алкогольно-прокрастинационный «Дирижабль» Кирилла Рябова и вопиюще непотребную «Краснодарскую прописку» Анны Ивановой.
Издаётся серия под патронажем Вадима Левенталя. Хедлайнерами проекта выступают, видимо, Кирилл Рябов, Александр Пелевин, Мршавко Штапич. А за ними, в целом понятными — целый шлейф авторов молодых и не особо внятных в первом приближении. Но даже и у этих, неведомых — по нескольку релизов. Значит, они популярны, что ли? Кто такие, почему не знаю?
Вот, например, кто такой Евгений Алёхин, у которого представлено не то две, не то три книги?
— А это наша восходящая звезда! — сообщили мне девушки. — Очень талантливый! Рэпер! С предельной откровенностью пишет!
— Скажите прямо, — потребовал я, — это по-настоящему чудовищно?
— Ну, не так, чтобы очень! — успокоили девушки.
Полное собрание рэпера Алёхина я, понятно, брать не стал. А вот продукт в жёлтенькой по краю обложечке взял. Там, как рассказали девушки, были три «откровенных» (что бы это ни значило) повести.
Но давайте же посмотрим, что за буквы рассыпает перед нами этот рэпер, этот
НЕВЕДОМЫЙ ХЭДЛАЙНЕР
И, возможно, поняв и осмыслив этот буквопротуберанец, что-то поймём и про новую серию Вадима Левенталя. Что там за «безбашенная» проза такая?
Посмотрев на аннотацию на задней части обложки, узнаём, что автор, 1985 года рождения, стал одним из лауреатов премии «Дебют», «вследствие чего еще совсем юношей допился до микроинсульта». Звучит располагающе, согласитесь. Помотало, значит, человека. Хорошо же? Насторожило, правда, что автор «в настоящее время придерживается ЗОЖ…» Обратите внимание на это лукавое «в настоящее время». Не «навсегда», не «категорически». А так, обтекаемо…
«Автор, возможно, действительно мастер слова!» — подумалось невероятное. Хотя почему невероятное? Может, в серию «Во весь голос», в эту отдушину, ринулись молодые и гениальные?
Многое о буквопродукте может рассказать эпиграф — обрисовать эрудицию, например. Если текст предваряет какое-нибудь расхожее изречение из статуса в «Одноклассниках» — это одно. А если какая-нибудь хитрая цитата с подковыркой — другое дело.
Но в «Луноходе-1» эпиграфы (их два) ввергли меня во что-то вроде удивления. Первый — из Детской Библии, второй — из репертуара группы «Манго-Манго». Обе цитаты производили впечатление бессмысленных. Хотя как знать?
Но есть ещё один безошибочный индикатор – это
ПЕРВАЯ СТРАНИЦА
Обычно все авторы на старте фокусничают, интересничают. Откровенный рэпер Алёхин — не исключение. В самом начале первой, титульной, повести читаем:
«Создать новый документ». Создал, посмотрел на чистый лист, придумал, как расположить его на экране…»
Да, просто. Но, в принципе, неплохой заход. ЗачОт. Но что же дальше?
Дальше, как говорил Владимир Семёнович, «час зачатья я помню не точно». Автор начинает повествование с рождения героя.
«Маленькое существо чувствует, что такое время, знает, что такое голод, ловит запах матери и ее тепло».
Впроброс даны характеры — отец, мать, вредная старшая сестра. В принципе, не частое явление — характеры-то. Тоже похвально.
Дочитав до первых ясельно-детсадовских конфликтов, я прямо обрадовался и духом воспрял. Потому что конфликты-то — не по поводу сломанной игрушки, а поинтереснее.
«Первый раз на сцене.
— У нас здесь будущий художник! Садись, молодец. Отдам твоим родителям.
— О-о, вот будущий художник, — сказал кто-то, и кто-то хихикнул.
Я прошел обратно, но не понял, что это было, почему меня сейчас показали другим. Почему кому-то это показалось смешным? Замешкался, и это почувствовал какой-то ребенок.
На прогулке он набросился с воплем».
«Опа! — подумал Лев Валерьевич. — Да никак притча перед нами о становлении и взрослении человека искусства? О восхождении гадкого детсадовского утёнка к вершинам рэперского мастерства!»
И всё, в общем-то, предвещало:
«Отчего-то все, что я делал, выделялось особенно. Уже тогда проявлялся мой основной талант — сцена. Стоило пошутить кому-то, никто не замечал, но если я повторял шутку, сразу же становился объектом внимания. Положительных сторон в детском саду от этого не было. Можно было стать козлом отпущения».
А вот вредная старшая сестра говорит крохе-герою, забирая того из садика:
«— Ты думаешь медленно, но смотришь в глубину. Ты будешь заниматься творчеством.
— А что значит творчеством?
— Ну вот ты любишь рисовать. Творить. Наверное, родители отдадут тебя в художественную школу. Или станешь газетчиком, как папа».
И всё это в сопровождении леденящих душу детсадовских ужасов:
«Суп. Суп. Супец. Слезы текли, я взял ложку, но горечь рыданий не зашла, и меня слегка вырвало в тарелку. Я думал, никто не заметил, взял ложку с супом и рвотой, продолжил измываться над собой».
И вот где-то на середине детсадовской части в повествование вторгается
НЕОЖИДАННЫЙ МОТИВ
Который далее приобретает глубину и мощь мотива основного, разрастается вширь и ввысь. Становится лейтмотивом.
Прежде, чем раскрыть вам эту удушающую тайну, давайте я немного поворчу. На себя. Ведь читал же я «Краснодарскую прописку» Ивановой! И с какого перепугу ожидал, что будет как-то по-другому?
Впервые с лейтмотивом мы сталкиваемся вот при каких обстоятельствах:
«Пусть у меня есть писька, а не дырочка, не пушок», — размышляет герой на стр. 24.
В принципе, непорицаемо. Все мы о чём-то подобном размышляли в таком возрасте. Но уже очень скоро мы сталкиваемся с оргией в детском саду:
«…в соседней с ней спальной комнате двадцать перешептывающихся детей, некоторые даже перелезают на койки к противоположному полу, чтобы потрогать пипки».
Не будем жестко придираться к «койкам противоположного пола». «Не многовато ли пипкоцентнеров на буквогектар?» — задумываемся мы.
Но автора уже несёт рэперской скороговоркой:
«Еще я недавно узнал, что такое трахаться, и у меня появился интерес к сиськам и голым женским ногам. Если в фильме я видел фрагмент оголенного тела, писюн наливался кровью, а голова могла закружиться. Также я обнаружил щель между дверью и проемом в месте, где дверь ванной крепилась на петли, и через эти щели можно было увидеть маму или сестру, когда они мылись. Я позволял себе посмотреть пару секунд, после чего страх и восхищение заставляли меня бежать подальше с места преступления».
И вот в какой-то момент мы понимаем, что
ВЕСЬ БУКВОПРОДУКТ ИМЕННО ПРО ЭТО!
Про детско-подростковый онанизм. И, в общем-то, никаких иных смыслов оттуда извлечь вашему покорному не удалось. Про это — и первая повесть, и вторая, и третья. И «Детство», и «Отрочество», и «Юность». Или вот знаете, у Драйзера была «Трилогия желания» («Финансист», «Титан», «Стоик»). Так и у Алёхина — трилогия неудовлетворённого желания. Калибром раз в дцать поменьше.
Я-то, наивный, про первую любовь надеялся прочитать. Но любви здесь нет. Ну, разве что-то в таком духе:
«Мы сосались и сосались, губы работали мягко и смачно, а длинный нос установили как необходимое для большего куража препятствие. Он мешал вертеть головой, слегка отталкивая при каждом повороте, но губы тут же сочно втягивали мое лицо обратно. На скамейках и на качелях, возле песочниц и милицейских будок целовались, пока голова не закружится, курили и делали маленькие перебежки. Моя телка сосала мне мочки ушей. Я неуверенно тянул ее в подъезд или кусты, но она отвечала:
— Не пойду».
Тут много красот — «установленный» длинный нос, и всасывание губами лица.
Но кончается эта дворовая эротика предсказуемо:
«Мои губы еще так не опухали от поцелуев. Я еле волочил свои рот и ноги, пах еще не остыл, шляпа еще не понимала, что ее облапошили, все еще ждала прикосновений к мякоти. Мне не терпелось подрочить, я уже представлял, как разряжусь и буду лицемерно ругать себя: нормальные пацаны делают это с телками, а не в одиночестве»
Ну, вы поняли...
В одном из предыдущих обзоров я жёстко высмеивал «Краснодарскую прописку» Ивановой за явный перебор секса. Но Иванова — лучше. Там хоть происходит некая пенетрация, взаимопроникновение и обмен жидкостями. А у Алёхина — только лишь мастурбация.
«А в чём он неправ?» — спросите вы. Действительно, разве не бывает в детстве того, что Бивис с Баттхедом называли «передёргиванием затвора»? Бывает, конечно. Но оно, это наваждение не затмевает ведь всё вокруг. А так, получается, мы зачем-то читаем трилогию, которую правильнее было бы назвать «Как я трепал писюн», простите.
В какой-то момент от этих похождений юного мастурбатора стало не слегка подташнивать. Читал уже стиснув зубы, не скрою.
Утешало одно — то, что вроде бы — все трусы навыворот. Герой играет в карманный бильярд с чемпионским азартом. Но в какой-то момент я понял страшное:
АВТОР НЕ ОТКРОВЕНЕН
А из чего я это понял? Да вот хотя бы из этого фрагмента:
«Я еще не научился прощать себе эту привычку, но уже почти понимал, что дрочить — нормально. Догадывался, что все врут. Однако я дал себе зарок хотя бы не изгаляться: делать это только рукой, как нормальный человек, а не извращенец. Не пихать в свернутые в трубку газеты, не погружать член в наполненный теплой водой презерватив, не запихивать между диванных подушек, в общем, не изобретать симулятор, передергивать по необходимости, но не превращать создание дрочильни в смысл своей жизни».
«И слава Богу! — думаешь машинально. — Хоть этого нам описывать не будут».
А через примерно секунду просыпается другая мысль: «А почему это не будут?» Ведь достаточно очевидно, что автор/герой придуривается. Всё перечисленное он пробовал. Иначе откуда бы знал все эти странные способы? Нагуглил, что ли? Явно какой-то опыт-то есть! Ну, и почему бы не рассказать?
Ведь, несмотря на то, что герой не вынимает рук из подтрусья, трилогия потрясающе неэротична, а всё геройское самоудовлетворение скучно, как школьная хрестоматия.
И ведь автор думает, что Америку открывает — вот, что самое печальное. А между тем — дежа вю, друзья. Всё уже было! Да и как было! В 90-е у нас издали американского классика Филиппа Рота, роман «Болезнь Портного». И вот там, на первых тридцати страницах — ох, что за феерия самоудовлетворения разворачивается. Самые дикие способы, концентрированно.
А здесь? Так, водичка бледная. И автор врёт, назвался откровенным и не оправдывает взваленных на себя регалий.
Максимум, на что герой (якобы) способен, это вот на что:
«Также я открыл еще одну перверсию: приоткрыть балкон и встать голым на сквозняке у батареи. Ветерок приятно щекотал открытый беззащитный пах, я зажимал глаза, представлял, как будто это девушка гладит меня».
Суррогат, согласитесь. Прямо удивительное открытие — автор-то скрытен!
Нет, он проговаривается.
Вот, например, эпизод из первого, детсадовского текста. На одном из детских рисунков кто-то намалевал свастику. Все дети указывают на героя — он! Он! Но тот стоит на своём — не я. Хотя читателю как бы очевидно, что он, больше некому. Ну, и признался бы. По детской дурости уж простительно. Но нет, не признаётся, ограничивается туманными фразами:
«Может быть, во мне жил злодей, мелкий фашист, и это он нарисовал знак».
В общем, всё понятно.
Но, мне кажется, вы спросите:
НЕУЖЕЛИ В КНИГЕ НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ ПЕРЕДЁРГИВАНИЯ?
Ну, как вам сказать, друзья. К финалу позднейшей повести (она, согласно информации в авторском послесловии написана позже всех: «Луноход» написан совсем недавно, в июне этого (2023. — Л.Р.) года») автор открывает для себя сортирный юмор. От всех примеров избавлю, но выглядит это как-то так:
«Не снимая ботинок, я забежал в туалет, но запутался в штанах, не успел. Понос брызнул в трусы, а когда я их снял, то обосрал штаны, пол, стены, унитаз, все вокруг».
Простите за цитату. Юная боллитра — она такая.
Иного юмора здесь нет. Иногда автор заговаривается. Например, на стр. 98:
«Наверное, жопа — мое тотемное животное».
Я рыдал от смеха, друзья. Но смех — не авторским искусством вызван. Скорее, неловкостью.
Каких-то более-менее глубоких осмыслений проблем бытия (пусть и устами младенца) — тоже нет как нет. Иногда проскальзывает какая-нибудь максима, откуда-то из «Одноклассников» явно почёрпнутая:
«Теперь же нужно быть осторожным, так как мы отвечаем за все свои постпуки, потому что у нас теперь есть свобода воли».
Именно «постпуки», друзья. Так в буквопродукте, на стр. 108. Эта опечатка, возможно, лучшее, что есть здесь вообще. И она примерно всё объясняет. Три повести, три «постпука».
Каких-то интересных слов — в общем-то, нет. Лексический запас автора достаточно беден, не нагулян на пастбищах классики. Хотя, скажу так, что автор упоминает Стейнбека, Кафку, Сэлинджера. То есть, что-то, в принципе, явно читал.
Но давайте закругляться, ибо рецензия не резиновая. Взглянем напоследок на удивительный документ — авторское послесловие в конце буквопродукта. В частности, там рассказывается про
ТВОРЧЕСКИЕ ПЛАНЫ
Вот самый ближайший проект. Трепещем:
«Но моя следующая книга будет называться «Ебло», и она будет об актере, а не обо мне».
Что ж, поздравим Вадима Андреевича Левенталя с обретением этакого интересного автора. А Алёхин интересничает:
«Между «Луноходом» и «Восхождением» в призрачном мире существует еще одна повесть, а скорее даже роман. Он будет называться «Отрочество», и точных сроков своего появления в референтной реальности не сообщает».
Что ж, мы уже догадались, что-то про онанизм ещё осталось недорассказанным.
Между тем, раскрываются и секреты творческой кухни:
«С каждой новой книгой (по мнению некоторых — лишенной настоящего творчества, сочинительства) мне все легче держать оборону. По-прежнему больше нравится брать что-то из своей жизни и находить там этюды».
Как вам «нахождение этюдов», друзья? Ну, вот да.
Впрочем, в отношении себя, любимого (а герой трилогии себя — любит, как мы могли убедиться), автор не сдерживает никакого, простите, словарного запаса:
«…автор с подлинной и качественной беллетристикой, с бульварным чтивом без марсель-прустовского ковыряния на едином миллиметре!»
«Ковыряние», «единый миллиметр». Ну, филфак за плечами, сразу видно.
Если серьёзно, друзья, то как-то я совсем не впечатлён прочитанным. Да, здесь нету шизофренической русофобии, как в релизах РЕШ. Но и всего остального как-то совсем не густо.
Закрадывается подозрение — уж не дёрганием ли писек решил Вадим Андреевич застолбить для серии читательскую поляну? Ну, пока вот, по прочтении молодёжных буквопродуктов такое впечатление складывается.
Лев Рыжков для сайта Альтерлит