Радке было ужасно страшно.
В темноте ночи ветви деревьев казались ей когтистыми лапами, готовыми ее схватить. Она ощущала их сухие прикосновения на волосах и плечах и каждый раз вздрагивала, боясь, что уж в этот раз ее точно не выпустят. Но, несмотря на страх, девушка продолжала идти по ночному лесу, вглядываясь в каждое дерево – вдруг в этот раз повезет? Вдруг она увидит заветные оленьи рога?
И тогда все ее желания сбудутся. Тогда ей уже не придется бояться.
Прошлой ночью, когда на деревню опустилась густая, бархатная тьма, Радка пробралась в избу Ольды, местной ведуньи. Ольду недолюбливали и даже побаивались, только никто не смел сказать ей и слова поперек. Старая женщина лечила скотину, исцеляла хвори, а иногда шептала наговоры так, что охотник возвращался с полным мешком добычи. А то, что на заднем дворе Ольды горели костры, в которых она жгла мешочки с травами да звериные косточки, никому не вредило. Только матери иногда пугали детей перед сном: «Если будешь плохо себя вести, Ольда позовет тварей из болот, и они утянут тебя за собой в трясину». На это дети взвизгивали и принимались ворочаться под одеялом, стараясь укутаться посильнее, чтобы болотные твари их не достали. А матери, задувая свечи, молча качали головой да глядели из окна на одинокую избушку на отшибе, на заднем дворе которой каждую ночь плясало пламя.
Едва Радка переступила порог избы, ведунья отвернулась от стола и уперла руки в бока.
— Дурная ты девка, — сказала она, сверля Радку взглядом. — Бартош будет тебе славным мужем.
— Не хочу, — всхлипнула Радка и кинулась в ноги старой женщине. – Не хочу за него, не хочу!
— А об отце с матерью ты подумала? Они тебе, дуре, добра желают,- Ольда одним махом сгребла со стола рассыпанные травы и цветы в узелок и спрятала его в складках юбки. – Бартош завидный жених, состоятельный. Может вспылить, но куда мужику без характера? Любая бы на твоем месте от радости матери с отцом ноги целовала, что за такого парня сосватали.
Радка подняла на женщину больные, воспаленные глаза, но не сказала ни слова. А Ольде ее слова были ни к чему – она сама скорее удавилась бы на суку, чем пошла за Бартоша.
То, что Бартош был состоятельным и завидным женихом, было правдой – он был сыном местного войта. Вот только характером Бартош пошел в покойного деда, а тот славился на всю округу своей жестокостью. Говорили, что у старого дьявола было три жены, и ни одна не умерла своей смертью. Много чего еще говорили про покойного старика, но ничего хорошего в этих рассказах не было. Вот только родители Радки решили, что это люди от зависти к роду и положению Бартоша брешут, а потому и сосватали ему единственную дочь.
— Как вернусь домой, так и свадьбу сыграем, — сказал Бартош нареченной невесте перед тем, как направиться с набегом на соседнюю деревню. – Готовь для меня свадебные бусы, любимая.
И с этими словами он до крови хлестанул своего коня по гладкому боку, развернулся и пустился прочь, по пыльной дороге. А за ним, с криком и улюлюканьем, понеслась его дружина.
Радка проплакала тогда весь день, но отец с матерью были неумолимы. И тогда она решила пойти к Ольде.
И теперь, старая ведунья смотрела на девушку перед собой и про себя молила: «Ну заплачь же, заплачь! Пролей слезы, и тогда я выгоню тебя, и ты наденешь на шею Бартоша алые свадебные бусы. Пролей хоть одну слезинку!»
Но Радка молчала, а глаза у нее были совершенно сухие. Вдруг она разомкнула губы и сказала скучным, бесцветным голосом:
— А ведь он выследит меня, Ольда. Выследит и убьет, если я откажусь. Если я его…опозорю. А если пойду за него, он убьет меня, когда я перестану для него плакать. Есть у тебя средство от такого? Есть травы, которые мне помогут? Знаю, что нет – потому что каменное сердце ни одна трава не размягчит.
— Завтра ночью иди в лес,- медленно сказала Ольда, беря руки девушки в свои. – Найдешь в лесу дерево с оленьими рогами и повесишь на него свадебные бусы.
— И что тогда будет? – в глазах Радки загорелась надежда. Или может, это отразился в них огонек свечи? Ольда не знала.
— И тогда лесной царь заберет тебя в жены, и ты будешь свободна,- старуха выпустила ее руки и отвернулась. – И Бартош тебя никогда не найдет.
Радка хотела было спросить, какую свободу она получит, но вдруг она все поняла. Поняла по подрагивающей спине старой женщины, которая отвернулась от нее, поняла по звенящей тишине, в которой оглушительно трещал фитилек свечи.
— Спасибо, — девушка положила на стол маленький сверток и вышла из избы, не оглядываясь. – Спасибо тебе, Ольда.
Лишь когда шаги ее окончательно стихли, ведунья дрожащими руками развернула сверток. Ей на колени упал расшитый цветами платочек. Ольда заплакала.
Радке было ужасно страшно, но она продиралась сквозь лесную чащу и всматривалась, всматривалась в деревья вокруг. И вот, когда она уже совсем выбилась из сил, а царапины на ногах и руках кровоточили, не переставая, тогда она, наконец, увидела заветные оленьи рога на огромном вековом дубе.
Рога висели на ветвях, точно диковинная корона, и ярко выделялись из темноты своей отполированной белизной. Девушка медленно подошла к дереву и осторожно провела пальцем по шероховатой поверхности рогов.
— Теплые, — пробормотала она, поднимая руку с зажатыми в ней алыми бусами. Помедлила мгновение, закрыла глаза, а потом глубоко вдохнула раз, другой. Назад пути не было.
Радка аккуратно, благоговейно намотала крупные бусины на рога. С нежностью погладила украшение, а потом и рога, и тихо ойкнула, когда острый костяной кончик уколол ей палец. На подушечке расцвела маленькая капля крови и сорвалась вниз, в густой мох под ногами.
— Забери меня в жены, — прошептала Радка, и вслед за капелькой крови, в мох скатилась горячая слезинка. – Я буду послушной и верной, только забери меня, прошу.
Ей показалось, или листва зашелестела громче обычного? Радка прислушалась, но лес больше не издал ни звука. Девушка в последний раз прикоснулась к своим алым свадебным бусам и побежала прочь, домой.
А за ее спиной упала на бусы чья-то темная тень.
На следующее утро, Радка ходила молчаливая, сама не своя. «Заберет, не заберет?», гадала про себя, отвечая на вопросы отца и матери невпопад. Старая Ольда наблюдала за ней издалека со своего двора и лишь качала головой. Ей не нужно было подходить к Радке, чтобы разглядеть царапину на ее безымянном пальце. Ведунья ее чуяла.
— Завтра Бартош возвращается, - сказала мать Радке. — Слезы не лей, не позорь нас перед людьми. Все уже готово к свадьбе, так что отпирайся сколько влезет, а замуж ты пойдешь.
Радка ей на это ничего не ответила – все поглядывала в лес, словно высматривая кого-то.
— И сбегать не думай, — добавила мать, проследив за ее взглядом. — Тебе же хуже будет.
Радка сбегать не думала, но к вечеру ей становилось все тоскливее и тоскливее. Неужели соврала Ольда и лесной царь не придет к ней свататься? А может, Радка ему вовсе не нужна и не вышла ни умом, ни красотой для него?
Когда на деревню опустилась ночь, Радка заплакала тихонько и пошла в дом. Легла на кровать, накрывшись с головой, и крепко зажмурилась. Пусть во сне мне станет легче, загадала она.
Вдруг кто-то позвал ее тихонько по имени. Радка подскочила с кровати, заозиралась испуганно, но нет, ни отец, ни мать не проснулись – спят спокойно. Ее позвали снова – снаружи, с улицы. Голос бархатный, ласковый.
Радка тихонько выскользнула на улицу и завертела головой. По привычке посмотрела в сторону избы Ольды, но ее ночной костер давно угас – едва-едва можно было разглядеть тонкую струйку дыма, вьющуюся над домом. Только она собиралась оглянуться и посмотреть, кто ее звал, как снова услышала голос – он шел из леса.
«Лесной царь меня к себе кличет!», сердце девушки затрепетало, как птица в силках. Она кинулась вперед по тропе, к лесу, оставляя позади отчий дом, избу Ольды и всю деревню.
Не дойдя до края леса, она увидела его.
Лесной царь был высок и статен. Его черные, непослушные кудри падали на бледное, улыбающееся лицо. У него были темные глаза, которые тоже улыбались – улыбались ей, Радке, как любимой жене. Он протянул руки, и она упала в них, отдавая всю себя его воле.
— Будешь моей женой? – нежно спросил лесной царь, целуя Радку в спутанные светлые волосы.
— Буду, — она прижалась к нему и вдохнула запах трав и хвои. Почувствовала, как в груди разливается тепло.
Он заботливо надел ей на шею алые свадебные бусы.
— Да будет так, и лес нам свидетель, — и с этими словами, лесной царь взял ее лицо в свои руки и бережно поцеловал.
***
Едва Бартош вернулся в деревню, он тут же направился прямиком к дому Радки.
— Открывай, жена! – забарабанил он кулаком в дверь, и вся его дружина отозвалась гоготом. — Я приехал забрать тебя и сделать своей!
Дверь отворилась, и на пороге показался отец Радки. За его спиной Бартош разглядел заплаканную мать.
— Сбежала, паршивка, — прошипел сквозь зубы мужчина, глядя куда-то через плечо Бартоша. – Ночью сбежала. Ты только не сердись, сынок, мы ее враз отыщем.
Бартош наотмашь хлестанул старика по щеке и сплюнул на землю.
— Вещь мне ее, живо, — процедил он. — Любую тряпку.
Мать Радки суетливо подбежала к дверям, сжимая в руке рубашку дочери. Бартош выхватил ее и сунул под нос своему псу.
— А ну бери след! – страшно крикнул он. Кобель шумно втянул воздух и завыл, а после кинулся по тропе в лес. За ним, все с тем же смехом и гоготом, кинулись всадники – а Бартош, мгновенно взлетев в седло, скакал впереди, охаживая бока своего коня кнутом.
«Найду стерву – три шкуры с нее спущу», думал он, не отрывая взгляда от бегущей впереди собаки. «Будет знать, как сбегать от меня. А надумает удрать еще раз – переломаю ноги».
Постепенно, деревья вокруг отряда начали сгущаться. Вот уже и кони сбавили темп: с галопа перешли на рысь, а потом и вовсе на шаг. Кобель Бартоша вдруг осел на задние лапы и заскулил.
— Дальше пешком, — Бартош спешился и махнул рукой. —Чую, недалеко уже.
Проходя мимо собаки, все еще сидящей на земле, Бартош сильно ударил пса в бок носком сапога. Пес тут же подскочил, заскулил, но, встретив взгляд хозяина, прижал уши и побрел вперед. Шерсть на его холке встала дыбом.
— Во дает девка, — восхищенно присвистнул кто-то за спиной Бартоша. – В такую глушь забежала. Здорово испугалась собственной свадьбы!
— Молчи,- Бартош крутанулся на месте, сверкая глазами.- Я ее найду и сделаю своей, чего бы мне это не стоило. Такого позора я терпеть не буду – чтобы жена от мужа убегала. Когда я ее найду, я…
И тут он осекся, потому что увидел ее.
Радка была там, у огромного векового дуба. Тело ее оплетали сухие колючие ветви, а на голове, точно диковинная корона, покоились оленьи рога. Из груди девушки торчал острый сук, и конец его блестел таким же ярким цветом, что и бусы на шее покойной.
— Сбежала-таки,- Бартош плюнул на ее тело. — Ну так пусть лесной черт тебе будет мужем!
Он с раздражением отвернулся и махнул рукой: поворачиваем. А за его спиной, солнечный свет упал на лицо Радки, запутался в светлых волосах, погладил губы, застывшие в улыбке – в улыбке, которая была дарована тому, кто сделал Радку своей.