— Ну, Гала Самуэлевна, ну, пожалуйста! Ну, неделю! Всего неделю! Ну совершенно некому оставить! Не Санычу же из двенадцатой квартиры оставлять! Он его или накормить забудет, или потеряет. Или того хуже — пропьёт.
Костик топтался в дверях и страдальчески заглядывал Гале Самуэлевне в глаза. Отметив, что при имени Саныч её слегка передёрнуло, Костик удвоил напор:
— Да! Да, Гала Самуэлевна! Разве можно Санычу животных доверять?! Он же безответственный тип! Совершеннейший маргинал!
Гала Самуэлевна едва заметно кивнула, соглашаясь, Костик воинственно выдохнул и продолжил:
— А больше кому? Михальчуки в отпуск уехали. Камырин последнее время работает аж сутки через сутки. У Савельевых младенец, они точно не возьмут. А у Тарасенко этот.. как его... ну-у-у... Раммштайн же! Он моего Пантюшу просто сожрёт ещё в первый день и всё!
Костик был прав. Тарасенковский Раммштайн был не собакой, а оборонным объектом на случай войны. Будучи габаритами примерно с грузовик, он держал в страхе всю округу. От гавка, которым он встречал хозяина с работы, их добротная сталинка вздрагивала всеми пятью этажами, а у машин во дворе срабатывла сигнализация. Раммштайн мог запросто схарчить Пантюшу и даже не заметить этого.
Но...
Но Гала Самуэлевна не любила собак. Она вообще была против собак в городской квартире. Уют Галы Самуэлевны состоял из траченных молью бархатных портьер на окнах, старого дубового секретера и портрета мужа в золочёной раме, драгоценного Давида Аароновича, потомственного интеллектуала, академика и творца науки. И ещё трёх котов с довольно эпатажными кличками: Франциск Первый, Бенедикт Второй и Иннокентий Третий. Гала Самуэлевна была махровой атеисткой и никакого пиетета перед понтификами не испытывала.
С другой стороны даже она понимала, что собака не должна быть размером с обрезанный валенок.
Пантюша, которого хозяин гордо именовал псом, к таковым относился вряд ли. С первого взгляда было понятно, что с биологическим описанием семейства собачьих у Пантюши совпадает лишь количество конечностей. Всё остальное смотрелось как выстиранный в кипятке старый шерстяной носок — местами лысо, местами клочкасто, местами сожрано молью. Даже хвост у Пантюши был в зачаточном состоянии. Хотя, возможно, в этом ему повезло. То, чего грозные стаффы и суровые ротвейлеры мужественно добивались с помощью пластической хирургии, Пантюше досталось по наследству даром.
Полгода назад сердобольный Костик обнаружил это чудо подмосковной фауны тонущим в луже напротив подъезда. Он подоспел вовремя. Чудо тонуло так интенсивно, что уже отчаялось бороться за жизнь и лишь пускало грязные пузыри, тоненько поскуливая. Пожертвовав новыми башмаками, Костик героически шагнул в хлюпающую осеннюю жижу и выловил, наконец, этот раскисший волосатый комок.
При всей красоте жеста о будущих последствиях Костик не подумал. Отмытый и высушенный комок бросил на своего спасителя такой нЯшный взгляд, что Костиково сердце растаяло, как пломбир на солнышке, и приняло нового жильца сразу и целиком.
Жилец тут же получил кличку Пантюша и необъятную пуховую подушку в ежедневное пользование. А ещё он моментально приобщился к традиционным собачьим ценностям — разорять мусорное ведро и грызть хозяйские тапочки. Но удержать Костика от большой и пылкой любви было уже невозможно.
И вот теперь они оба топтались на пороге и умоляюще смотели на Галу Самуэлевну...
Костика засылали в командировку. На несколько дней Пантюше требовался стол и кров под присмотром надёжного человека. Выслушав все аргументы, Гала Самуэлевна недолго помолчала, но потом глубоко вздохнула и, качнув возложенными на грудь очками на изящной серебряной цепочке, сделала таки шаг назад, освобождая Костику и Пантюше проход в своё консервативное царство.
Через полчаса успокоенный Костик садился в поезд, а Гала Самуэлевна заварила себе привычный полуденный кофе и достала из холодильника свой любимый сыр сорта Дор Блю.
— Гав! — вдруг задорно раздалось из-под кухонного стола.
Гала Самуэлевна заглянула под нависшую скатерть. Пантюша сидел копилкой и жалостливыми голодными глазами смотрел на свою временную хозяйку.
"Вы не беспокойтесь, — вспомнила Гала Самуэлевна, — Я Пантюшу с утра уже покормил."
Но Пантюша взирал с немым укором. И взор его был настолько чистый, искренний и убедительный, что Гала Самуэлевна засомневалась.
"Может, Костик просто забыл? Решил, что покормил, а на самом деле забыл? — подумала она, — Ну, замотался... вещи укладывал... то... сё..."
— Мя-я-я-я-у-у! Мя-яф-ф!! Мяф-ф! Мр-р-р-ра-а-а-у! — внезапно завопили прибывшие в кухню коты.
Гала Самуэлевна снова встрепенулась. Каждый день в это время её коты трапезничали одновременно с ней, и это было их давней семейной традицией. Но сегодня неожиданно миски оказались девственно пустыми.
— Что такое? Я же вам только что... э-э-э-э-э... — растерялась Гала Самуэлевна, — Или нет, не наложила? Или у меня уже склероз начинается?
— Мя-яф-ф!! Мя-я-я-я-у-у! Мяф-ф! Му-у-р-р-р-ра-а-а! — продолжали негодовать коты.
— Гав! — звонко напомнил о себе Пантюша.
— Сейчас, сейчас! — засуетилась и захлопала дверцами шкафчиков Гала Самуэлевна.
"Чпок! Чпок!" — отозвались консервные банки. Через минуту миски были вновь щедро наполнены... Собачий корм, кошачий корм, примирительные кусочки сыра для услады и радости питомцев...
А ещё через мгновение Франциск Первый, Бенедикт Второй, Иннокентий Третий и Гала Самуэлевна Войцеховская, адепты этикета, поборники воспитания и интеллигенты в третьем поколении, ошеломлённо наблюдали, как облезлый шерстяной комок по кличке Пантюша с остервенением, присущим исключительно профессиональным нищим, жрал корм одновременно из четырёх мисок, злобным утробным рыком пресекая любую попытку покушения на отвоёваный им кусок пищи насущной.
Внутри пятнадцатисантиметрового животного оказался безразмерный желудок.
А ещё через полчаса стало ясно, что Пантюша таки обожрался. Обожрался, закатил глаза, жалобно проскулил прощальную песнь и лёг умирать на ковре в гостиной.
Гала Самуэлевна немедленно вспомнила про оказанное ей Костиком доверие и свою повышенную ответственность, значительно более высокую, чем у маргинального Саныча.
Покрыв умирающего отборным аристократическим матом, каким владеют лишь вдовы академиков, Гала Самуэлевна перетащила его на диван и вызвала на дом ветеринара.
Прибывший доктор пощупал пациенту пульс, вставил градусник под то место, откуда у приличных собак произрастает хвост, и вывел диагноз — острый панкреатит. И назначил лечебное голодание на всю оставшуюся неделю. О том, как при этом питаться самой Гале Самуэлевне, а также Франциску Первому, Бенедикту Второму и Иннокентию Третьему, доктор не сказал ничего.
На прощание ветеринар воткнул в Пантюшу шприц величиной со всего Пантюшу и отбыл восвояси, наказав в случае чего звонить в любое время.
Спустя час после укола Пантюша приподнял голову. В глазах его немедленно заиграл голодный пламень, словно у отощавшей твари, неделю скитавшейся по пустыне. Он с мольбой взглянул на Галу Самуэлевну, но она проявила недюжинную стойкость, громко объявив, что в доме закончилась еда.
Не поверив, Пантюша сполз с дивана и на некрепких ещё лапах доковылял до кухни, где попытался вскрыть холодильник. Он выл и стенал так, что Гала Самуэлевна засомневалась в его нездоровье, но вовремя взяла себя в руки.
На время ужина Пантюшу пришлось изловить и запереть в ванной комнате. Пока Гала Самуэлевна, Франциск Первый, Бенедикт Второй, Иннокентий Третий торопливо давились и глотали непережёванные куски, дверь в ванную содрогалась так, будто её изнутри долбили стенобитным орудием.
Ночь Пантюша провёл сидя на подушке напротив головы Галы Самуэлевны. До самого утра гипнотизировал он её укоризненным взглядом, а с первыми лучами солнца занял позицию на кухне. Снова заманить его в ванную Гале Самуэлевне не удалось, а при попытке подхватить наглую животину на руки Гала Самуэлевна едва не лишилась пальца.
— Ах, ты так! Ну подожди же у меня! — гневно воскликнула она и швырнула на алтарь Пантюшиной диеты свою каракулевую шубу, подаренную когда-то Давидом Аароновичем на годовщину их бракосочетания.
Упакованный в супружеский каракуль Пантюша опять был водворён в ванную комнату. Почувствовав запах кофе, Пантюша завопил так истошно, что по батарее застучали соседи. Дверь вновь подверглась его отчаянному натиску, но устояла. Гала Самуэлевна была как кремень.
День прошёл в великом противостоянии. Пантюша рвался на кухню словно свидетель Йеговы в запертый подъезд. Он до блеска вылизал пол вокруг кошачьих мисок и трижды едва не добрался до хлебницы на столе.
Вечером позвонил ветеринар и поинтересовался самочувствием пациента. Гала Самуэлевна пожаловалась, что боится ночью оставаться с ним в одной квартире. Доктор рассмеялся и разрешил больному овсянку на курином бульоне.
— Ау-у-у-у-а-а-а-у-у-а-а! — исступлённо заголосил счастливый Пантюша.
***
— Спасибо! Спасибо, Гала Самуэлевна! — спустя несколько дней благодарно восхищался Костик, — Я знал! Знал, что только вам можно доверить Пантюшу! Ну, в самом деле, ну кому ещё?! Не Санычу же из двенадцатой квартиры! Он бы его наверняка накормить забыл или потерял. Уж я-то знаю!
— Гав! — подтвердил Пантюша и лукаво стрельнУл в Галу Самуэлевну своим фирменным нЯшным взглядом...
© Окунева Ирина
Вот и всё!
Приглашаю подписаться на мой канал. Здесь весело.
Я пишу про себя, про мужа Юрьича и про пёселя с длинным именем ЛучшийдругвместоКузиНашпесдюкМитька. Что-то вроде дневника.
И ещё рассказы пишу. Такие, как этот. ☝️☝️☝️
Просто про людей, каковыми мы с вами есть на самом деле. И мои рассказы никогда не оканчиваются грустно. 😊😜
Загляните в Подборки, там всё понятно.
И да, Пост-знакомство вот.
Добро пожаловать!