За что разведчицу из Гостагаевской заживо сожгли в Крыму
«Идёт весна — вспоминаю наш огород, хочется помочь вам, но в этом году не смогу... А, кажется, упала бы на землю, кричала, и целовала бы свою землю. Хоть бы кусочек увидеть своей Родины, как ни хорошо здесь, а где родилась и выросла, самое дорогое». Это было одно из писем Евдокии Федорченко, которое дошло до родных в станицу под Анапой из Крыма. Об этом рассказали в крымском издании «АиФ».
Март 1944 года на полуострове был с привкусом скорых перемен. Утаить, что Красная Армия совсем близко от Крыма, что эта весна станет последней «при оккупантах», было невозможно. Этот день приближало множество людей на самом полуострове: партизаны, подпольщики, разведчики, добывающие важную информацию. И Евдокия Григорьевна Федорченко была одной из них. До 13 апреля — дня освобождения Симферополя, где ей пришлось работать, она не дожила совсем немного.
Родным и друзьям привычнее было называть её Дуся. Да и сама предпочитала такой вариант официальному «Евдокия». Фотокарточку, подаренную близкому человеку до войны, подписала: «На память подруге юных лет Ане от Дуси». А она, по меркам односельчан, была уже не девчонкой — женой, мамой полугодовалого сына. Счастливым для темноглазой женщины был 1938 год.
Выросла Дуся в станице Гостагаевской на Кубани. В семье росло пятеро детей — старший сын и четыре девчонки. Евдокия была из таких, кто жизнь свою видит только там, где родной дом. Учиться пошла в Анапский сельхозтехникум, там встретила будущего мужа — Ивана Федорченко. Поженились, родился сын Эрнест — назвали в честь Тельмана, вождя немецких коммунистов. Дуся дружила с одноклассницей из семьи обрусевших немцев, где сохранили язык и культуру, да и в школе изучала немецкий и, имея талант к языкам, освоила его отлично.
А когда началась война, отправились из Гостагаевской на фронт мужчины, ушёл воевать Иван, Дуся сама явилась в военкомат. Знание немецкого оказалось тем козырем, от которого не отмахнулись там. Но на фронт в качестве переводчика не отправили. Федорченко получила своё задание, для которого не нужны были форма, погоны и оружие: её, по мнению родных, оставили в станице и «подвели» в качестве переводчика в немецкую комендатуру.
Три года дусиной жизни родным известны «пунктиром» - отдельными эпизодами и фактами, между которыми - предположения и догадки.
«Моя тётя Майя, которой в начале оккупации было три года, рассказывала, что помнит, как её и Эрика, сына Дуси, водила в комендатуру старшая сестра Евдокии, — поделилась внучатая племянница Евдокии Федорченко Ирина Ковалёва. — И из комендатуры Дусю не выпускали, она там находилась постоянно. Но позволяли у входа буквально на пять минут встретиться с родными, увидеть сына. Мне, конечно, интересно, как был налажен канал связи — как-то же она передавала связным информацию. Но об этом ничего не удалось выяснить».
Станица Гостагаевская, где родилась и выросла Евдокия Федорченко, была оккупирована фашистами с 30 августа 1942 года по 23 сентября 1943 года. В ноябре 1942-го под предлогом эвакуации 134 жителя были собраны в одном из зданий, их погружали в машину-душегубку и вывозили в сторону Анапы. Тела сбрасывали в известковый карьер близ посёлка Чембурка. Душегубка в станице работала постоянно, немцы составляли списки тех, кого планировалось в ней уничтожить. Была в них и старшая сестра Дуси — Мария Григорьевна Ковалёва с двумя маленькими сыновьями, вдова расстрелянного фашистами командира партизанского отряда Ивана Александровича Ковалёва. Её с детьми прятали знакомые. В семье предполагают, что Дуся каким-то образом помогла им спастись. И, возможно, не им одним. 20 сентября 1943 г. в Гостагаевской были отобраны у родителей 40 детей. Самой младшей девочке было 3 года, старшим детям — по 13 лет. Их отправили в немецкий военный госпиталь в станице Старотитаровская, где использовали как доноров крови для немецких офицеров. Тела детей захоронили в общей могиле.
Работа в комендатуре станицы Гостагаевской для Евдокии закончилась с отступлением фашистов из Краснодарского края. Учитывая, что такие учреждения эвакуировались загодя — наверное, до 20 сентября 1943 года. И вот тут — снова белое пятно.
Есть основание предполагать, что именно с немцами Евдокия в качестве сотрудницы-переводчицы в Крым не выехала. Из области догадок — что с «работы» её отозвали раньше. Могли фашисты напоследок уничтожить тех, кто был приближен к ценным документам? Вполне. И от такого варианта событий, вероятно, начальство Дуси попыталось её уберечь. Тогда в Крым красноармеец Федорченко попала иными путями и, возможно, с другим именем и фамилией. Косвенное подтверждение тому — в том самом последнем письме, датированном 3 марта 1944 года: «Вот уже четыре месяца, как я из дому, а кажется, целая вечность». Четыре месяца в Крыму — это, получается, с ноября. А где она была октябрь и неделю-две сентября? У партизан, а потом где-то в учебном центре, где подбирали новую личность и ставили новое задание?
«Не беспокойтесь обо мне, я жива и здорова, горжусь, что и моя маленькая доля будет в общей победе над врагом», — это из другого письма. Тут же, чуть ниже: «Эрику скажите, чтобы учился дома вместе с Борей, тогда я привезу ему конфет и печенья, а если не будет учиться, так я и не приеду».
Военной почтой письмо проштемпелёвано 19 марта 1944 года. Дуси тогда уже не было в живых. В этот день состоялась ее показательная казнь, сожжение.
И вот — снова территория фактов и догадок. Бесспорно, что в Крыму Евдокия была звеном с цепи сбора и передачи информации. Она имела возможность передавать родным письма, которые за пределами Крыма попадали в военную структуру и отправлялись в Гостагаевскую оттуда. Поэтому послания были просмотрены военным цензором. Поэтому густо замазаны чернилами фамилии тех, о ком упоминала Евдокия.
Сам факт встречи в Крыму с теми, кто знал Дусю, не был фатальным. Они могли воспринимать её по-прежнему, как переводчицу комендатуры, устроившуюся в Крыму. Опасен был контакт с тем, кто знал об исчезновении переводчицы Федорченко из Гостагаевской. И такой земляк однажды на пути Дуси встретился: полицай, служивший в станице, а затем — в Симферополе.
«Был известен адрес квартирной хозяйки Дуси, — рассказала Ирина Ковалёва. — Мама, Нина Павловна со старшим братом Степаном приезжали в Симферополь, были у квартирной хозяйки, расспрашивали её. Женщина сообщила, что Дуся прибежала в тревоге, сказала, что её узнали, и точно сдадут, что вот-вот «за мной придут». И пришли, уйти Дуся не успела».
Родные узнали ещё одну страшную подробность от квартирной хозяйки: что Дусю сожгли заживо. Это была своего рода акция устрашения для остальных узников. Уже потом в результате поисков, которые вели несколько поколений семьи, у Ирины возникло предположение, что местом, где оказалась Дуся, мог быть концлагерь на территории бывшего совхоза «Красный».
«В большинстве случаев сразу после ареста или задержания всех подозрительных гражданских лиц или партизан отправляли в местные тюрьмы СД. После предварительных допросов, арестованных чаще всего пересылали в центральную тюрьму СД в Симферополе, на ул. Лазаретной, 12... Как правило, в тюрьме долго не держали. Иногда, если подозрения не подтверждались, их отпускали. Однако в большинстве случаев их вывозили напрямую на расстрел или на отбытие срока в концлагерь «Красный».
И снова — неизвестность. Да, «Красный» — самое вероятное место. В марте 1944-го лагерь наполнялся новыми узниками, зимой он пережил «зачистку» с уничтожением почти всех заключённых. Новые расстрелы начались в конце марта. Но именно в местах казни и уничтожения не для кого было проводить акции устрашения. Туда свозились обречённые. А вот в самом лагере такое практиковалось. И если не узники, то охранники, попавшие в руки спецслужб после освобождения Симферополя, могли запомнить этот страшный эпизод.
Дата гибели Дуси указана в пришедшей на имя её отца «похоронке». Почему-то фамилия была с ошибкой: Федоренко, а не Федорченко: «Ваша дочь, красноармеец Федоренко Евдокия Григорьевна погибла 19 марта 1944 года. Похоронена с отданием воинских почестей в районе Симферополя. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии».
И вот ещё несколько загадок: тело Евдокии было не просто найдено через 24 дня после гибели, но и опознано. Значит, было оно в таком состоянии, которое позволило это сделать. Либо были известно точное место захоронения и особые приметы. И, скорее всего, обстоятельства — иначе не фигурировала бы в похоронке конкретная дата.
...Дуся внесла свою «маленькую долю» в Победу. Получила последние воинские почести. Наградами не была отмечена. Хотя разве не награда — то, что её большая семья помнит разведчицу Дусю и хранит память о ней?
Муж Евдокии вернулся с фронта в родную станицу. Женился во второй раз, но продолжал верить, что Дуся жива: может, выполняет какое-то задание. Новая супруга заставила его переехать.
Сын Дуси Эрик предпочёл жить с бабушкой и дедушкой. Погиб молодым: подрался с человеком, оскорбившим память его матери. Это был уже второй эпизод такой драки, времена сталинские, Эрика приговорили к высшей мере и в течение нескольких дней после вынесения приговора привели его в исполнение.
Полицай, выдавший Евдокию Федорченко, отсидел свой срок в лагере (10 лет) и вернулся в станицу. Его имя старшее поколение скрыло от молодых членов семьи — не хотели, чтобы те мстили и ненавидели.
Место захоронения Дуси было неизвестно до 2023 года. Отыскал его крымский краевед, автор проекта «Никто не забыт и ничто не забыто — Симферопольское воинское кладбище» Виктор Гавриш. Он обнаружил в документах и идентифицировал на кладбище эту могилу (у которой даже не было надгробия), а в интернете нашел статью о Дусе, написанную ее племянницей и обратился к ней за информацией о красноармейце Федорченко.