ПРОДОЛЖЕНИЕ.
За дверью послышался тяжелый топот сапог, лязгнул замок, дверь со скрипом отворилась.
— Кому не спиться по ночам тут ? — послышался хриплый мужской голос.
Из сеней, чуть не зашибив Василия, вывалился дородный детина.
Василий, и сам, был почти под два метра, но сейчас на него таращил свои заспанные глазища, истинно прелюбопытный экземпляр.
Такая, довольно неплохая копия —Иван Поддубный,собственной персоной, дуб исполин, косая сажень в плечах.
—Эх, а говорят богатыри на Руси перевелись, — подумал про себя студент, а вслух спросил—
— Не подскажите, где хата председателя?
—А кто ты такой, чтоб я тоби тут подсказывал? — вопросом на вопрос ответил ,, Поддубный’’, и зевнул, глубоко, подвывая, в огромнейший кулачище.
Затем пригладил свою рыжую бороду, всю в мелкую кудряшку, и стал буровить Василия,своими синими глазами, из - под таких же огнено- рыжих бровей, как и борода.
Василий залез в карман тулупа, которым предусмотрительно поделился, на время стажировки,его друг и сокурсник Илья, достал документы, молча протянул.
— И к чему ты мне бумажки тычешь? Печь растоплять ими чоль ?
Ротом бакалакать умеешь? Как председателя нашего зовут? И что ты от него хотел ? — подозрительно выдал хозяин хаты.
Василий прищурился, рассмотреть в густом сумраке, что - там написал главврач в документах, было делом нелегким..
Да, еще и почерк у ,, распределителя’’ был неважный.
Василий вспомнил анекдот про врачебный почерк—Доктор, что Вы мне тут написали ? Не могу разобрать слова.
— облитерирующая фаза пароксизмального дисцискулятора энцефалопатии … в стадии
Больной перебивает —
—О, чер@т, Вы, и разговариваете, как пишите.
— Рубан Тимофей Игнатьевич, так зовут вашего председателя ?
А я Василий Иванович, ваш новый фельдшер, — аж,морщина пролегла на лбу глубокой бороздой, пока парень пытался разглядеть буквы, которые плясали, мимо клеточек, на листочке выдранном из тетради.
—Что - то ты больно молод для Ивановича…да, и для фельдшера? — взгляд Тихона, из - под косматых бровей стал колючим и злым.
—Тиша, кто там к нам пришел? — на крыльце появилась женская фигурка.
—Ступай в дом, тебя кто кликал ? Чево выскочила.
Фигурка моментально исчезла в сенях. Оставив, лишь белые клубы пара, которые вырвались из тесного пространства и уже понеслись, наперегонки в небо.
—Глупые, сидели, и сидели бы в тепле, даже и не подозревают, что злые сумраки, как голодные волки, сейчас набросятся на них и проглотят, вместе с их кудрявистой шкуркой, которая похожа на облака.
—Точно, как есть, глупые, тепло это райское наслаждение,— заныла нога, простуженная, еще в концлагере, когда по осени топляк добывали из озер. Там сначала он ее сломал, а потом, до полного комплекта хронических заболеваний конечностей, еще и обморозил, стоя по 6 -8 часов в стылой воде. Сам поразился, как удалось избежать гангрены.
— Ты, Васька, тут постой, а я сейчас накину на себя, что - нибудь потеплее и потопаем к председателю.
Провожу тебя значит, так и быть.— в голосе ,, Поддубного ‘’ мелькнуло, то ли раздражение, то ли язвительность. Василь не понял, понял одно, этому мужику он не понравился.
А ему в ответ не понравилось, вот это фамильярное — Вась, и так и быть.
— Да и … с ним, я елки — зеленые, не красна девица, чтоб мужикам нравится— сам себя успокоил Василий.
— Эй, ты там, как тебя ?
Тепло не надо одеваться,
я на машине — студент, конечно слышал, что женщина назвала мужика по имени.
Но, не Тишей же, ему его звать.
Тихон оборотился резко, всей фигурой
—Так у тебя фельдшер, еще и машина имеется, городской што ли ? —вот, в ,, городской’’ Тихон, уже не скрывая выдохнул презрение. И сделал это полной грудью.
— Раз на машине, то сам найдешь, езжай до конца улицы, как закончиться дома, будет лог, вот его проедешь, там хата будет одинока стоять. Тебе тудой. —
Дверь хлопнула. Тихон, даже не попрощался.
Василий, опять произнес свое любимое,, выражение елки—зеленые’’, и пошел к машине.
Фраза ,, елки — зеленые’’—была для него куцей мантрой, как он сам ее величал. С помощью нее, он быстро, и по деловому избавлялся от лишних эмоций.
Ей он негодовал, спорил, с нее начинал свои ответы оппонентам.Он не помнит, когда, и где он ее подцепил.
Но выручала она ее частенько, в отличие от крепких выражений, ее можно было употреблять и при больных, и при начальстве, и даже при дамах. Просто немного менять голосом интонацию, акцентировать в корень.
Сейчас фраза звучала громко, и повторялась, до тех пор, пока он уговаривал упрямого, как ослик ,, Москвичонка’’ сдвинутся с место.
—Елки-зеленые, ты что надумал ? Примерз что ли ? Ну, давай родимый поднажми, немного осталось— шептал он машине. А может и себя.
Из окна на него смотрел Тихон, смачно жуя толстый кусок копченного сала, в прикуску с горбушкой хлеба, еще горячего, хлебный мякиш залипал под его толстыми пальцами.
— Хлеб не допекла ?Опять ? Сырой внутри, криворукая, как есть. За что я на тебе, @уре женился?
—Ни кожи, ни рожи, еще и толком делать ничего не умеешь. Все вы городские с браком, руки из одного места растут. — бранился Тихон, поглядывая в окно.
В соседней комнате заплакал ребенок.Женщина, стоявшая у печи, метнулась в комнату.
— Стой, куда пошла, я с кем разговор веду?
— Там Василиска проснулась, слышишь плачет?Может сон дурной приснился?
—женщина, даже в мыслях боялась подумать, а не то, чтобы сказать мужу, что это его громкий голос разбудил девочку.
— Избалуешь совсем девку, негодно принцессу из нее растить, не в городе жить будет!
Что за придурь ? Какие сны? Я по детству их не видел, а сейчас тем более, сны у вас городских обычно …от безделья бывают. В деревне снов нет, есть сон — здоровый, крепкий.
Он посмотрел в окно, машина у фельдшера завелась, он ехидно улыбнулся — ну, ну … езжай к председателю … ага, посмотрим, на твою физию завтра.
А завтра ему, так, и так нужно в контору зайти, опять эта Лидка бухгалтерша, ага, четыре класса, а бухгалтерша, его на трудодни обсчитала.
А кабинет фельдшера, как раз с конторе сделали, с тылу, в целях экономии,угля - то совсем не осталось, до мая не дотянут говорят.
Председатель гутарит, что из личных резервов, уже топит контору. Брешет, как есть брешет. Такой же как папашка его изворотливый. И тоже все в герои рвется.Тот с беляками воевал, грудь всю медалями закрыл себе, и этот с войны привез, энтих медалей воз, и маленькую тележку. Как нарядится на праздники, аж до тошноты смотреть обидно.
Он, бы тоже смог этих медалек наполучать, если бы по состоянию здоровья подходил на службу. Так грыжа у него, не взяли. Правда, батьке его эта ,, грыжа’’, чуть боком не вылезла. Он двух
бычков продал, чтоб его отмазать. А он просил ? Вот теперь мог бы героем ходить, или как вон тот, студент на машине ездить, да, в городе учится. Сопляк совсем, а поди туда же, во врачи пролез. Какие изворотливые эти городские… дрянь людишки … совсем…
Дочка заплакала громче. Не переставая. Жена умоляюще посмотрела на него.
— Сам схожу посмотрю, а ты постель стели иди, — он глянул на худенькую фигурку жены, хмыкнул, —зачем он отца послушал? Ему никогда не нравились худые девки. Приданное он давно, уже потратил, а теперь живи с этой воблой сушенной.
— Баба, должна быть, как гитара, выпуклая, во всех нужных местах, чтоб хотелось схватить ее в порыве страсти,и струну свою упругую, рвать об нее, до остервенения, чтоб душа крылата … небес касалась.
А потом упасть, между двух сопок, зарыться лицом, в теплую мякоть упругого тела, мять их, и так уснуть, загробастав их в руки… молодые, яблоки наливные. Нет, пожалуй спелые дыньки…А она, в волосах перебирать будет пальчиками …и щебетать, как птичка… что - то свое бабское… бестолковое…
Но для быстрого засыпания пользительное. Он вспомнил продавщицу, из городского сельмага, разбитную вдову Оксанку.
Давно он к ней не заглядывал. Надо съездить на неделе, Тихон лениво почесал, ту мужскую область, на которую обычно нападает зуд, при греховных мыслях о прелюбодеянии.
Взглянул на жену.Об эту струну рвать не хотелось, так, если, только подтянуть маленько, он опять вспомнил озорную Ксюшу. Ох, и сыграет он на ней, руки соскучились, да, и не тока руки…
Плачь становился громче— Да, иду … разоралась окаянная.
Девка здоровая уже, десять лет на Рождество исполнилось, я ее возрасте, уже мешки у купца Лазаря, ворочал, по пуду. А ты ей вон ведро не даешь поднять, все сама … сама… вот и растет слабая — цыкнул он на жену.
Подошел к кроватке— Что орешь, как оглашенная? Ночь на дворе, спать не даешь.
Девочка увидев отца, перестала плакать.
— Что хотела ?
— Пить… — испуганно выдавила она.
— Чай не барыня, вставай, да пей. Обслуги у нас нет.
Девочка начала вставать с кровати. Внезапно у нее подкосились ноги и она упала. Потеряла сознание.
Услышав грохот, в комнату вбежала ее мать. Женщина подхватила дочь на руки.
— Тиша, да, она вся горит. У нее жар… Что делать.
Тихон вышел из комнаты, вернулся с кружкой воды.
Плеснул девочке в лицо,тонкая венка на шее девочки забилась интенсивнее, Василиса открыла глаза. Увидев испуганное лицо матери, тихо всхлипнула.
Женщина прижала ее крепче к своей груди, поцеловала в горячий лобик.
— Тиша, она как печка, что делать ?
— Ты ее пуховым одеялом накрыла, вот она и перегрелась. А сейчас к себе вон жмешь еще. Дай, ей попить и пошли спать. Мне рано вставать завтра.
Девочка пила воду маленькими глоточками,жадно припав своими обветренными, сухими губами к погнутой, алюминиевой кружке.
Кружка была вся в следах от чайной накипи.
Тихон любил пить крепкий чай, чифирил он подолгу вечерами, сидя у радио, громко споря с диктором. Ругая страну, вождя,соседей. Соседей по деревне чаще, и более злобно.
Женщина смотрела, как две одинокие чаинки плещутся на две кружки. Даже не ополоснул кружку, после своего чая,— вяло, без всяких эмоций,подумала она.
Ей вдруг показалось, что чаинки похожи на них с Василисой.
Такие же одинокие они, и мокрые от слез, как они в этот момент. Сдерживая себя из последних сил, она гладила дочь по голове, что - то ей напевала, укачивая ее. Василиса уснула. Захрапел и Тихон.
А женщина все смотрела, и смотрела на дно кружки. Вдруг поддавшись какому -то неведомому порыву она сунула свой палец в кружку, и попыталась поймать чаинки. Спасти их. Чаинка покрупней, ушла на дно, а маленькая прилипла к ее пальцу.И вдруг начала таять… растекаясь янтарной капелькой на ее пальце. Мгновение и капелька высохла, оставив, лишь маленькое, как родинка пятнышко на ладони женщины.
Дочь засыпала, просыпалась, вскрикивала, что - то шептала во сне.
Женщину морило, но не выпускала дочь из рук.
Василий проскочил деревню на третий раз. Закончилась улица, начался лог.
Пока, все правильно. Так и есть, как говорил этот Тихон. Дома, лог, а вон и одинокая хата. Наконец- то можно будет отдохнуть.
Он притормозил у самого забора. Странно, почему председатель забрался так далеко от деревенской жизни? Василь привык, что начальство любит жить в центре. Деревни? Города ? Внимания? Не важно, главное в центре. А тут прям, диковина какая - то … председатель, как рак отшельник… да, и хата —больно бедная на вид.
Старая хата, словно прочитав мысли студента, заскрипела перекошенными ставнями, жаловалась…
Василий отворил калитку, вошел во двор.