Штаны, сгубившие Союз.
Знаете, а ведь это были интересные люди. И у них, как ни странно это может быть, звучит, были свои принципы. Достаточно своеобразные, во многом отличавшиеся от тех, что навязывала официальная пропаганда, но были же. Да, я не оговорился: это я о них, о тех, кого называли фарцовщиками, или мажорами. А ведь именно их, и именно за полную беспринципность клеймили пропагандисты, за пустоту существования. А они играли в увлекательную игру, давая выход своей, зачастую, неуемной энергии, делали запретный бизнес, и пытались надуть систему, которая достаточно строго расставила все по ранжиру, не оставив им свободы маневра. Они ее нашли, нарушив закон. Ни в коем случае не стоит их героизировать. Стоит просто вспомнить о том, что большие состояния никто и никогда не делал в белых перчатках. Так что они в этом вопросе – далеко не исключение.
Тем не менее, принципы у них были. Не у всех.Не всегда. Но – были. И есть.Предположу, что здесь, как и в любом другом деле, многое зависит от самого человека. Кого – то обстоятельства ломают, и он начинает подстраиваться под них.Кто-то выстраивает их под себя, и любые удары судьбы принимает спокойно и с достоинством. Говорят, не один и не два нынешних российских олигарха начинали с продажи жвачки и торговли штанами возле Гума в Москве…
Просто они хотели жить немножко лучше, чем им было дозволено. Средства и методы… разные. Фантазия - фонтанирующая. Криминал – да, криминал. Правда, по сравнению с тем, что было позже, в девяностые, да и сегодня, они выглядят совершенно обаятельными людьми. Не находите?
Виктор, наш собеседник, знает о той, загадочной теперь жизни, не понаслышке – он сам «крутился» несколько лет. Невский, «Галера», «Трасса», «Объезд»…
Начинал я, рассказывает Виктор, как и многие ленинградские мальчишки моего поколения, «пурукумщиком» - лет, наверное, с 12, боюсь ошибиться, может быть, годом позже, но не более. Как начал не помню, скорее всего, позвал кто-то из приятелей. Ездили в Петродворец. Сам бы я не решился. Семья у нас была далеко не богатой, а брат у меня жил в Стрельне, я часто у него бывал. Забирались на территорию танкового завода, снимали с подготовленных на переплавку танков оптику, да и вообще – все, что покажется интересным. Наверное, тогда же и начал работать в Петродворце.
Там же началась и мена на жевательную резинку: денег-то не было.
Что пользовалось спросом? Значки с Лениным, октябрятские звездочки, значки на подвеске, напоминавшие медали. Да и иконы нет – нет, да и «проскочат» одна – две… Недорогие, а может, и дорогие, кто же тогда мог это точно сказать… Помню, мне за одну икону, муж с женой, в летах, «капиталисты», дали два или три блока жевательной резинки. «Пласты». «Подушечек» было мало. Хотя была резинка «Дженки», неплохая..
Спецслужба в Петродворце была грозная. Идет человек с кошелкой, с палочкой, но бегать умеет… как в том фильме: « ты еще наперегонки со мной побегай».
Что там еще было интересного там, в Петергофе? Парк большой, не тащить же каждый раз вымененную жвачку домой? Все прятали. Что – то возьмут (выменяют у иностранцев) и прячут. Часто бывало так: приходишь – спрятанного нет. Кто-то нашел. Или, случалось, сам приходишь прятать, нашел место, которое показалось интересным, а там уже лежит чья-то добыча. Забираешь, перепрятываешь… Но это – детство.
Потом, до армии, я этим делом не злоупотреблял. Занимался спортом, шли усиленные тренировки (Виктор – мастер спорта по самбо), - не до того было. После, когда уже демобилизовался, было это году в 1978, выучил игру в наперстки… Или было это незадолго до армии?
После армии работал на заводе наладчиком станков, налаживал агрегаты порошковой металлургии. Сейчас это направление вроде бы заглохло, хотя считаю, что направление было перспективное. Если изготовленная по обычной технологии автомобильная запчасть стоила около 5 рублей, то изготовление ее из металлического порошка обходилось в 40 – 45 копеек. Потом – обжиг, и по характеристикам она практически не отличается от цельтнометаллической.
Там я с мастером сцепился. Дело в том, что у наладчика работы не много, а прессовщицы – нет, и наладчики всегда это дело совмещали. А у меня оклад тогда был 180 рублей. За вычетом налогом на руки получалось 160. Я тоже стал совмещать, и в конце месяца получил на руки что-то 175 – 180… Рублей на 20 больше, чем получил бы только за наладку. Пришел мастер, я отказался от совмещения. Мне же не интересно, целый день сидеть за станком за 20 рублей. Он – в крик. А я говорю, что прессовать отказываюсь. Впрочем, по закону на совместительстве не могли платить больше 30% от основного оклада. А план-то горит, конец месяца близится…
Правда, в конце концов, решили вопрос иначе – он обещал мне платить по полной программе, на условии выполнения плана. То есть – выполняю план – ухожу домой. На этом мы с ним и договорились. План я обычно выполнял к 20 числу месяца, а дальше на работе попросту не появлялся.
Оклад у меня стал выходить – 375 -400 рублей, к тому же минимум в месяц 10 дней отгулов, не считая выходных.
В цехе меня, правда, все стыдили – ты молодой, зачем тебе деньги, ты хапуга!!!
А я объяснял, что пока молодой, они мне и нужны, это потом – не понадобятся…
Сперва, по возвращении из армии, я думал с фарцовкой больше не связываться. Но были у меня два приятеля, Юра и Костя. С Костей –то я меньше общался, а Юра был мне ближе. Вот они в то время как раз подфарцовывали. У гостиницы Советской. Я в те времена жил неподалеку от нее.
Вот я с ними и вышел. Потом, позже, я стал «расти», они же крупных дел побаивались, и я от них откололся, стал работать самостоятельно. Общаться, разумеется, общались, но вместе не работали. Работать у гостиницы Советской в те времена было весело. Для начала – в «Советской» была самая злобная в Ленинграде спецслужба. Начальником ее был товарищ Кузнецов, и в наше время считалось, да и на самом деле, оно так и было, что на базе этой гостиницы работали курсы повышения квалификации этих «спецов». Злобные были спецы. Это просто какой – то ужас. Доходило до того, что когда я на стоянке ждал такси, там, возле гостиницы была стоянка, меня с нее начинали гнать. Подписок я всевозможных давал много. Причем - в разных «вязальных цехах» - так это в наше время называлось. Сперва подписки о том, что я обязуюсь не покупать вещи у иностранцев, потом - что вещи и валюту… И так далее, и тому подобное.
В четверг и пятницу в Советской «на заезде» были финны. Финские туристы. Ну, и как только они заезжали, у них начиналось разгуляево… Там же, рядом, был магазин «Березка»… Этой темы, связанной с «Березкой», я подробно не знаю, знаю только, что когда импортные красочные пластиковые пакеты в магазинах Ленинграда стоили по 5 рублей, в наших же советских магазинах продавались отечественные полиэтиленовые пакеты, только по 30 копеек. Они были никому не нужны: вечно трещали по швам, рвались в самое неподходящее время… Так вот, в «Березке» у меня работала знакомая продавщица. Так вот я работал через нее. Если в «Березке» берешь, условно говоря, 1000 пакетов наших, российских, по 30 копеек, и меняешь их на пакеты из «Березки» потом это дело отдаешь оптом спекулянтам, по два – три рубля – сейчас уже не помню точно… Они уже, в свою очередь, распродавали их в розницу – по пять – семь рублей. Эти пакеты были большие – «гиганты» - и поменьше. Впрочем, я предпочитал уже тогда работать оптом – к этой, мелкой спекуляции у меня душа не лежала.
Большой фарцовый угол.
Один, причем, признанный, центр ленинградской фарцовки располагался на знаменитой «Галере» - поначалу так называли галерею Гостиного Двора, на пересечении Невского проспекта и нынешней Думской улицы, потом это название распространилось и на весь «пятачок» перед входом в подземный переход под Невским проспектом.
Прежде, в конце шестидесятых – начале семидесятых, «Галера» находилась на другом углу Гостиного Двора – на пересечении Невского и Садовой улицы. Потом, позже, фарцовщики и спекулянты перешли ближе к зданию Городской Думы – под часы.
Но и про «Парашку» - лабиринты и укромные уголки бесконечной территории Апраксина Двора, где в то время располагались какие – то непонятные конторки, крошечные производства, мастерские и цеха, не забывали. Но Апрашка достойна того, чтобы поговорить о ней отдельно.
Спекулировал я одно время на «Галере» на углу Невского проспекта и Думской улицы, этот участок в шутку называли «Большой фарцовый угол обслуживает вас» . (По аналогии с «вас обслуживает Большой гостиный двор»). Этим я занимался недолго: не любил я это дело. Процесс покупки товара, «ломки» купюр, вот этом не нравилось, а продавать… Ну, не лежала у меня к этому душа…
Галера. Кстати, самая расхожая легенда о Галере, о том, как там покупатель, приобретя импортные джинсы вдруг дома обнаруживал, что ему вместо полноценных штанов вручили одну штанину, не такие уж и легенды. Подобное случалось сплошь и рядом. Это было, и этого сколько угодно. Немного позже, через пару лет, в продаже в магазине «Альбатрос» появились такие штаны «СТА». Сорок второго размера. Только. В чистом виде – неликвид. Кому такие нужны? Стоили они – а было это в конце семидесятых годов, какие – то копейки. Правда, незабвенный Леня Уршанский, легенда Галеры, когда у него спрашивали, «что это за СТА», что это, мол, за фирма такая, отвечал: «Ты что, дурак? Это же СТЕЙТС ОФ АМЕРИКА!!!» И он умудрялся продавать эти штаны сорок второго, или сорок четвертого, размера, за любой другой. То, что спрашивал покупатель, в то они и преврашались. Хотя в пятидесятый, хоть в пятьдесят второй… Как они их впаривал, как ему это удавалось – я до сих пор не знаю. Талант, что тут говорить. А стоили они по тем временам, пример, цена на штаны доходила до двухсот двадцати, двухсот пятидесяти рублей, на такие как «Монтана», «Вранглер»… Около 180, двухсот двадцати шли…
Возили их моряки. Кстати, им тоже приклеили прозвище «примонтаненные» - за то, что моряки любили именно эту фирму… Впрочем, еще раз повторю – спекуляция, как таковая мне не была интересна.
Марки и лотерейные билеты.
Зато была другая интересная «тема», и тоже возле «Альбатроса». Я там покупал чеки. Причем – пятикопеечные. И если курс «черного рынка» тогда был один к двенадцати, то может быть, один – к тринадцати, он, как ему и положено, колебался, доходя, правда, крайне редко, до «одного к десяти», я покупал именно пятикопеечные чеки по курсу один к двадцати. И покупал я только их, и возили мне их все, у кого они только были в городе. И никто не мог понять, зачем я это делаю. Дома я брал газету с тиражом лотереи. Там, когда пишут размер выигрыша, например, «25 рублей», мелким таким шрифтом, эту надпись аккуратно вырезал. На чеке, там, где в углу мелким шрифтом напечатано «копеек», эта надпись наклеивалась сверху. Самое интересное, что в самом центре этого чека крупным шрифтом было напечатано «5 копеек!!!» Эту надпись не заклеить ничем и никак. Но на эту надпись крупным шрифтом никто не обращал внимания!!! Берешь эти, соответствующим образом подготовленные, чеки, выезжаешь опять к «Альбатросу» и продаешь их там, но уже по курсу один к двенадцати…
Таким образом, за пятикопеечный чек я платил рубль, и получал… И на моем веку у меня ни разу не было, чтобы кто-то распознал подделку… Правда, один раз произошел случай, но тут непонятно, кто кого обманул. Подъехали мы с таким Славой – я тогда с ним «крутился», к «Альбатросу». Была осень. Начало восьмидесятых. Вечер, что-то около шести часов, дождь, промозглая, наша, питерская, погода.
Подъехали, смотрим – стоит какой – то чудик. Подхожу, спрашиваю, не интересуют ли его чеки – «Нет» - говорит. – А что ж ты тогда тут шоркаешься?
Оказалось, он часами торговал. Вошли тогда в моду такие пластиковые электронные часы – маленькие, самые, пожалуй, дешевые, на пластиковом же ремешке. Стоили они рублей пятьдесят – шестьдесят. Такие часы-то он и продавал. И вот за эти часы я даю ему чек – пятирублевый, естественно, уже «переклеенный». Причем, у него были двое часов – синего и красного цветов. Он мне показывает красные – сложенные вдвое. Причем, вижу, его явно что-то беспокоит. Что-то он «дергается». Что его беспокоит, а что именно - не могу понять. Только потом, когда мы уехали от «Альбатроса», я разобрался, в чем дело: красные часы у него были нормальные, а на синих не хватало одной половинки ремешка. «Вот, думаю, гад, обманул»…
Мы тут же переехали к Гостиному, там сидит какая –то девушка… Спрашиваю: «что ищешь?» «Я, говорит, ничего не ищу, я икру продаю». Кто-то посадил ее икру продавать… Хорошая кстати, икра была, и по засолке тоже. Я тогда уже начал в этом вопросе неплохо разбираться – в ресторанах икру часто заказывал, и помню, что эти синие часы без половинки ремешка я у нее поменял на килограммовую банку икры. Три килограмма мы купили так, за деньги, Уехали.
Мажоры и спекули.
Ну что тебе еще сказать про «Альбатрос?» В процессе разговора вспомню, расскажу. Правда, возле «Альбатроса» в основном спекулянты толклись. Нам там было не очень интересно.
Среди них, спекулянтов, кстати, тоже попадались любопытные типажи. Был такой на Галере человечек, все звали его Кубик Рубика. Почему? Потому что, когда только – только появилась эта игра – кубик Рубика, уж не знаю, где он их набрал, но их, этих кубиков, у него было неимоверное количество. А на эти кубики, тогда был ажиотажный спрос. Где он их брал – тайна, покрытая мраком. Такое впечатление складывалось, будто у него где-то целый завод по их производству спрятан. Конечно же, никакого завода у него не было: видимо, у него были какие-то выходы на венгров, студентов, учившихся в Ленинграде, жили они в общежитиях у Лесотехнической академии.
Так вот, этого Кубика ловили и пытались побить все и неоднократно. Ловили, искали.. Помню такой случай: Кубик Рубика постоянно «крутился» на Галере. И поднялся он как то раз на второй этаж Гостиного двора. И увидел, что в отделе продаются зажигалки «Крикет». А был это восьмидесятый или восемьдесят первый год. Зажигалки такие были в диковинку. Скорее всего, это было сразу после Олимпиады. Поскольку перед ней «нагоняли» буквально всех – хоть из дома не выходи, помню, все и отсиживались по домам. Я только с собакой и выходил гулять.
Так вот, этот самый Кубик Рубика увидел зажигалки в свободной продаже, стоили они по полтора рубля, что ли. Так он их закупил сразу партию, спустился вниз и тут же стал продавать их всем спекулянтам и фарцовщикам по пять рублей! И все продал. А потом кто-то поднялся на второй этаж и увидел, что они там лежат вдвое дешевле… Долго его тогда ловили. Потом он какие –то брелоки покупал так же, в виде гибких чертиков, тоже закупил, наверное, копеек по тридцать, а продавал по три рубля.
Еще была забавная история.
Тогда был жуткий дефицит аудиокассет. Про видеокассеты вообще слышали редко, в Москве видеомагнитофон стоил около 8 тысяч рублей, у нас, в Ленинграде – тысяч 12. В Апраксином дворе они стояли.
Так вот, в Гостином, в радиоотделе, «выбросили» аудиокассеты. На «черном рынке» они шли по десять рублей – по «чирику». И тут они появляются в свободной продаже. Все их набрали по несколько коробок, таких, небольших, на десяток кассет, и стали продавать. Буквально через неделю кассеты из продажи пропали. Спекулянты перекупленное распродали. Стали ждать. Меня –то эта тема не интересовала, нет – нет, да и купишь их у иностранцев, как правило, с записями. Прошло какое-то время, спекулянты, те, кто крутился на Галере, набрали этих кассет уже побольше. Снова распродали. И когда эти кассеты появились в продаже в третий раз, все, кто имел такую возможность, накупили их коробками, просто огромными коробками. И стали ждать, когда же они закончатся в свободной продаже. А они все не кончаются и не кончаются… А потом началась паника. Кассета стоила по госцене три рубля. Дошло до того, что кассеты с рук продавали по полтора рубля.
А я как раз тогда приобрел у иностранца часы с радио. Электронные часы, в них втыкается шнур со штекером, через рукав выводится к плечу, наушник – в ухо, и маленький такой верньер для переключения каналов. Так вот за мной с этими часами спекулянты бегали табунами: все предлагали продать. А купить не могли, поскольку денег не было, у всех кассеты «зависли», вот они эти кассеты мне и предлагали, крупными партиями.
В то время, кстати, деление было четкое. Все иностранцы делились на «демократов» и «капиталистов». Понятно, что «демократы» - это выходцы из стран социалистического лагеря. Меня, кстати, капиталисты интересовали исключительно по части приобретения одежды для себя, хорошей одежды, джинсы я тогда уже не носил, перешел на солидные добротные вещи.
А еще был на Канале Грибоедова, возле Невского, один спекулянт. В то же день, когда меня «прихватили» - а прихватили меня под вечер, утром приехали за ним. Правда, другие службы. Если меня брали люди с улицы Чайковского, из Управления, (когда везли, надеялся, что в отделение повезут, а увидел Литейный и понял: «все, попал, долго не приеду»).
К нему пришли утром. Жил он с женой. А надо сказать, что по тем временам, на девушках с Невского проспекта не женился никто. То есть, с ними ходили в рестораны, их использовали, спали с ними. Но – не дай Бог, жениться. В основном искали себе провинциалок. Они были скромные, не избалованные девчонки. Красивые.
Так вот, у этого спекулянта – жена была из провинции, скромная удивительной красоты девочка. И когда приехали за ним, а он крупными делами ворочал, всего лишь один опер да участковый. Спекулянт в это время сидел в машине во дворе дома. Только - только начал прогревать мотор. Участковый встал перед капотом, опер подошел сбоку и показал удостоверение. Спекуль – по газам, участкового зацепил на капот, сбросил и уехал. Они устраивают у него на квартире засаду. Никто не знает, когда он приедет. Но никто не знает и о том, что его ищут! И все ломщики, все мажоры тянутся к нему. И рассказывает мой знакомый: «Приезжаю к этому, звоню в дверь, а у меня – магнитола, еще какие – то вещи… Открывается дверь, смотрю – менты».
- «Ну» - говорят, заходите… Захожу.
- «Зачем пожаловали, расскажите? К кому пришли? »
- Так мол, и так: я – к Гале (назовем ее так).
- А зачем?
- Как зачем – музыку послушать, полежать…чайку попить.
Милиционер смотрел – смотрел, и говорит: «Знаешь, она не производит впечатления проститутки, но ты за два часа – восьмой, который приходит к ней перепихиваться».
Цех.
Приобреталась одежда «для себя» у финнов, у англичан, привозили водители грузовиков.
Потом, в начале же восьмидесятых, параллельно с фарцовкой я занялся «самопалом». Стал, как это тогда называлось, «цеховиком». Был у меня портной, который, если ему принести пуховик, мог сделать – без лекал, не особо даже распуская его на детали второй такой же – просто «один в один», не отличишь.
При этом вся же фурнитура – лейблы, наклейки – все привозилось. Сам я торговать, как уже говорил, не люблю. Что я делал? Брал их и отдавал оптом спекулянтам. А больше всего мне нравилось, когда приезжали ко мне финны, я им отдавал оптом несколько этих пуховиков, и представь себе: приезжает финский автобус, сидит в нем финн – водитель в этом пуховике. Налетают мажоры и покупают этот самый «мой» пуховик у него, и тут же, на «пятаке» пытаются впарить его мне же: «смотри, отличный английский пуховик, купи». «Не, говорю, я не ношу пуховики». То же самое было с куртками, брюками…
Мне тогда финны привозили по сходной цене «в ответку» хорошие брюки, ботинки, они много привозить вещей на продажу не могли, к ним внимание было более пристальным, нежели к «демократам».. А когда мои вещи появились, они и вовсе на продажу таскать перестали – брали мое и продавали как фирменное.
Был у меня один югослав. Музыкант из ансамбля АВС, потом из ансамбля ушел, стал играть джаз. Пока был в ансамбле, возил товары, но немного. Потом, когда приезжал, всегда звонил мне: «Витя, у тебя товар есть?»
- «Есть». Он набирал у меня товар и продавал. В Европе. В Италии. Так что товар наших «цеховиков» в то время пользовался спросом не только внутри Союза. Летние куртки, штаны… Причем зимние штаны, и летние отличались. Шились и те, и другие, из тика. Есть такой – не самый лучший, подкладочный материал. Так вот, если просто из тика – это летние. Если же подбивались обычным вафельным полотенцем – получались зимние. Чуть позже появился материал наподобии байки, но он уже был импортным, подкладку стали шить из этого материала. На меня в то время, помимо портных, работали – «бегали» человек двадцать – двадцать пять на Галере. Просто виртуозы. Молодежь. Как – то раз присутствовал при продаже. Приехал за деньгами и наблюдал. Смотрю, один «сдает» зимние штаны, вот на этой самой байковой подкладке. В жару. Летом. И когда покупатель спросил «Так ведь это же зимние штаны?», ему было отвечено: «ты что, дурак, что ли? Это же потопоглощающая подкладка». И тот купил…
Кроссовки самопальные – тоже сдавались оптом. Но их я не сам делал, их делал мой знакомый, Юра. И из чего же они делались… Подошвы клеили на клей «Момент». И когда продавцы умудрились предложить кроссовки 41 размера человеку с ногой 44 –го, эта подошва просто отвалилась… Так они ее снова подклеили «Моментом» и все- таки продали! Так что возврат делать не пришлось.
На объезд выезжал, но об этом - ниже. И параллельно, как уже говорил, занимался «самопалом». Крутился я тогда с Олегом, не раз звал его «в долю на самопал», но он ни в какую не соглашался: «моя жена не верит в самопал».
И ладно бы ничего не видел, а мы с ним тогда ездили поочередно, то на его машине, то на моей, и он прекрасно видел и знал, какой это выгодный бизнес. Как я разъезжаю по «точкам», отдаю партию штанов и курток и получаю с них деньги, причем деньги немалые, а скорее даже очень большие. Так что, почему он от этой темы отказывался – для меня по сей день загадка. Правда, «цеховиков» тогда ловили, и ловили крепко. Это было уже после «второй армии», когда я в первый раз освободился. Было это ближе к концу восьмидесятых – году в 1987 – 88. Тогда же, кстати, для «отмазки» практиковали покупку патента. На индивидуальную трудовую деятельность. Так что, если задерживали с партией «самопального» товара, оставался шанс «отмазаться» - небольшой, но оставался.
Патент брали в Исполкоме. Сделать это было не очень сложно.
Правда, один раз меня чуть не поймали. Ехал как-то вечером, у меня в машине, кроме напарника, сидели двое портных. Вся машина завалена, «под завязку», «самопальными» штанами.
И я «подрезаю» 21 «Волгу», причем даже не заметил, как это произошло. А в той машине находился сотрудник ГАИ из Невского района. Он меня задержал, документы отнял, а у меня в голове стучит только одна мысль: будут досматривать – это – срок, а я только что освободился… Повезло мне потому, что он документы - то мои из рук выхватил, в свою «Волгу» сел, а мне велел ехать следом. И вот, пока за ним ехал, я умудрился высадить всех, вместе с тюками. Потом, правда, когда я доехал до райотдела, он кричал, что я занимаюсь частным извозом, но что это по сравнению с кучей «самопальных» вещей в салоне…
И занимался э всем этим достаточно долго. Потом шмотки, как таковые, стали мне надоедать. Вырос.
Тут ведь, как в любом деле, идешь по ступеням. Сначала, по малолетству, «пурукумщиком», это – «значки на резинку», потом – шмотки и более серьезный уровень, когда начинают «крутиться» деньги. Сперва – мелкие, потом – средние, потом – крупные, потому как товар уже тоже идет партиями. Дальше – параллельно со шмотками, идет мошенничество, причем – в особо крупных размерах.
«Конверт» и «дверь».
Ведь бывали дни, когда заработка совсем не было. А кофе попить хочется каждый день. А вот для решения этого вопроса существовал «конверт».
Приезжаешь на Галеру, работы нет, заработка нет. Не лезть же за заначкой? Думаешь, срублю сейчас за часик рублей 100 – 150 «по легкому», на кофе с сигарами. Находишь покупателя, интересуешься, что ищет. Ищет, например, джинсы «Монтана». Говоришь ему: «Давай через 20 минут встретимся, я тебе организую штаны, но только, чтобы разговор не был голословным, покажи деньги». Деньги нужно было посмотреть для того, чтобы знать, какими купюрами они у него. Для того, чтобы за эти и 20 минут успеть нарезать бумагу под размер купюр, и приобрести какую – нибудь книгу, желательно – в суперобложке, но с обеих сторон одинаковой. И купить два конверта… Перед выходом вкладываешь в книгу конверт, уже подписанный, с нарезанной бумагой. Через 20 минут встречаешься с этим «лохом». Отводишь его в сторонку, достаешь пустой конверт, и говоришь «давай деньги». Кладешь их в конверт, подписываешь, и объясняешь: идешь вот в этот дом, вторая парадная, третий этаж, квартира, там живет, допустим, Саша. Скажешь ему, что ты – от меня, он тебе даст штаны. Как только купишь, если понравятся, выйдешь, дашь мне пять рублей на сигареты и кофе. Вот, это – мой интерес. Конверт – это вроде как пароль для меня. Он кладет конверт с деньгами в книгу. Пока ты все это ему объясняешь, кладешь его конверт в книгу, он отвлекается – выдаешь ему другой конверт, с нарезной бумагой. Он идет с этим конвертом в парадную, и убеждается, правда, тебя к этому времени и след простыл, что никакого Саши там нет. Это – если на кофе с сигарами.
Причем на моей памяти ни разу не было, чтобы кто-то почувствовал неладное и «распаковался».
Помимо прочего, я занимался съемом квартир. Тут надо было изловчиться это сделать, не показывая паспорта. Снимаешь квартиру на месяц, на два, на сколько хозяевам нужно. Делаешь 15 комплектов ключей, и за один день раз 10-15 ее сдаешь. Объясняешь, что «мама в деревне заболела, туда нужно срочно ехать», и так далее. Оплату вперед просишь подешевле, но на полгода вперед. И выдаешь счастливому квартиросъемщику ключи.
Такое практиковалось, когда срочно нужно было куда – нибудь уехать. Так, снял немного денег- отвалил.
Была у меня и еще одна тема – с парадной. В Ленинграде проходных парадных – великое множество. Но годятся для этой операции не любые «проходняки». У меня была парадная на Садовой, Моя, Самая любимая. Там, в этой парадной, переход в соседний дом вел не через первый или второй этаж, а через пятый. Узкий коридорчик , еле освещенный, какие до сих пор есть в любой питерской «коммуналке» в центре. И, повторяю, вел из одного дома в другой через пятый этаж. Я там., на входе в этот коридорчик, вешал дверь. Обычную, ничем не выдающуюся, с торчащей из-под драной дерматиновой обивки ватой, со звонком. В общем – обычная ничем не примечательная входная дверь в квартиру. Разумеется, мы ее сразу же не запирали, чтобы граждане жильцы не начали беспокоиться. Потом, только накануне «работы».
Месяц у меня этот дверь висела, или два. А дальше мы вдвоем с напарником находим «оптовика». Приезжали в Ленинград за покупками люди с Урала, из Сибири, и искали товар крупными партиями, по 100, по 200 штанов. 5-10 было не интересно – не тот уровень. Например, я ищу лоха, напарник стоит в стороне, ждет условного сигнала. Если я даю сигнал, он уже знает: есть человек, оптовик. Подходит. А я, в свою очередь, тоже представляюсь тому оптовиком, вроде как тоже что –то ищу. Завязывается разговор, выясняем, кто какие штаны хочет купить.
Подходит мой напарник, вроде как тоже ищет. Тут я и говорю, что есть у меня партия. С напарника я, разумеется, луплю цену по полной программе, поскольку он вроде бы покупает одни штаны, или максимум две – три пары, Оптовик просит партию. Я их отвожу в ту парадную, оставляю их на втором или на третьем этаже, а сам иду к двери, и выношу сначала штаны для своего напарника. Он одни «покупает», вторые вроде как «отбраковывает», я иду, без разговоров ему их меняю, выношу другие. Выхожу к ним уже в домашних тапочках, в «трениках» - они у меня заранее в этом коридорчике заготовлены. Он еще попить просит – я ему стакан воды выношу… Он все же очередные штаны отбраковывает, я возвращаю ему деньги за ту пару, которую он, якобы, «не купил».
Все, клиент готов. Он дважды видел, как я уходил наверх, вернулся в домашнем, да еще штаны менял, те, что на продажу, и воду выносил.
Я начинаю теперь разбираться с ним. Выношу ему образец штанов, которые он ищет. Как правило, сделать это несложно, поскольку искали все одно и то же.
Тем временем, машина стоит во дворе, под парами, напарник, который после расчета ушел, завернул во двор и уже сидит в машине, мотор прогревает. Иногда я подвожу клиента к «дверям квартиры». Объясняю, что бабушка больна, или еще что-то подобное, и прошу подождать. Он видит, что я (минут за 10 до этого), открываю дверь своим ключом. Он дает мне деньги, и стоит, ждет моего возвращения. Перед запертой с той стороны дверью. А я в машину – и ходу.
После такой операции стараешься неделю – две не появляться на улице…
Демократический бизнес и «ломка».
Так что, еще раз повторю: «капиталисты» лично мне были интересны исключительно в плане приобретения действительно хорошей одежды для себя. И многие поступали примерно так же: по настоящему дорогие вещи приобретали для себя, для девушек, для жен, у кого были жены…
А вот «демократы», те были куда более интересны, и многим. Не последнюю роль в торговле тогда играли румыны – мы между собой называли их «мамалыги», видимо, по основному блюду их национальной кухни. Так вот, если финн привозил на продажу, допустим, одни штаны и одни кроссовки, и этим ограничивался, то «демократы», причем не важно из какой страны выходцами они были: поляки это, чехи, румыны или югославы – (югославы, правда, меньше), тащили товар на продажу огромными сумками.
Например, заезжали они в гостиницу «Советская». И выходили вечером, видимо, после ужина, вроде бы на прогулку, и уходили подальше от гостиницы… Соображали, скорее всего, что у гостиницы работает спецслужба милиции, продавцов переловят, товар - конфискуют, и шли подальше. Ну, гуляют, и гуляют, а то, что баулы тащат с собой, так это ж законом не запрещено…
Вот тут –то все и начиналось. Были у них кроссовки такие, румынские, в народе их называли «румыно –корейские», на них была нанесена надпись «Адидас», три или четыре полосы. Подошвы, правда, иногда были «деревянные», но иногда попадались и вполне приличного качества тапки. Приближенные по качеству к натуральному «Адидасу».
Так вот, у «демократов» партии товара были огромные. Штаны – так сразу по пятьдесят – семьдесят пар, кроссовки – тоже крупными партиями… Так что тут заработок сразу же шел большой.
Тем более, когда «ломаешь», а я в то время занимался «ломкой»… Научили меня этому в конце семидесятых. Сейчас уже и не вспомню – кто.. Но ведь одно дело – знать теорию, совсем другое дело – практика. И первая моя ломка состоялась у гостиницы «Ленинград». «Зацепил» я тогда «демократа» - югослава. Он вынес штаны – джинсы известной фирмы, но по-моему, все же югославского производства – и запросил за них 170 рублей, и ни за что в цене «не двинулся». Нет – и все. Стояли мы на мосту через Неву. Он держит в руках эти штаны, я уже «отломал» деньги, держу в руке, остается последнее движение – отдать ему эти деньги, а мне не решиться… Думаю, если заметил, сейчас крик поднимет, налетят.. Так я и стоял несколько минут, все никак не мог решиться. А закончилось все тем, что он вырвал у меня из руки эти деньги, шмякнул джинсами с размаху об асфальт, развернулся и ушел.
Ну, думаю, и ладно. Так с тех пор и шло. А вообще-то даже с демократами и даже с «ломкой» не получалось хорошего «выхлопа». И перешел я тогда с “ломки» на лотерейные билеты.
Лотерейные билеты.
Были в то время два – помимо, «спринта» и «спортлото», вида лотерейных билетов. Обычные, те, что продавались по 30 копеек, и билеты художественной лотереи, по полтиннику. Большой такой лист, а на лицевой стороне у него вроде бы был нарисован спортсмен с факелом. На обратной стороне – какой – то большой, мелко- мелко напечатанный текст. Так вот: румыны, да и поляки тоже, принимали эти лотерейные билеты за деньги. На лицевой стороне была надпись: «пятьдесят копеек», конечно, подклеишь ее немножко.. Получалось неплохо: особенно если румын продает штаны и просит за них 130 рублей, а ты даешь ему два лотерейных билета и тридцать рублей, и он это принимает. А возили они штаны темно- синего цвета, и не самого плохого качества, когда протирались они, получался очень даже интересный цвет. Продавали они эти самые штаны от 130 до 110 рублей, Поторгуешься, естественно, для вида. «Добивка» к двум лотерейным билетам шла от тридцати рублей до «чирика». В результате получались за 11 рублей штаны, которые можно было потом продать. Да и билеты, перед тем, как отдать, естественно, проверялись. Потому как там разыгрывались путевки в круизы, еще что-то такое же интересное. Правда, сколько ни проверял, так ни разу ничего и не выиграл…
Это длилось около года. Ну, параллельно осваивались и другие направления работы. Из трех рублей «делали» пятьдесят, из пятидесяти финских марок – пятьсот, разные деньги пошли в ход – все шло на покупку товара и все в основном «прокатывало». Правда, однажды закрыли меня в «Мерседесе» два поляка… но об этом позже. Было это незадолго до Олимпиады -80. Точно. Я тогда впервые вживую увидел банку кока-колы.
Мы на объезде были, с напарником, и смотрим – «Мерседес», 123-й, как сейчас помню. Нашли мы его в районе гостиницы «Астория», в переулочках. Мы его «тормознули, я пересел к ним. Машина была оборудована интересно: переднее сидение рядом с водительским, снято, а весь салон забит сумками с вещами.
За рулем – водитель, на заднем сидении – еще один поляк. А все остальное пространство было завалено шмотками. Причем шмотками очень высокого качества, по видимому, «от капиталистов», и из очень дорогих магазинов.
Перед встречей с этими поляками я был «упакован» полностью: у меня были и динары, и финские марки, с переклейкой, другие интересные бумажки. Помню, что они поначалу все отметали. Потом пошло: я им даю 500 финских марок – переклейку из пятидесяти, один ее внимательно изучил, потом второй,..
Я сижу на заднем сидении, рядом со мной – поляк. Я отбираю какую-то вещь, мы оговариваем цену, я откладываю ее, беру что-то еще. Когда набрал достаточно, я начал втирать им все, что попало, потом достаю переклеенные 500 финских марок, передаю их тому, что сидит рядом со мной, он проверяет их, передает водителю. Тот тоже начинает их проверять. Потом говорит первому: мол, все нормально, после этого вроде как договорились.
Только я решил, что «прокатило», водитель вдруг просит посмотреть еще раз и достает фонарик.. Кончилось тем, что я и уйти не мог, там были хорошие свитера, плащи, хотелось взять для себя.
Начали все это перекладывать по новой, причем на этот раз они за каждую вещь стали просить деньги вперед. Проводилась каждый раз двойная проверка, и тут у меня кончились рубли. Те, что я брал на «добивку» к динарам и «подработанным» финским маркам. Тут водитель заблокировал дверцы, а мне показывает: «сиди». И начинает вновь пересчитывать деньги. У меня же как раз осталось 20 рублей. Он пересчитал – 10 рублей не хватает. Они – на меня. Я говорю: «слушай, я вас пытался обмануть на такую сумму, неужели буду из-за десяти рублей возиться?» Пересчитали еще раз – действительно, две новенькие купюры слиплись. Я ушел.
Тогда у меня напарником Алик был.
Я любил хорошо одеться. Любил хорошие рубашки, костюмы. А он – нет. Вот, случалось, мы кого – нибудь «грохнем» на товар, я говорю: «поехали, спекулям сбросим», а он – «нет, будем продавать». И мы с ним всегда товар делили. Он увозил товар домой, жена у него спекулировала, расставляла товар по комиссионкам. Он, может быть, в результате получал и больше, чем я, но я зато получал деньги сразу. И меня это устраивало.
Потом лотерейные билеты ушли в прошлое. Последний лотерейный билет я «впарил» румыну у станции метро «Площадь Восстания». Долго он тогда его изучал, вертел в руках, читал, что на нем написано… Тогда я у него взял джинсы за 110 рублей, и это были два последних лотерейных билета, которые я «впарил». И после этого я переключился на динары.
Динары.
Югославские динары в то время, после их бешеного обесценения, были никому не нужны. То есть вообще. И валютчиков не интересовали. У нас их не было. Я бегал и искал их везде, где только можно. И если находил группу югославов, я подбегал к ним с просьбой продать динары. А динары тогда, по ценам «черного рынка» стоили «за десять рублей – мешок». А потому югославские туристы никогда поначалу не соглашались – это сколько динаров нужно было набрать – даже если со всей группы, чтобы набралось на 10 рублей. Однако когда я говорил, что готов брать их по курсу 100 динар – 2 рубля – а это просто астрономический курс, тут же вся группа, все, у кого были динары, тут же «сливали» их мне. Все, что было. Я набирал эти динары, а мажоры все никак не могли понять: зачем они мне, и что я с ними собираюсь делать. Я, разумеется, посвящать их в подробности моего бизнеса не спешил.
А динарам нашлось очень даже неплохое применение.
Нахожу я все тех же румын, покупаю у них пластиковые часы, которые они в то время возили, просили они за них от тридцати до сорока рублей. Как правило, устанавливалась стабильная, средняя цена в 35 рублей.. Я говорю: «Годится». Даю румыну… югославскую купюру. Румын дает мне в обмен за 100 динар часы и 65 рублей сдачи – советскими рублями. Часы, таким образом, я мог тут же «скинуть» спекулянтам или подарить. Я вообще тогда много вещей просто дарил – ну зачем они мне, если я с каждых двух рублей вложенных в бизнес получаю 65 рублей прибыли?
Еще одна тема – поездки в Эстонию. Тогда это была еще союзная республика, и в Эстонии продавалась в маленьких пластиковых баночках порционная паюсная икра, по виду напоминавшая черную. Банка это икры стоила 90 или 99 копеек. Я набирал этой икры рублей на 200 – 300 и продавал в Ленинграде.
В результате, на работу я теперь выходил так: у меня с собой были «клееные» финские марки, динары и вот эта икра. Икру очень любили «капиталисты». Дорого я за нее не просил – отдавал по 20-30 немецких марок. Не знаю, сколько это процентов получается, но вполне прилично. А еще капиталисты с удовольствием почему-то брали наши шпроты – в банках с золотой рыбкой. Мели их марок по 25 за банку. Они, правда, были и у нас в дефиците – как правило, попадались обычные шпроты. Эти, по видимому, были экспортными.
А с динарами интересно вот еще что: были купюры по 50 и по 100 динар. На полтиннике были изображены какие – то два мужика, в касках или что-то вроде этого. И когда у меня при сделке спрашивали «А где тут Ленин?»,я указывал на одного из них. Второй у меня шел за Надежду Константиновну Крупскую. И ничего, брали….
По цвету они были синеватые, и к ним в качестве «добивки» шли советские пятирублевки – очень похожие по цвету.
На банкноте в 100 динар – красного цвета – был изображен мужик с шашкой на коне – и они, соответственно, «добивались» нашими десятирублевками.
Иногда кто – то пытался возражать, что «это не рубли», на это я возражал, что у нас эти деньги в ходу наряду с рублями. И, как правило, «прокатывало». Но не всегда. Потом появились банкноты по 20 динар.
Был такой Слава Зеленый, крутились мы с ним тогда, и вот «дернули» кого-то возле ДЛТ, кажется, изрядно поддатого финна. Слава с ним зашел в телефонную будку, посмотреть, что у того есть из товара, я что – то отвернулся.. Поворачиваюсь, и вижу такую картину: финн держит Славу за горло и уже заносит кулак для удара… Открываю дверь в будку, пытаюсь выяснить в чем дело, а финн начинает мне доказывать, что в России нет 20 рублей одной бумагой!
Я говорю – как нет – ты же ее в руках держишь! Ну, не нравится – и отдавай обратно. Забрали эту купюру и ушли. Финны, кстати, нередко предупреждали, мол, не балуй, мне советские деньги известны…
А я про себя думаю «знаю я таких умных» и если я достаю динары, а они их берут, значит, они – уже ручные, они – мои. Динары – это была очень выгодная тема. Как «демократа дернешь» - товары на заднем сидении еле помещались. Ботинки, кроссовки, штаны – чего только не было. Обходилось все это за копейки.
И начинается – динары, икра, финские марки переклеенные… Вот только спекулировать я не любил – ну, не мое это…
А вообще динары были очень выгодной темой. Одного финна я «дернул» у гостиницы «Советская». Смотрю – едет финн. Остановил его м ашину, пересел, поторговались…
Я по тем временам купил у него автомагнитолу, и большую переносную магнитолу «Хитачи» за 1100 если считать условно. При этом 1 тысячу, как бы рублей, я ему выплатил динарами и 100 рублей – нашими, нормальными деньгами, «на добивку». Обошлась мне вся эта техника в результате в общей сложности в 200 рублей. Знакомые спекулянты с Парашки взяли у меня всю эту технику больше чем за тысячу рублей – тысячу отдали только за большую магнитолу.
Потом два три – дня не выходил к «Советской» - потому что можно было нарваться – тем более что этот финн был трезвым.
С «ломками» - тем, с чего я начинал, был у меня такой случай: проходил у нас в Питере чемпионат Европы по тяжелой атлетике. Приехали спортсмены – штангисты. И болгары – штангисты – было это вскоре после армии, жили в гостинице Советской. И вот четверо этих штангистов вышли на улицу. А болгары тогда привозили дубленки. Смотрю, идут, у одного через руку дубленка перевешена, ну, явно – продавать. В районе Красноармейских я их догоняю, договариваемся… Запросили они что-то около шестисот – семисот рублей, я говорю «годится», они берут меня в кружок и объясняют, что если будут проблемы – они мне голову тут же и оторвут. И вот, помню, я «ломал» им, сам боялся – поскольку если прямо сейчас «распакуются», то – все. Порвут. Нет, на месте не «распаковались». И помню, что там, метрах в пятидесяти, проходная парадная. Шел и думал: мне бы только не побежать. Быстрым шагом можно – спецслужба, опасения обоснованные, а вот если побегу – почувствуют неладное и догонят. Дошел я до парадной, а вот оттуда уже побежал.. И потом, до конца соревнований, я к «Советской» уже больше не выходил – уезжал в другие края.
Еще одна история. Садовая улица, Гостиный Двор. Подходит ко мне наша торгашка – классический вариант, золотые зубы и все такое. Барыга, короче. И предложила мне часы с калькулятором – одни из самых первых в городе. А стоили они по тем временам рублей по 700. Это потом они «упали» до 350 – 450 рублей, а на тот момент она за них 450 рублей попросила – рублей на 200 дешевле, чем они лежали в Апрашке. Зашли мы с ней в телефонную будку, я посмотрел, говорю «беру». Ну, как всегда, «ломаю». Не додаю ей 10 – 20 рублей, она говорит – мало, я пересчитываю, «отгибаю» для себя… Оставил я ей тогда 130 рублей.
Она берет деньги, кладет их в сумочку и говорит мне очень хорошую фразу: «Вы знаете, молодой человек, вы очень дешево купили эти часы» Я говорю: «Да, я знаю». Тут же возле Парашки я их отдал за 350 рублей, но как только отошел от Парашки, «нарвался» на финна, который предложил мне кожаную куртку на поясе, запросил рублей 300 – 400, обошлась она мне тоже – рублей что-то около сотни… Я ее тоже отдал спекулянтам..
А вечером была еще одна история. Я не мог обманывать советских людей – разве что таких, как эта торгашка. Я себя потом плохо чувствовал – физически.
Иду мимо «Галеры», стоит какая – то девчушка. Подхожу к ней, спрашиваю, что она ищет. Она говорит – я не ищу, я продаю. Я говорю: «ну пошли, я у тебя куплю, а сам думаю: надо же, такая хорошая девушка, а спекулянтка… Отвожу ее в сторону, разговорились, оказалась, заказала она сумку и кроссовки моряку загранплавания, он ей привез, а у нее денег не оказалось. И чтобы не потерять с ним связь, она назанимала денег по знакомым, выкупила эти вещи и пошла продавать их. Кстати, по тем временам явление было достаточно распространенное. Вот тут я не смог ее «ломануть». Говорю: «единственное, что я могу для тебя сделать – это ничего у тебя не покупать. И мой тебе совет: иди домой, не надо тут ничего продавать». Она, по – моему, ничего так и не поняла…
Кстати, еще о «ломке». Опять незабвенный Леня Уршанский. В теории – то он «ломку» знал, но сам никогда не «ломал»: не его это «тема».
Сидим втроем в машине, тоже – на Галере, но возле Думы. Находит Леня финна, «сломал» ему деньги, прыгает в машину, закрывает все кнопки, блокирует дверцы, и радостный кричит: «я ему бабки сломал!» А Леня в это время уже ломится в машину!!! Ломать – то Леня не умел.
Другой случай тоже был на Невском. Идет слегка пьяненький финн. За пазухой у него лежат штаны. Подходит к нему Леня, и начинается диалог:
Сколько?
- 160
-130
- 150
- 130
- 140
Торговались они таким образом минут десять. Леня уперся, и ни в какую. Завершилось все тем, что финн выхватил у него из руки деньги (уже сломанные), саданул штаны об асфальт, повернулся и ушел.
Типажи Галеры. Менты и не только.
Все менты на Галере прекрасно знали о том, что там происходит. И был там такой сержант Байко.
Стоишь на Галере, он подходит к тебе. Здоровый, под два метра. Из 27 отделения. Он тебя знает, как облупленного. И вот если его смена, стоишь, он подходит, представляется: «Сержант Байко, ваши документы».
Паспорт мы возили с собой всегда, потому как с ним проще… Достаешь паспорт, отдаешь ему.
- Он: «фамилия»
- Ты: «так там же написано».
Он: «Фамилия».
Называешь фамилию.
- «Где живете?»
- Открой прописку и посмотри.
- Где живете?
Называешь адрес.
По тем временам, крупную сумму денег «на кармане» носить было достаточно непросто: не приветствовалось это милицией, и было достаточно обременительно, скажем так, для определенной категории граждан. А поскольку деньги носишь с собой всегда, и немалые… Например, если у меня в то время было в кармане 800 рублей, я чувствовал себя неуютно: это же практически без денег, вообще!
Так что – две – три тысячи рублей в конце семидесятых – начале восьмидесятых мы с собой носили постоянно. И чтобы как – то оправдать наличие таких денег, на случай, если заберут в милицию, «отмазка» была одна: приехал в Гостиный Двор за аппаратурой, искал магнитофон, шел по Гостиному Двору, вышел покурить, сейчас пойду дальше. Вот это все сержанту Байко рассказываешь, при этом все повествование занимает минут пять – десять. Он твою легенду невозмутимо выслушивает, после чего отдает тебе паспорт, разворачивается, отходит на два – три шага, тут же снова поворачивается, снова подходит к тебе, и все с начала: «Сержант Байко, ваши документы, пожалуйста»…
И опять все сначала.
И так он будет к тебе ходить до тех пор, пока ты или не уедешь, или не положишь в паспорт 5 рублей. Увидит он пять рублей, уже ничего не спрашивая, берет деньги и уходит. Целый день после этого к тебе не подойдет: что угодно можно делать у него под носом – он тебя в упор не видит. Ты для него не существуешь.
Немного позднее там появился бывший участковый, из участковых, по слухам, его выгнали, он перешел на работу в 27 отдел милиции, так тот был просто… Слов нет. Вот видит он, что ведешь покупателя, от Галеры по Невскому – между спортивным магазином и булочной там тогда была парадная. Ведешь его в эту парадную. Все покупателей - «лохов» - туда водили. Так вот, ведешь его в эту парадную, он это видит, дает тебе время штанами потрясти, показать товар, потом заходит – в форме. Кто не знает – особенно покупатели, начинают нервничать. А он подходит: «человека отпустишь – подойди ко мне». Заканчиваешь в покупателем, подходишь к нему.
- «Ну что, продал? » - первый вопрос.
- «Продал».
- «Давай 25 рублей».
Тут начинаешь на него наезжать: «Ты что, дурак? Тридцать рублей всего заработал, из них 25 тебе отдай?»
Короче, брал он чирик, десятирублевку то есть, и отваливал. Ни разу не видел, чтобы он хоть кого-то задержал.
Потом появился еще какой – то… еще выше, чем этот Байко. Как – то раз я от него убегал. Догнал. Еще бы: он – шаг, я – три… Привел в 27 отделение, в очередной раз…
В 27 отделении у меня было много фотографий. Там по молодости меня наснимали больше, чем в фотоателье. Прислоняли к дверному косяку, и снимали… А до того, как отводили в 27 отделение, часто держали в Гостином Дворе, у нас это называлось «местная тюрьма». Это была такая камера, узкая и длинная, лавочки шириной сантиметров 20-30, сидеть на них было крайне неудобно, и вот в этой камере выдерживали по два – три часа. Причем менты –то знали, что ты собой представляешь, а там все видно, кто идет по Гостиному, по второму этажу. Идут, например, туристы, а тебя менты и подкалывают: «смотри, ходят, а ты тут сидишь».
И вот на этот раз меня опять забрали. Как обычно: «все из карманов». Ну что в те времена обычно изымали? Сигареты, зажигалка, часы… А я как руку в карман не засуну, все достаю деньги. А дело было, как раз, когда утренний заезд туристов уже прошел, денег у меня, соответственно, было мало: оставалось всего 750 рублей. Двадцати пятирублевками. «Четвертаками». Милиционер сидит, записывает. Считает «четвертаками», записывает «750 рублей». А меня заело, мне почему-то показалось, что их должно быть 850. Начали горячиться. Он пересчитал еще раз – опять 750 рублей. Я возмущаюсь: «за что 100 рублей с меня снимать, я пустой, как шаманский бубен!» Потом еще раз пересчитали. В конце концов все получилось. Это я к чему? Так нагло не брали. Потом посидишь – посидишь в «вязальном цехе», оттуда либо переведут в 27 отдел милиции, в переулке Крылова, либо и просто отпустят.
Так вот, на следующий день после того как этот «длинноногий олень» поймал меня, я с ним опять столкнулся, и опять – у Гостиного Двора. Он меня увидел, узнал, подходит – привет – привет… Он мне говорит: «слушай, давай так: ты будешь мажорить, а я тебя от ментов прикрывать буду». И так мы с ним и работали.
А еще на втором этаже Гостиного Двора «дернул» я как-то раз капиталиста. Помню, вытащил он кроссовки, очень хорошего качества. Точнее, только одну тапку. Я посмотрел, говорю: «беру». Отдаю деньги, а у капиталиста сумка, а в ней какие –то кипы газет. Он-то мне посмотреть один кроссовок отдал, а он сумку раскрывает и жестами показывает, мол, бери. Я начинаю шарить, и не могу второй тапок никак найти… Поднимаю глаза, и вижу: прямо на меня, метрах в десяти, идут два милиционера. Деньги отданы, один тапок у меня в руках, второй – в сумке, и никак его не найти… А милиционеры веселятся, а за мной не бегут. Потом только понял: они вели кассира с деньгами, и не могли ее оставить. Но как они надо мной смеялись…
Тем не менее, риск быть задержанным присутствовал всегда. К этому относились не то, что философски, но все же… Товар в таких случаях могли и пожалеть, а вот с валютой могло быть по разному.
Как то раз, еду по Обводному каналу. Смотрю, на набережной стоят трое знакомых, отвернулись к воде, и увлеченно копаются в каком – то свертке. Думаю, сейчас я их разыграю… Подъезжаю к ним поближе, и – резко по тормозам. Ну, менты, другого варианта нет… Они медленно поворачиваются… Когда увидели, что это – я, там был такой крик!!! Орали, они, правда, недолго: тут же бросились за этим свертком, вниз по течению.
Разные там люди крутились, на Галере… Был там такой Сережа «Сынок». Весьма непонятный был типус, неожиданно возник, так же неожиданно пропал. Не местный, вроде бы из Свердловска. Жил у Игоря на Фонтанке. С ним и «крутился». Темный человек. «На понтах», какие – то детские истории рассказывал, о том, что ломился к ним в квартиру Комитет, так он ушел по окнам, спускался, как в детективах, из окна по веревке, сплетенной из простыней, а на мо мент рассказа он, якобы, находился в бегах… При том, что рассказывал он все это, сидя в «Метрополе» - в ресторане. «Хорошо ж ты бегаешь» - думаю…
Игорь, у которого он жил, тот одно время просился ко мне «в долю». Это было уже в те времена, когда я даже не крупным валютчиком уже был, выше. Он просился, но я отказал. А отказал потому, что когда мы только начинали, оба молодыми, и работали месяц – два, у меня сломалась машина. По кузовным работам, по двигателю что – то надо было делать. В общей сложности – я сейчас порядок цен уже не помню, но не более чем на тысячу рублей в общей сложности. Ездил я тогда на «трешке».
Мы с ним встретились, (начинали – то вместе) , я говорю: так и так, машина – наш рабочий инструмент, без нее никак, надо делать, «крутимся» мы вместе, понимаю, что просить с тебя пятьдесят процентов – полстоимости ремонта – неправильно, даешь из тысячи двести – триста рублей - и мы крутимся в деле. Он пожалел.
Тогда порешили – ездим мы вместе, но мы не напарники.
Он потом об этом пожалел. Предлагал и до тысячи, какие – тот джемпера дорогие, но я сказал: «нет». А пожалел он о своем поступке потому, что у меня к тому времени заработок в день доходил иногда до 5 тысяч рублей. И, видимо, в какой-то момент мои коллеги стали слишком открыто действовать. Что, естественно, не могло не обратить на себя внимание компетентных органов. Времена были андроповские…
Примерно в это же время в Ленинграде была образована бригада от Большого Дома, (Литейный проспект, дом 4, где в то время располагалось управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области ), которая занималась именно валютчиками… Узнал я об этом совершенно случайно.
Мой друг детства, с которым мы – со второго класса, служил в милиции. Или не в милиции, но это уже только мои предположения.
Я тогда жил в Ленинском районе, у родителей. Однажды прибегает он ко мне, и я вижу, что он хочет мне что-то сказать… Сидел – сидел, я его ни о чем не спрашиваю, идет разговор ни о чем, обычные беседы бывших одноклассников, не более. Пришло время прощаться, мы вышли, он жил в районе Измайловского проспекта.
Дошли до перекрестка, где нам расходиться в разные стороны, попрощались… Я прошел не более пяти шагов, как он меня окликнул. Подошел ко мне. «Если я еще раз про тебя услышу – я тебя посажу». Я говорю: «Слышь, если есть, что сказать, ты говори сразу». Он: «Я тебя предупредил». Говорю: «Откуда такая информация, я человек незаметный в городе»…
- Это ты так считаешь – было мне ответом.
Вот тогда он мне в двух словах рассказал о том, что команда эта только – только образовалась, и они забрали под себя все крупные дела по валютчикам, которые велись сотрудниками уголовного розыска. Там – то, в материалах этих дел, он и наткнулся на мои то ли фотографии, то ли чьи – то показания. Это было мне первым и весьма серьезным предупреждением.
Кроме того, я прекрасно осознавал: годы идут, бегать по Невскому проспекту мне уже становится несолидно, как, например, это до достаточно преклонного возраста делал некий Миша Чернокнижник, который так и продолжал бегать по улице. Легендарнейшая, кстати, личность: маленький, волосатый, вечно немытый, похожий на бомжа.
Был у меня в те времена хороший знакомый Юра, из крупных цеховиков, с подачи которого я, кстати, и подключился к этому бизнесу. Так вот, у него были неплохие знакомства в милиции, на уровне полковников или что-то вроде того.
А сам я тогда крутился с Сережей Зеленым. Ко мне тогда приезжали, интересовались, за счет чего я живу. Говорил, что занимаюсь извозом. Это был дежурный ответ, после которого я предлагал довезти в любое место за 5 рублей. Тариф по счетчику тогда был 3 рубля 50 копеек.
К тому же из моего близкого окружения людей стали забирать в милицию. Как –то раз прибегает ко мне Зеленый, весь белый. И говорит: «Сегодня меня забрали в милицию». Я удивился, говорю: «И что за проблема, можно подумать, что это – в первый раз». Он говорит, «Понимаешь, я так решил, что искали –то они тебя». Потом я еще обращался к людям, по какому – то делу позвонил Юре, и он был очень сильно удивлен самим фактом звонка – он был уверен, что меня уже взяли. И долго интересовался, почему я не сижу…
Тогда я с ним встретился – тогда он практически из дома не вылезал, но ради такого случая даже выбрался на встречу. И рассказал, что ему звонил знакомый полковник и подробно расспрашивал о том, какие у него со мной отношения. И посоветовал держаться от меня подальше. К Юре я тогда по бизнесу приходил довольно часто, и тут заметил, что возле его дома появилась какая-то подозрительная машина. А возле моего дома вдруг появился строительный вагончик, хотя никакой стройки там поблизости не намечалось.. Это, правда, было возле квартиры, где я постоянно не жил – так, проводил несколько дней, водил туда девушек. Постоянно же я жил у мамы. Правда, в тот раз все так и обошлось, меня никто не «дернул».
Начал Лева меня снова таскать на Галеру. Я ему объясняю, что Галеру я не люблю, а там… вот стоят спекулянты, которые на этой Галере, можно сказать, живут. И ни у кого нет клиентов. У Лени – есть всегда. Где он их только выкапывал? Бегает – бегает – гляжу, тащит.
Вот когда я с ним выходил на Галеру, пара интересных происшествий с нами случилась.
Подходит как –то раз к нам солидный мужчина, на вид лет сорока – сорока пяти. В костюме, видно, что не дешевом. Ищет вещи. А мы тогда как раз были с объезда, вроде. И у нас были солидные вещи. Видно, что такому человеку корейские кроссовки не нужны. Даже предлагать не стоит. И были у нас вещи, а Леня, в свою очередь, любил поторговать. Подходит, спрашивает.
Знаете, говорю, есть именно для вас хорошие вещи. Мы отъехали с ним к площади Искусств, а там в то время не только пешие патрули ходили, но и на машинах наряды ездили, проверяли припаркованные машины. Известно было, что для совершения сделок спекулянты с Галеры часто туда отъезжали. И вот, сидим мы в машине, втроем, мы ему демонстрируем вещи, а сами постоянно по сторонам зыркаем, поскольку нахватить же могут. Он покупает. Купил он тогда у нас тысячи, кажется, на две.
И спрашивает: а что вы, ребята, постоянно ерзаете?
- Да милиция кругом ходит.
А вы что, не знаете, кому продаете? Знали бы, кому продаете, вы бы так не дергались. Мы переглянулись с Леней, - ну, и кому же мы продаем? Он улыбнулся, и достает таку-у-у-ю «ксиву на трех листах», что нам даже страшно стало. Если бы он ее до расчета достал, а не после, мы бы ему, скорее всего, стопроцентную скидку бы сделали…
Второй случай был – подошел паренек, наших, по тем временам лет, немного за двадцать, видно, что тренированный, ему нужны были вещи спортивные – джинсы, кроссовки, он в Питере был проездом. Этот парень был спецназовцем.
А еще было… И тоже с Левой. Лето. Сидим в машине на Думской улице, напротив Гостиного двора, но не с той стороны, где Галера, а прямо возле Городской Думы. Окна боковые открыты. Градусов тридцать. Леня, как раз привел покупателя – лоха, тот что –то смотрит, выбирает. Вдруг к нам от Гостиного двора, прямо через проезжую часть идет мужчина в костюме, у которого НКВД, считай, написано на лбу крупными буквами. Идет быстрым шагом, и на ходу сует руку в нагрудный карман… Я уже завел машину, включил передачу, думаю, сейчас ксиву достанет, и я поеду. Посмотрел я на Леню. А он сидит побелевший, и смотрит на этого мужика как кролик на удава… А мужик этот подходит к нам с решительным видом, сует руку в карман и достает оттуда… заплатки для ремонта автоколес! Камер пробитых. Говорит: «Заплатки возьми на колеса. Пробьешь - отремонтируешь». Отказался я брать эти заплатки, мужик повернулся и ушел, а Леня еще минут пять молчал, пока приходил в себя. Потом разорался, почему, собственно, в машине окна открыты…
А возле гостиницы «Мос ква» - там, кстати, был хороший шведский стол, я знал, и однажды, когда меня «нахватили» спецы из «Советской», и я был удивлен.
Поймали меня там… с горчичниками. Девушка назначила свидание у гостиницы «Москва». Я приехал, позвонил ей из телефонной будки, стою, жду. Тут ко мне подбегает молодой человек, по виду – из мажоров, попросил прикурить. Я ему дал прикурить, он побежал дальше, а я направился встречать девушку. И тут меня «вяжут». А мама меня перед этим попросила горчичники купить. А они же в рулон скручены. А спецы, видимо, решили, что я стою на «точке», мне валюту «скидывают», а я ее отношу. Меня взяли и привели в гостиницу. Спрашиваю, в чем – дело? И вытаскивают у меня этот рулон горчичников. «Это что такое?» Решили, что валюта. Он разворачивает,
- «Это что такое?»
- «Поскреби ногтем, может, доллары полезут».
Работали мы как – то с Зеленым, на Пушкинской улице «дернули» двух поляков, говорящих по-русски. Мы тогда у них набрали товара на 5 -7 тысяч рублей. Причем, динары у нас к тому времени закончились. Дело было осенью, под вечер, я поехал за динарами, на Поклонную гору, мчался, как мог, привез, они эти динары взяли, как миленькие. А товара набрали столько, что пакеты перетаскивать нужно было в несколько приемов. А машину я на всякий случай оставил на углу Невского и Пушкинской. Приезжаю – смотрю, Зеленый стоит без пакетов. Я их отпустил, но недалеко, чтобы они не могли зайти в какое-нибудь кафе-мороженое с этими динарами. Я поляков когда отпустил, пошел за машиной, не оборачиваясь, говорю: «Зеленый, пошли» - он говорит – не могу, мол. Поворачиваюсь и вижу: он стоит ухватившись за стену, и у него ноги от страха подгибаются, так, что с места сдвинуться не может. Подогнал машину, загрузились. Он начал говорить, что засветились, что если заява будет – нас возьмут… Однако от предложения догнать поляков и все им обратно вернуть почему-то отказался…
Но я тогда решил все рвать.
Потом открылся «вязальный цех» между Садовой – по Невскому проспекту – по диагонали от Гостиного. С очень суровой спецслужбой. Правда, существовал он недолго.
Меня «нахватывали» на Невском, но уже по валютным делам, я устраивал концерты. Показывали фотографии, как я меняю деньги интуристам, я же утверждал, что менял им рубли на рубли – «разбивал» на более мелкие купюры.
И валюту, когда работал, я, как правило, носил в кулаке, чтобы можно было ее сразу сбросить. Иногда, правда, брал конверт, лист бумаги и писал заявление в милицию, я, такой-то такой-то , нашем неизвестную мне сумму в неизвестной валюте. Ставил дату и подпись. И все деньги клал туда. Если бы «нахватили», был бы хоть какой-то шанс. Хотя, думаю, по тем временам – очень и очень слабый. Так что я носил валюту в кулаке и при малейшей опасности «сбрасывал». А ведь брать валютчика в те времена нужно было с поличным.
А однажды меня «нахватили» на Старой Галере. На углу Садовой и Невского. Как я «прокололся» - до сих пор не понимаю. Только взял, и меня тут же хапнули. Я устроил крик, метался, дергал граждан за полы, кричал, что напали хулиганы. А те, кто меня задерживал были «по гражданке», пока прохожие разобрались, я валюту уже «скинул». Меня тогда в последний раз избили, правда, очень крепко, в «малом вязальном цехе». Их начальник кричал, что «только дураки валюту в трусах носят».
Что из валюты брали? Охотно – финские марки, итальянские лиры, доллары меня, как валютчика, интересовали меньше всего. Может, это удивительно, но больше всего я любил итальянские лиры. Там «выхлоп» был весьма изрядный. 10 тысяч лир на «черном рынке» покупались за 10 рублей. Курс был очень низкий. И брали всегда не десятками тысяч, а сотнями, и даже миллионами. Миллион лир – тысяча рублей. А курс продажи был – если по принципу «только свистни» - 2 тысячи. А так – 2200 и 2400. Прибыть – больше 100%. Вот поэтому лиры я и любил. Правда, если покупаешь валюту за динары, там уже не важно, что брать – без разницы. Ну, я и старался покупать за динары.
Основная масса валюты это и были как раз финские марки, немецкие марки и итальянские лиры. Доллары попадались нечасто, потому что американцев было крайне мало. Еще реже встречались фунты стерлингов. И валютчиков –то на весь Невский по тем временам было – два – три человека, да и те «шугались». Ну, до пяти. Это – в начале восьмидесятых. 1981, 82 годы…
Был такой Женя Папа – он скупал валюту у всех. Носили все ему, потому что у него всегда были деньги. Менты его «пасли» по этой теме, но «сел» он за другое – за ДТП. Попал в тяжелую аварию.
Тихая «Гавань».
Я тогда – было это году в 1982-м, задумался, куда бы мне пойти работать так, чтобы они – иностранцы – сами туда приходили, и действовать можно было с минимумом риска.
И пошел я на курсы официантов в гостинице «Гавань». Причем гостиница эта была ниже уровнем, чем, например, «Прибалтийская» или «Пулковская», но по части заработка она была очень даже неплохой. Туда ездили профсоюзные боссы. Демократов практически не было. А были французы, итальянцы, немцы, австрийцы, даже американцы – редко, но встречались. Так что - капиталисты, только – по профсоюзной линии. Селили их в гостиницах ЛОСТа – Гавани, Карелии, в Лосево, в пансионате... И пошел я в эту гостиницу. Поскольку внимание скромная личность официанта привлекает значительно меньше, чем человека, крутящегося на улице, а выхлоп – в смысле доход, там есть, и немалый. Так и вышло. Профсоюзные функционеры деньги по малу не меняли. Меняли все и сразу.
Шмотки меня к тому времени уже практически не интересовали. Я покупал у них, по тем временам, только хорошую одежду для себя. С некоторыми у меня существовали договоренности, и я им делал конкретные заказы на определенные вещи.
А так, в принципе, они что только не возили на продажу в Ленинград… Предпочитали привозить косметику, арабы – бижутерию, в огромных количествах, практически – мешками.
И пошел я работать официантом. Невский же по этому поводу практически забросил. И произошло это вскоре после начала моей карьеры официанта и помог этому вот какой случай.
Работал я тогда через день, и в выходной некоторое время после начала работы по привычке выезжал на Невский. И как – то раз хотел кого-то «кинуть». Чеки – то «клееные »не покупаются, заработок – не тот… Увидел туристов, подошел к ним. И хорошо, что узнал: рядом с теми, кого я облюбовал было для своей комбинации, стоят туристы из «моей” группы, той, что я накануне обслуживал в ресторане.
И вот тут я понял, что продолжая действовать, как раньше, можно здорово «вляпаться», причем - очень легко. Представь себе картину, леденящую кровь: ты кого – нибудь вечером на Галере «кинешь», а утром он будет сидеть у тебя в зале и завтракать. Так что больше на Невском я с тех пор не появлялся. И, кстати, повода жалеть об этом у меня не было: хватало на жизнь и без того.
Как то раз накрываю столы на обед, и тут меня как током ударяет: вспоминаю, что в предыдущую смену, два дня назад, спрятал я под ковролин восемьсот с лишним франков, и не помню, забрал я их или нет. И вообще про них забыл. Бегу, поднимаю ковролин – лежат…
Так что на заработки жаловаться не приходилось.
С этими же интуристами – «моими» профсоюзниками - я ходил в «Березку». Покупал там продукты, шмотки в «Березке» мне, правда, не понравились. А потому, во времена уже начинавшегося даже в Ленинграде тотального дефицита, в основном – хорошую еду. В городе мало что было, а я там брал сосиски в банках, другие продукты, какой-то магнитофон себе прикупил, и было это уже году в 1984-м… Взял я тогда два комплекта: телевизор и видик, Джи Ви Си. Но воспользоваться ими не успел: оставил у приятеля, а потом меня отправили Сибирь поднимать… В первый, но не последний, раз.
Когда я вернулся, а это было в конце восьмидесятых, основной темой в городе были динары.
Рестораны.
А вообще жизнь тогда была веселая. В рестораны ходили постоянно, да и было их в городе далеко не столько же, сколько сейчас. А раз-два – и обчелся. И то сказать: «Прибалтийская», «Пулковская», «Советская», ресторан «Баку», «Нева», «Невский», в мотеле в Ольгино, и «Метрополь», конечно.
За город я не ездил. А больше в городе приличных ресторанов практически и не было, если только что-то упустил. Мест там практически не было, очереди были постоянно, туда в праздники и выходные было просто не попасть. Поэтому существовала такса. Официанты, разумеется, знакомые, поскольку постоянно туда ходили – и обедать, и во время работы. Так вот, такса была – чирик. 10 рублей. Даешь 10 рублей официанту, и тогда уже он тебя обслуживает «по счетчику» - поскольку ты чирик уже отдал. По большим праздникам тариф мог взлететь до четвертного. 25 рублей.
Но это же было мучением ходить в рестораны с Леней. Насколько он был грамотным, настолько…
В гостиницах тогда были буфеты. Это в те времена, когда мы с Леней «крутились» у гостиницы Советская.
И там, в гостинице, был буфет, а в нем – очень хорошая кухня, практически – ресторанная. Отстояли очередь – в этом буфете, предназначенном для служащих гостиницы, кроме них самих, собирались мажоры, картежники, те, кто в гостинице и вокруг нее предпочитал работать, там с улицы людей, тех, кто знал о существовании буфета, тоже пускали спокойно, без проблем. Так что практически – все свои..
Взяли мы с Леней еду, и только оплатили, только сели за стол, Леня спрашивает:
- «Сок будешь? »
- Буду.
Он побежал. Очередь на него шумит, он всем объяснил, что «мы стояли, нам не хватило, что он вот возьмет»… Принес сок –
- Сосиски еще будешь?
- Буду.
Он – опять в очередь, опять «Мы стояли, нам не хватило»...
Короче, когда он побежал, наверное, в пятый раз, всев очереди уже и так знали, что «Он стоял, ему не хватило, что он возьмет и вот уйдет»… И его уже никто не выгонял.
Пришли мы с ним как-то в ресторан гостинице «Советская». Один из трех. Заплатили по чирику. А дальше понятно – поскольку мы уже заплатили, дальше все идет уже «по счетчику». То есть официанты, поскольку свои чаевые получили, лишнего в счет, как правило, не записывают. Так принято было. Поэтому счета потом практически никто не проверял – не принято было.
И тут Леня берет счет и начинает с ним чуть ли не на калькуляторе вести подсчеты. Я говорю: Леня, ну не позорь ты меня, ну, нарисовал он себе там три – пять рублей, мы что, разоримся? Но Леня довел дело до конца…
В Советской, кстати, был официант, у которого на все была такса – 5 рублей. Стабильно обсчитывал всех на 5 рублей. Например, заказываешь пачку сигарет за 50 копеек – он: «Пять пятьдесят». Ну, и если кто-то его на этом «ловил», и указывал, что он обсчитал, тот, без тени смущения, заявлял: «А что тебе, жалко пять рублей? Хочешь, я за эти пять рублей сейчас прямо здесь лягу на пол и буду лежать». И ведь ложился, и лежал.
Потом его все же выгнали.
А еще в корпусе «Б» в «Советской» в ресторане играл выдающийся скрипач. Душевный. «Б» - это где вход был с Фонтанки.
Рестораны были величиной постоянной. «Невский» - это – само собой, это – каждый день. А вообще – хорошо знал все точки от улицы Желябова до Восстания. Кафе «Север» мне не очень нравилось, а точек общепита, где питались каждый день, во время работы, было четыре. Гостиница «Европейская» - шведский стол, вторая - на Желябова, - на перекрестке, немного не доходя до Невского, три ступеньки вверх. Что-то вроде столовой, но с официантами, скатертями, и неплохой кухней. Там было два зала и всегда стояла очередь. Кормили вкусно и недорого. Один зал большой, это – для всех. Во второй, маленький зал нужно было проходить из первого. Вот этот зал облюбовали для себя мажоры, ломщики и других представителей околокриминального бизнеса.
Туда мы всегда проходили в одежде. В гардеробе нас не останавливали, поскольку оставлялись чаевые, знали, что «люди на работе» и долго засиживаться не собираются. Там же решались вопросы. Там же велась продажа вещей хорошего качества среди своих.
Еще у улицы Восстания, в полуподвале была тогда «Сосисочная». Там так же постоянно была очередь, но мы туда ходили с черного хода. Заходишь в арку, там – вход в подсобку. Никто никогда не останавливал.
Если работал или выходил в ту часть, за Апрашку – по улице Дзержинского налево , на углу набережной Канала Грибоедова, была столовая Интуриста. С огромным ассортиментом, кормили там обалденно, и всегда стояли очереди. Мы туда тоже ходили с черного хода. Мы не стояли в очереди в кассу, подходили к поварам, отдавали им деньги, и они без слов накладывали еду.
Разумеется, когда работаешь на объезде, тут уж питаешься, чем придется. Гостиница «Карелия» это, в основном, демократы.
Был ресторан «Москва». «Невский». В «Невском» - очень неплохая была кухня. У меня там официанты знакомые работали, я его регулярно посещал. Как-то раз напились там с Токаревым. Все – «за Одессу-маму». Деньги –то шальные были. Тогда, в самом начале восьмидесятых, даже в восьмидесятом, пригласить Розенбаума на квартиру стоило 200 рублей. 200 рублей, столик, и он поет.
Из ресторанов любил «Пулковскую», в «Советской», сам о собой, «Метрополь» и «Невский», конечно же – Ольгино и Рощино. В Прибалтийской я, как правило, не крутился. Если только на объезде. И не знал там никого, в первую очередь – спецов. Так что ходить туда можно было спокойно.
Была еще и «Тройка»... Туда я ходил не часто, потому как – не любил. Только по встречам. Держал его, кажется, Вольдемар, а кроме того, в «Тройке» постоянно ошивался Дохья.
Слава Рогинский с ним тогда прошел по одному делу… О деле этом тогда в газетах писалось довольно много, процесс превратили в показательный, да и сеть, которой он руководил, была не из мелких. Тогда вместе с ними югослава, или кого-то из «демократов» «нахватили», была изъята крупная партия часов, очень крупная… И брал его, кажется, Комитет...
Тогда, когда их нахватили, я как раз работал официантом. Нахватили их крепко, и с их подачи досталось многим другим людям. Слава тогда приехал в гостиницу, работал он тогда официантом где-то, чуть ли не в «Тройке», или в «Интуристе», уволился, и приехал устраиваться в «Гавань».
А я в этот момент сижу, как раз, в зале. И он заходит. Поговорили, он немного нервничал.
Но его тогда к нам на работу не взяли – он уже тогда был «под колпаком».
Тогда же, как раз, Андрюша Денисовский, тоже известная личность, собрался у Рогинского покупать машину, вроде бы «шестерку» цвета «Валентино».
Я еще тогда Сережу предупреждал, чтобы он с Андрюшей поаккуратнее был, но тот не отреагировал: столько лет в одной сфере крутимся… И я как-то раз дал ему послушать одну кассету, которая попала ко мне случайно, от самого Денисовского.. И там, на этой кассете, проскочили две фразы, которые для узкого круга посвященных лиц звучали очень и очень настораживающе… Впрочем, машину он ему все же продал, потом Рогинского арестовали, вместе с Дохьей.
Приехали с обыском и к Денисовскому.
А он был в определенных кругах знаменит тем, что очень любил меняться. С деньгами расставался очень тяжело, а вот на обмен…
Как – то раз, ехали мы с объезда в три часа ночи. Так вот, ночь не ночь, а к Андрюше можно было запросто приехать в любое время: бизнес есть бизнес. Он всегда примет, и у него всегда можно было кучу корейского барахла выменять, например, на хорошую магнитолу для себя, а если доплатить 25 рублей – можно было взять все, что угодно.
А еще у Андрюши был знаменитый шкаф – трехстворчатый, «сталинский», светлого дерева. Вот мы, условно говоря, меняем телефон на магнитофон, Но телефон стоит 100 рублей, магнитофон – дороже. И я, условно говоря, за магнитофон чем – то «добиваю». А «добиваю», как правило, чем – то не первого сорта… И все это, что могло пригодиться ему «на добивку», скапливалось у него в этом шкафу. И вот подходит он, открывает левую створку…
- «Андрюша, ты перепутал, фунты стерлингов у тебя справа, слева у тебя доллары»… И вот все это там копилось -копилось, годами скапливалось, и накопилось столько, что когда приехали к нему с обыском, шкаф этот попросту ломился от всякого барахла. Андрюша в то время уже торговал всякими «мульками» для «цеховиков»: полными комплектами, ну, «кожанки» флажки, заклепки, пуговицы. Все то, что было необходимо для изготовления «самопала» под «фирму».
Жил он на Обводном, на углу Обводного и Измайловского проспекта, и окна квартиры выходили на Обводный канал. И прямо под его окном по всему фасаду шел широкий карниз, а прямо под ним тогда располагалось пошивочное ателье. Над входом – бетонная терраса. При желании спуститься на нее было несложно. И когда к нему в дверь звонили, он все свои запасы лейблов выбросил в окно. Но они не упали вниз, на улицу, они попали вот на эту террасу. А приехали за ним не «менты цветные», а серьезные люди. И разумеется, все что он выбросил, быстро нашли.
Он: - «Не мое».
- А чье?
- Может, кто-то из ателье спрятал.
А в бумажнике у него лежали образцы, именно такие же, как те, выброшенные…
И все ему приплюсовали…
И когда у него стали все изымать, сначала хватали все подряд. А потом, когда посмотрели, что для вывоза добра понадобится не меньше двух грузовиков, начали брать вещи весьма разборчиво: «куртка джинсовая, не новая, не берем».
И вот тогда Рогинский и Дохья получил сроки. Дохья 8 или 10, а Рогинский – поменьше, поскольку в первый раз шел..
Дохья меня, кстати, пытался вызвать на разговор, предлагал работать вместе. Но я предпочитал держаться от него подальше. Почему? Я для себя уже давно многое решил. Разумеется, было это не во времена «пурукумщиков», а в те поры, когда я уже плотно стал заниматься валютой. (А статья там серьезная была, всего-то две части - первая от восьми до пятнадцати, и вторая – до расстрела).
И я старался периодически полностью менять близкое окружение. Чтобы никто меня не знал долго. Вот от Сережи и от Игоря я тогда уйти вовремя не успел. Хотя связали тогда меня не из-за них. А уходить… я ушел, но чуть позже.
Хотя «первый звоночек» получил именно от них. Я тогда приехал к Игорю, а он как раз разругался с женой и звонил мне, жаловался, спрашивал совета, как делить сковородки. Я его вместе со сковородками отправил подальше, посоветовал: отдай ты их все, пошел, да новые купил. Я к нему тогда приехал, а он и говорит, что жена угрожает ему написать заявление в милицию, про хождение «на вагон», и прочие его дела.
Я говорю: «А я –то тут причем, я на вагон не хожу. И никогда не ходил». А он мне заявляет: «Ты понимаешь, что от тебя через мои руки только французских франков прошло более сорока тысяч. Дальше продолжать? » И я тогда эту связь обрубил. А «сдал» меня тогда совсем другой человек: мой коллега – официант. Но об этом я узнал значительно позже.
Вагон и «трасса».
На «вагон» я сам никогда не ходил. Предупреждаю сразу, что знаю об этом бизнесе только со слов. Работали люди – рассказывали.
На Варшавский вокзал приходил пассажирский состав. В этом составе был один польский вагон. Тот, что из Варшавы. С польскими же проводниками. И поляки – проводники если возили, например, солнцезащитные очки, то здоровенными, смотанными скотчем брикетами. Короче говоря, товар они возили на продажу только большими оптовыми партиями. От сотни солнцезащитных очков и более. С двумя – тремя парами там никто связываться даже не стал бы.
Приходил этот вагон в Ленинград, кажется, раз в неделю.
И у наших, кое – у кого из моих знакомых, возникла тема «хождения на вагон». Причем, носили туда, в этот самый вагон иногда (а речь идет о самом начале восьмидесятых годов) до 10 тысяч долларов за одну сделку. Привозились оттуда крупные партии очков, джинсов, другой одежды.
Вот Сережа Сынок “на вагон» ходил.
Ездили работать «на трассу». Шоссе Ленинград – Выборг. Тут уже, если повезет, вылавливался автобус с финскими туристами, или же машины туристов.
Видишь – едет финн на машине. Останавливаешь его. Они уже знают – зачем. Пересаживаешься к нему в машину, напарник едет следом, ты в это время решаешь свои дела. Ничего подозрительного, просто идут две машины по трассе. Как только закончил – выходишь, садишься в свою машину. Тут, кстати, мухляжом заниматься было крайне сложно: финн мог запомнить автомобильные номера, а потом заявить в милицию. Ладно, если речь шла о валюте, о незаконной сделке с валютой он и сам бы не заявил, поскольку мог лишиться визы. А вот что касается вещей, тут могли «притянуть» легко.
Правда, сколько раз меня ни задерживали, а ни разу не было, чтобы искали по ориентировкам.
Никто на меня не никогда заявлял.