Взгляд из мастерской художника
Текст: Галина Мумрикова
Глава 3. Осень-весна… малиновая леди и кое-что еще
Конечно, ходила я по мастерской и вглядывалась в то, что смотрело на меня с кирпичных стен. Обратила внимание на триптих, который, оказывается, стал продолжением (через десять с лишним лет!) написанного маслом полотна «Осень-Весна. Весна-Лето», на котором изображено горное озеро.
И захотелось художнику вновь медленно пройтись на лодке по озеру и сделать такие мимолетные этюды, как моментальные кадры света – утреннего, дневного, вечернего. И получилось, что озеро за желтыми деревьями меняет окраску, деревья остаются почти неизменными, ракурс тоже, и мы проживаем весь длинный день на озере.
А вот «Малиновая леди» вынуждает включать воображение и отвечать сразу на много вопросов: во-первых, где она сама, куда спряталась, куда идет, одна ли она, чьи следы на снегу, какой зверь тут прошел. Вопросов много – ответов нет. То есть он есть, но у каждого – свой.
В отличие от «Деревни Святово». Там Саша одну зиму жил в деревенском доме, и немногие жители к нему привыкли. В конце своего творческого заезда он с друзьями устроил что-то вроде выставки. В принципе это абстрактное полотно с элементами скрытого реализма. Да, есть река, домики деревянные, где-то на заднем плане вроде как храм. И неожиданно местные зрители вдруг начали узнавать свои дома, дома своих соседей, нашли они и церковь, нашли еще какие-то строения, которые не видел сам художник. Получается, что он ухватил суть жизни этой деревни, почувствовал ее душу, распознал природу ее существования, и, наверное, поэтому в картине, наполненной абстрактными символами, где нет настоящей реалистично прорисованной речки, где нет четко выписанного храма – жители деревни разглядели всё-всё – и приняли картину за свой собственный «портрет», узнав в нем часть своего бытия.
Еще одну серию с ложками и вилками из коллекции своей питерской бабушки Саша начал еще в Ташкенте. Эти серебряные столовые приборы так хорошо легли, можно сказать, «вписались» в холст, хотя они так же хорошо вписываются и в бумагу – им как-то все равно. В этой серии проглядывает некая графичность, но смотрится она все же как масляная живопись.
Глава 4. С точки зрения графики и… бумаги
Сколько я получила информации про бумагу за время общения с Сашей – ну почти специалистом стала. А все потому что для него она словно живая, в ней он находит вдохновение, она подсказывает образы и в результате рождаются новые серии на бумаге.
И мое путешествие по картинам уже почти без всякой хронологии со смешением техник и жанров, поверхностей и ракурсов начну с полотна «След прозрения», написанного в 2000 году сухой пастелью на черном французском торшоне. Само слово «торшон» переводится как грубая льняная структура. Чего мне только здесь не привиделось – от римских галер и египетских фараонов до женской головки в парандже и даже кино, которое показывают где-нибудь в Венеции. Вот уж неисповедимы пути воображения.
Еще один триптих более чем двадцатилетней давности. Всего лишь «Брызги шампанского». На простой черной бумаге. Акрил, белила, немного охры. Где-то еще и темпера присутствует. На одной из трех не лишенных этой залихватской абстрактной декоративности композиций мы видим чашу и три каких-то фрукта – не то перевернутые груши, не то еще что-то. Может, и не груши вовсе. И вообще, может, и не было никакого шампанского. Может, это три дамочки в образе бокалов. Всё может быть.
Многомерность сделана на черной бумаге и рисовой бумаге.
Использует Саша бумагу тайвек, о которой можно написать целую оду. Тайвек сочетает в себе лучшие свойства бумаги, ткани и пленки. Однако обойдемся маленьким рассказом художника: «Есть такая крупная компания DuPont из Люксембурга, у них было представительство в Москве. Мы в свое время с другом проводили в этой компании выставку, и мой приятель попросил компанию подарить мне их техническую бумагу. Это сложная бумага, я ее довольно долго изучал. У нее мелкая структура, она не рвется и бывает белая и серебристая. Так вот сначала я делаю монотипию, а потом начинаю графически дорабатывать, чтобы получилась хорошая прорисовка, используя акрил, темперу, черную тушь, угольный карандаш».
Впрочем, в ходу у Саши был и самый обычный крафт хорошего качества, который, по сути, вообще ничего не стоит.
Ну вот наконец-то приблизилась я к гранатам. А все потому что – король. «Город-Гранат» из серии «Чаша» композиционно наклонился влево. Но вероятно, так и было нужно. Вероятно, нужно было этим сочным гранатам такое смещение центра тяжести.
А здесь совсем другие гранаты, то скромно прислонившиеся к ломтику арбуза, то как бы отправившиеся в поход, в бездну, в черную пустоту. Они могут выставить себя напоказ в «семейном» портрете и даже отодвинуть желтые горы в сторону.
Серия «Путь граната» – это особый путь шероховатого фрукта. Его путь – с корабля на бал весьма прост. Да, его можно приукрасить, можно оставить почти бесцветным и бледноватым, но корона-верхушка с острыми зубчиками всегда выдаст его происхождение, его королевскую сущность.
Глава 5. …а также флейца и туши и вообще отношения к миру
Что может выдать флейц, который попал в руки художника? Он может выдать массу эмоций, он может выразить сиюминутную мысль, внезапно нахлынувшее воспоминание, он может дать надежду и рассеять грусть. Он может всё, и в его многочисленных, не поддающихся подсчету тончайших закругляющихся черных дорожках вы увидите, если захотите, ростки чистой природы, спрятанные в вихревом потоке линий. Их можно даже мысленно раскрасить по своему усмотрению.
Эти листы «Предчувствия» один за другим Саша Бродский выдавал во время пандемии. Время потерь. Время нелегкой повседневности и предчувствия почти что конца…
Не скрою, не люблю слишком зашифрованную абстракцию. Люблю такую, которая побуждает к действию, заставляет волноваться, искать пути-дороги, людей, которых хочется найти и что-то им сказать. Вот я и нашла некий отзвук, некое отражение гранатов, песков, жажды, солнца и еще много другого в «Оазисе миров», выстроив, пока разглядывала, свой диалог и с картиной, а заодно и с художником. И еще с кем-то, кого пока не нашла.
Не вижу никакой декоративности и в серии «Чаша». Для кого-то просто сосуд. Для кого-то символ мирозданья – смотря с какой стороны посмотреть. Я, например, в «Абрикосовой косточке» обнаружила рыбу, вернее, наткнулась на ее насмешливый глаз, да и косточку тоже нашла. И в «Светлой чаше» пыталась что-то найти, но каждый раз ее «тройная арифметика» сбивала с толку и вынуждала смотреть и смотреть. Почему? Не знаю.
Одна из «многолетних» работ – это «Чаша Вселенной». Она, как своеобразный лейтмотив, уже давно висит на стене и как будто заполняет собой всё пространство, устроив такой «замес» из космоса, и всего, что в нем есть видимого и невидимого, красивого, непостижимого, явного, сложного и радостного, зашифрованного в старых письменах. Недавно Саша решил ее закончить, и появился где-то посередине цветок. Для чего? Стало быть – для чего-то. Может, для красоты, а, может, для того чтобы примирить еще не познанное бытие с тем, что есть в реальности. Почему бы и нет? Кстати, «Чаща Вселенной, и «Лабиринт «Вселенной выполнен на крафт-бумаге, а "Чаша Вселенной - на черном французском торшоне. Оба полотна однажды побывали на персональной выставке в Лондоне…
… Очень многое осталось «за кадром». Очень. Потому что невозможно объять необъятное. Невозможно. Чаю мы с Сашей выпили за это время много, но до «пуда соли» пока не дотянули. Многие картины разлетелись по миру и находятся в разных коллекциях и в разных странах. Многие серии еще не начаты. Наверное. Но непременно будут... Потому что мне показалось, что в его мастерской живет большой драйв – этакая напористая энергия, этакое цветное и черно-белое движение, в сети которого попадают аурические люди и малиновые леди, большие и малые рыбы, сочные гранаты и арбузы, и многое-многое другое…
Что будет в следующей серии? Ждем-с!
#искусство#изобразительное искусство#графика#Александр Бродский#