Деление на правых и левых было действительно порождено Историей. Начало ему положила Французская революция. Размежевание на правых и левых впервые произошло летом 1789 г. Можно даже уточнить дату: это было в пятницу, 28 августа 1789 г. Именно в тот день Учредительное собрание, занимавшееся разработкой новых институтов, которые означали бы переход от абсолютной монархии к конституционной, разделилось на две части по вопросу о том, какие полномочия следует дать королю. Прежде всего, речь шла о будущем праве вето. Именно тогда сторонники наделения монарха более широкими полномочиями сгруппировались на правой стороне зала заседаний, а те, кто враждебно относился к этому, собрались слева. Таким образом, на смену трехсословному обществу Старого порядка и соответствовавшему ему протоколу, применявшемуся еще совсем недавно, во время открытия Генеральных Штатов, пришла биполярная структура, сложившаяся в рамках зарождающегося парламентаризма.
Однако основополагающая роль Французской революции не ограничивается созданием такого деления. После революции, на протяжении всего XIX в. именно в спорах вокруг ее наследия, ее завоеваний и памяти о ней происходила кристаллизация разных идеологических позиций. Тем более что отзвуки Французской революции до конца XIX в. звучали в непрестанном споре о том, какой политический строй необходим Франции. Этот вопрос о политическом строе на протяжении всего века оставался важнейшим, и совершенно естественно, что нарождающиеся политические кланы олицетворяли собой разные возможные ответы на него. Так, очень скоро левых grosso modo стали отождествлять с республикой, олицетворенной образом «сражающейся Марианны».
Конец XIX в. знаменовал собой важный рубеж. В это время на целый век вперед изменилось содержание противостояния правых и левых. В самом деле, республика окончательно победила, Марианна достигла власти. Даже более того, в своей исторической борьбе против монархии республика «из фактора социально-политической и обыденной жизни» превратилась в «фактор обыденной жизни». В данном отношении показательно дело Дрейфуса. В отличие от буланжистского кризиса, имевшего место десятью годами ранее, здесь уже не стоял вопрос о природе режима: большинство антидрейфусаров, как, например, Баррес, являлись республиканцами, хотя республика, которую они хотели установить, была авторитарной.
Рассмотрение вещей в исторической перспективе тем более необходимо, что сложившийся на пороге XX в. пейзаж долго сохранял свой облик, по крайней мере, в общих чертах. Если до того противостояние правых и левых определялось преимущественно вопросом о том, какой политический строй следует установить во Франции, то теперь главным фактором размежевания стали разногласия по проблемам экономическим и социальным. В центре политических дебатов оказались вопросы о роли государства в сфере отношений собственности, о механизме налогообложения и возможного перераспределения доходов, а также проблемы социального неравенства и экономической эксплуатации.
Вопрос о республике больше не определял границу между правыми и левыми. На правом фланге в конце XIX и начале следующего века большинство бывших монархистов и бонапартистов признало победивший режим. На левом фланге для поднимавшейся новой политической силы – социалистов – Марианна торжествующих республиканцев не была достаточно «социальной», и они первое время считали республиканское устройство лишь ширмой для буржуазного порядка и социальной несправедливости. В 1890-1900 гг. слова «левые» и «республика» перестали автоматически восприниматься как синонимы. До того времени «синие» и «красные» находились по одну сторону великого франко-французского разлома. Отныне разлом проходил между ними.
Центральным элементом противостояния правых и левых надолго стал вопрос о месте государства в сфере отношений собственности и об организации социального обеспечения. Новую идеологическую конфигурацию с изменившимся содержанием противостояния правых и левых пришлось ждать едва ли не до конца очередного века. Это произошло в 1980-е годы, когда французский социализм принял ценности рыночной экономики, а затем, после краха коммунистических режимов в Восточной Европе, был снят вопрос о том «развитии истории», каким его видел марксизм-ленинизм.
Однако вернемся к концу XIX в. В политической культуре правых изменился тогда собирательный образ «врага». Отныне пугалом становится уже не республиканец, а социалист и, некоторое время спустя, коммунист. Тот и другой воспринимаются как приверженцы социального беспорядка и экономической дестабилизации. Эти изменения тем более важны, что в самом начале XX в. во Франции как справа, так и слева возникают политические партии, т.е. стабильные структуры. В этот момент существующие политические силы постепенно приобретают, как при проявлении фотографической пластинки, четкие очертания.
Все эти принципиальные перемены, произошедшие с конца XIX в., наглядно показывают, что развивающаяся сама по себе История по-разному может влиять на становление политических традиций. Она неизменно ставит перед национальным сообществом проблему основополагающего выбора, но являет ее в разном обличье. Это могут быть моменты революционного перелома, как тот, что начался в 1789 г. Однако в других случаях это могут быть периоды внешне не столь заметных, но не менее глубоких изменений социального организма или политической структуры. Именно таковым был конец XIX в., когда одновременно происходил социальный и политический подъем «новых общественных слоев» и формировались новые политические институты. В частности, конец XIX в. стал переломным моментом для крайне правых: именно тогда в политической сфере появилась идея национал-популизма, обращенная к прошлому и порожденная тройным кризисом – политическим, социальным и кризисом идентичности.
Итак, левые, как и правые, на протяжении своей истории претерпевали существенные изменения, в основе которых лежало возникновение в разные времена тех или иных важных проблем, раскалывавших национальное сознание и определявших характер конфликтов внутри общества. В течение всего XIX в. центр споров находился в области политики; с начала XX в. он переместился в сферу социально-экономических проблем. Похоже, что сегодня третий после 1789 г. рубеж веков отмечен интересом преимущественно к проблемам социо-культурным. И здесь встают три главных вопроса. Первый состоит в необходимости переосмысления республиканской морали. Второй – в потребности понять, куда движется История. Хотя человечеству и не дано знать «цели Истории», оно не может существовать, не видя «линии горизонта». Наконец, третий вопрос состоит в том, что человек, благодаря развитию биологии, может сегодня гораздо больше, чем прежде, влиять на жизнь, однако не способен приручить смерть. Отсюда новый интерес к некоторым важнейшим аспектам жизни человеческого общества, таким как сексуальность, беременность, рождение, болезнь. И поскольку все эти обстоятельства будут вызывать новые споры, постольку будет продолжаться и противостояние между правыми и левыми.